Книга Последний довод - Сергей Самаров

Но, к моему глубокому разочарованию, в доме, где отдыхала смена часовых, видимо, закончилась водка. Она всегда заканчивается не вовремя. Там, в доме, легли спать и свет выключили. Если выключили, значит, недостаточно пьяны. Мы с Пашей минут десять ждали в кустах хоть какого-то проявления жизни в доме. И дождались. Даже через двойное окно послышался заливистый храп. Мне подумалось, что такой храп просто обязан всех, кто рядом находится, разбудить и обеспокоить. Он звучал откровенно нездорово. Но из дома больше не донеслось ни звука. Должно быть, двое других хватили водки с излишком, поэтому на храп никакого внимания не обратили или просто привыкли каждую ночь слышать такие звуки.

– Спят, похоже, без задних ног… – прошептал старший сержант и тихо шмыгнул своим раздавленным носом.

– А хозяева дома где? – поинтересовался я. – Не знаешь?

– Только по разговорам. «Правый сектор», как приходит, хозяев выгоняет, и сам в доме хозяйничает. Хозяева где-нибудь у родственников или у соседей. Ждут, когда эти уедут…

– Это и к лучшему, – отметил я. – Но как бы нам этих бандитов выманить? Лучше бы по одному. Или, для начала, одного, а потом уж с двумя другими разберемся.

– Сейчас, – спохватился Паша, – я в соседний дом сбегаю. Там Лилька Фиртак живет. Со мной в одном классе училась. Она раньше на скрипке играла. Попрошу у нее канифоль, катушку ниток и иголку. Мы раньше с пацанами всегда у нее канифоль брали. Знаете такое дело, товарищ подполковник?

– Знаю. Беги…

Мы в детстве тоже так хулиганили. У каждого поколения есть свои проделки. Эта проделка относилась и к годам моего детства точно так же, как к годам детства Паши. Видимо, шутка передавалась по наследству и позже тоже была востребована. Продеваешь в иголку длинную нитку, иголку вставляешь в раму вплотную к стеклу, потом трешь нитку канифолью. Скрип канифоли через нитку и иголку передается на стекло, и в доме раздается весьма неприятный звук – скрип, словно стекло кто-то стеклорезом пытается вырезать. Главное, разбудить этим скрипом кого-то. Настоящий мужик, проснувшись, постесняется будить других из-за подобного пустяка и говорить, что он испугался. Выйдет сам посмотреть. Хотелось надеяться, что в доме находились настоящие мужики. По крайней мере, они старались выглядеть такими.

Когда Паша вернулся, я аккуратно пробрался к окну. Увидеть с улицы кого-то в доме сквозь стекло, когда свет выключен, невозможно, поэтому была опасность оказаться замеченным. Здесь я взял ответственность на себя, хотя на старшего сержанта тоже надеялся, все же он уже третий год в спецназе, чему-то научился. Подходил к дому я через «мертвую зону», то есть под таким углом к окну, что меня заметить было невозможно. Под самим окном встал на четвереньки и быстро проскочил, как обезьяна, до нужного места. И все это время тащил за собой иголку с ниткой. Волоколамов надел катушку на тонкую ветку, и она крутилась, не мешая мне передвигаться. Приподнявшись, я плотно вставил иголку между стеклом и штапиком. Потом сделал знак старшему сержанту, и он, как мы и договаривались, подтянул нить, чтобы она не провисала. Возвращаться к Паше мне не было смысла. Не только из-за вероятности быть замеченным со стороны, просто потом все равно следовало выдвигаться на крыльцо. С собой я взял только палку. Ту самую, которую уже опробовал на часовом возле школьного подвала. Автомат доверил Волоколамову. Он всегда хорошо стрелял и, если возникнет необходимость, прикроет меня. Но я рассчитывал обойтись вообще без стрельбы, чтобы не будоражить жителей Пригожего. Стрельба на улице – это всегда чрезвычайное происшествие. И на каждое такое происшествие найдется любопытный глаз, который выглянет из темного окна в щелочку между шторами. И что потом скажет обладатель этой головы кому-то? И до кого дойдут слова? Нет, стрельбы лучше бы избежать… Это все я предельно ясно объяснил Паше Волоколамову. Он согласился, поскольку знал уже, что я здесь остаюсь, в селе, и стрелять согласился только в самом крайнем случае.

Я опять встал на четвереньки и пробрался на крыльцо. Потрогал дверь. Она оказалась не закрытой. Это радовало. Если не сработает история с ниткой и канифолью, можно будет просто войти. Но для начала следовало опробовать обговоренный вариант. Я встал за дверь, сделал старшему сержанту знак рукой и начал работать. Я не видел нитку, не слышал звуков и не прислушивался больше к тому, что происходило внутри дома, – ждал и жаждал услышать шаги. И услышал. Шаги быстрые. Тут что-то загрохотало, видимо, выходящий в темноте споткнулся, раздались матюки. Дверь распахнулась, и на крыльцо выскочил человек с автоматом в руках. Выскочил он, глядя в сторону окна, поэтому неосторожно подставил мне затылок. Я, пожалев палку, просто «выстрелил» снизу основанием ладони прямо по его черепу. В своем ударе я был уверен – он хорошо отработан и не единожды опробован в деле. Мне осталось только поймать падающее тело и тихо уложить за крыльцо. Даже то, что бандит не отлетел вперед, а плавно осел на меня, говорило о том, что удар получился, как и задумывалось, предельно резким. Но я на всякий случай подстраховался и поступил с его шеей точно так, как до этого поступил с шеей часового. Убить убитого невозможно. А обеспечить себе и напарнику тишину и дальнейшую скрытность поведения я этим мог.

К сожалению, мы со старшим сержантом не обговорили, что будем делать после того, как выйдет первый. Продолжать скрипеть или войти в дом и разобраться со спящими бандитами? Мне больше улыбался второй вариант. В первую очередь потому, что повторяться в работе не люблю. Да и выход второго мог бы оказаться не таким, как выход первого. Первый вышел, не вернулся. Второй может сам не пойти, а просто спьяну послать вместо себя через дверь пули. Им-то тишина села не важна, как важна мне, и потому я призывно поднял руку, делая приглашающий жест. Паша должен был его увидеть. Не такая темная была эта ночь, чтобы не заметить, а жесты он, и не только командирские, читать давно научился. Это только сейчас в спецназ начал приходить комплект экипировки «Ратник», имеющий свою коммуникационную систему, а до этого при необходимости соблюдать тишину всегда общались жестами. И Паша меня должен был понять.

И он понял. Я увидел его тень, мелькнувшую среди кустов, а чуть позже, когда он подбежал ко мне, шепотом объяснил все же смысл своего жеста:

– Их там двое, и нас двое… Войдем?

– Да пусть их хоть пятеро будет…

Но прежде чем приблизиться к двери, Волоколамов пошарил по карманам бандита и вытащил трубку. Посмотрел, снял заднюю стенку, вытащил аккумулятор и забросил в кусты. Трубку на грудь бандита бросил.

– Не моя…

– Забрали?

– Конечно. Сразу…

Подумав, я из той же брошенной бандитской трубки вытащил sim-карту. Мало ли какие обстоятельства могут выпасть. Невозможно будет счет на своей трубке пополнить, хотя у меня пополнение идет автоматически через банковскую пластиковую карту и через услуги мобильного банка. Но чужая «симка» тоже может сгодиться…

Я опустил предохранитель в положение стрельбы одиночными выстрелами и, положив руку на дверную ручку, прошептал:

– Готов?