Книга Слой - Евгений Прошкин

– Спортом не увлекались?

– Возможно. В смысле, не исключено. Точнее – не в курсе.

– Женщины какие вам нравятся? Блондинки, брюнетки, смуглые, белокожие?

– Красивые.

– А как вы относитесь к гомосексуальным контактам? Я имею в виду, способны ли вы…

– Валентин Матвеич! – В сердцах воскликнул Петр.

– А что такого? Наука никогда не считала это отклонением. Общество – да, а наука…

– Нет, нет, нет! – Заорал он. – Ни мужиков, ни детей, ни старух, ни животных!..

– Ну вот, базовые понятия сохранились. А живая кость мясом обрастет. Хочу показать вам кое-какие снимки…

– Да прекратите же! – Взмолился Петр.

– А? А, нет, это не то, что вы подумали. Ваши близкие – жена, сын.

Петр двинул пальцем три цветных фотографии. Два портрета и общий план – обычный дачный участок: скромный домишко, парник, грядки, деревца. В центре – широкие качели, а на них два человека. Тот, что слева, – он сам. Знакомая небритость пухловатых щек, взъерошенные волосы, нетрезвая улыбка. Сигарета в зубах. Все остальное он видел впервые.

– А что за женщина рядом с вами? – Невозмутимо спросил Валентин Матвеевич.

– Жена?

– Любовь. Люба. Снимки недавние, прошлого года, и она ни капли не изменилась.

Петр присмотрелся к супруге – баба как баба. Наверно, он мог бы с такой жить. Теоретически. Нет, не было ее. Вот врач сказал про засаду, и встрепенулось что-то, а Любовь – нет. Не цепляет. И юноша на другом фото… Длинная челка, немного смахивает на Гитлера. Почему он брюнет? На верхней губе – большая родинка… Ну как забыть родного сына? Петр натужился до боли в висках – ничего. Глухо. Не родной он ему, и дамочка эта – тоже.

Шьют, осенило его. Лепят новую биографию. Сперва стерли настоящую, а теперь вдалбливают – либо чью-то чужую, либо вообще искусственную. Собрали тысячу фактиков, смонтировали снимки и пытаются из всего этого построить его прошлое. От того и не застревает в мозгах, не задерживается.

– Зачем вы это делаете?

– Вы опять за свое? – Опечалился доктор.

А главное, сразу понял, о чем речь. Интересно, сколько с ним уже возятся? Петр представил себе снег, но с решетками он не ассоциировался. Похоже, зимой он еще был на свободе. Не здесь. Не в этой странной дурке, где психи выглядят не более сумасшедшими, чем персонал. Фальшивая память – фальшивый дурдом.

С Валентином Матвеевичем они так ни о чем и не договорились. Еще десяток наводящих вопросов – столько же невнятных ответов. Завтра доктор велел прийти в двенадцать. Петр сказал, чтоб напомнили дежурной медсестре. На собственную память он не рассчитывал.

В туалете отиралось несколько симулянтов. Завидев Петра, Сашка прервал рассказ и протянул мятую пачку «Винстона». Его разбитая рука заживала на удивление быстро.

Петр взял кривую сигарету и отошел к окну. По краям рамы белели свежие бинты.

– Когда заклеить-то успели?

– Да еще вчера. Завхоз бесился, обещал всех на сульфу посадить.

– Вчера?..

Он провел ногтем по марлевой полоске. Действительно, уже высохла.

– Погоди, я разве не сегодня его открывал?

Косари многозначительно покашляли и гуськом двинулись вон.

– Сашка, – беспомощно позвал Петр. – Разве не сегодня?..

– Нет, не сегодня, – тяжело ответил тот. – Пойду я. Мне там процедуры, и еще всякое…

Петр проводил его тревожным взглядом и, рывком свернув шпингалеты, раскрыл окно. Оно выходило в уютный дворик с кирпичными четырехэтажными корпусами и трогательными лавочками вдоль чистой аллеи. Все казалось слишком симпатичным и каким-то ненатуральным. Картонные дома, нарисованное небо, заводные птицы. Сигарета, впрочем, была настоящей.

– Когда же я проснусь? – Тихо сказал Петр.

Заводная стая покружила и исчезла за бордовой крышей.

Глава 2

Первым, как обычно, подъехал «БМВ» службы безопасности. Двое сереньких типов быстро, но без суеты пробежали глазами по окнам и чердакам, зацепили прохожих, нюхнули припаркованный неподалеку «жигуль» и, убедившись в отсутствии угрозы, что-то мяукнули в радиомикрофоны.

Настоящие спецы, отметил Константин. Не для понтов наняты, для дела. Но тоже ведь не боги: водосточную трубу проверить забыли. А еще почему-то не заметили темную стекляшку рядом с чугунным люком. Кто-то обронил карманное зеркальце, да так ловко, что легло оно аккурат на камешек, под сорок пять градусов к земле, и теперь через щель в люке можно было наблюдать половину улицы.

Спустя несколько секунд из-за поворота вырулил второй «БМВ», следом – обгаженный анекдотами «шестисотый», а за ним – циклопических размеров джип с опущенным стеклом. Открытого окна Костя из колодца видеть не мог, но знал прекрасно: в джипе еще один человечек, с фасонистым австрийским «Штайром». Ствол у «Штайра» укороченный, в десантном исполнении, а магазин наоборот, удлинен в полтора раза. И кажется, еще прицел оптический. Это уж для секьюрити излишество.

«Мерседес» заехал правыми колесами на тротуар и остановился у самого подъезда. Двое телохранителей заняли места по бокам. Задняя дверца распахнулась. Костя откинул ногтем пластмассовую крышечку и положил палец на кнопку с удобной выемкой.

– Именем Народного Ополчения…

Откуда-то сзади неожиданно появились женские ноги. Короткая юбка колыхалась от ветра, и Костя без труда разглядел тонкие белые трусики, врезавшиеся в ягодицы. В другой раз его бы это заинтересовало, но не теперь. Ближний охранник выставил руку, и женщина замерла над зеркальцем, полностью закрыв обзор.

Где Батуганин? Уже вылез, или только собирается? Он поперек себя шире, для него это целая эпопея. Прав был сотник: всего не предусмотришь.

Константин мысленно сосчитал до трех и нажал.

Никаких сверхъестественных компонентов он не использовал – там, где его учили собирать взрывные устройства, ничего такого и не было. На сто рублей бытовой химии, плата от тайваньского приемника, батарейка, старый термос и килограмм гаек-шестерок.

Вспышки он не увидел – зеркало соскочило с камешка, и в смотровом отверстии появилось небо. Женщина в узких трусах тоже куда-то пропала – Костя надеялся, что гаек на ее долю не хватило, но о ней он думал не долго. Осклизлые скобы вели его вниз, к боковому проходу.

Когда до дна осталось три ступеньки, он спрыгнул и, пригнувшись, юркнул под темную арку. Фонарик осветил низкий сводчатый тоннель с густым ручейком посередине. Костя зажал фонарик в зубах и торопливо надел припасенные резиновые сапоги. Сверху раздался лязг чугунного люка. Быстрые, однако.

На изучение схемы коммуникаций у Константина был всего один вечер, поэтому в незнакомые ветки он не совался. Выбирать приходилось наиболее короткие отрезки, те, на которых он не успеет попасть в прицел. Свернув на новом перекрестке, он затаил дыхание и вслушался. Преследователь был один. Костя рискнул выглянуть из-за угла – темно. Значит, охранник без фонаря.