Книга Дело о продаже Петербурга - Михаил Карчик

«Отойдите от стола», — всегда в таких случаях он говорил жене и дочке. Иногда говорил, что восточные немцы могут продавать такую меблировку только в соцлагерь — на Западе замучили бы исками. А у конструктора отец, видимо, подорвался на советской мине. Ибо миной был сам стол.

Расков дернул за рычаг. Послышался щелчок, и стол сразу же стал вдвое больше. Все, стоявшее на нем, полетело на пол. Главным, конечно же, было не это. На своем пути освободившаяся доска встретила туловище Жеребца и ударила его именно по тому месту, удар по которому наносит мужчине максимальный ущерб.

Не глядя в его сторону, Расков выпрямился, ударив назад левым локтем. Локоть попал во что-то мягкое, и, услышав короткое оханье, Расков понял, что ближайшие три секунды можно не принимать в расчет и второго противника.

Старый опер кинулся к стене. Ноющий живот, боль, кровь, опять залившая лицо — на это нельзя было обращать внимание. Лишь бы добраться до ковра!

Шашка, подаренная коллегами на сорокалетие, была исключительно декоративной, и для сохранения чести этого псевдооружия клинку полагалось из ножен не выходить. А вот кинжал был настоящий. Тоже подарок. Непонятно, где по тем временам коллеги раскопали такую штучку, хранение которой в квартире мог позволить себе далеко не каждый.

Расков чуть не рухнул на диван, ударившись об него ногами, однако кинжал выхватил из ножен сразу и повернулся. Бандит, оставивший в покое бутылки, был уже рядом. Оперу подумалось: «Сколько ни приходилось сталкиваться с холодным оружием, сам поножовщиной не занимался».

Однако бандит, видимо, тем более никогда не думал, что надо делать, когда безоружный противник внезапно выставляет в твою сторону клинок. Расков почувствовал толчок, на правую руку навалилась тяжесть, потом она исчезла. Лицо пятившегося бандита побелело, он схватился руками за то место, где грудь переходит в живот, и подался назад. Тем самым открылся обзор.

Жеребец уже почти пришел в себя и, пошатываясь, брел к Раскову. Его соратник, получивший локтем в живот, распрямился, привалился к шкафу и целился в опера из его же пистолета, вытащенного из стола.

— Не стреляй! — заорал Жеребец.

Однако бандит не слышал командира. Он смотрел на своего подельника, удивленно разглядывавшего расплывающееся красно-бурое пятно на своей рубашке, и на Раскова, шагнувшего к Жеребцу с окровавленным ножом. Два выстрела прозвучали почти одновременно.

«Вот и все, — подумал Расков, оседая на пол. — Как хорошо, что нет Клавдюши», — была его последняя мысль…

* * *

Гражданин почти расковского возраста сидел на скамейке, прислушиваясь к звукам, доносящимся с третьего этажа.

«Совсем озверела молодежь, — думал он. — Утром работать надо, а не джазы гонять. И вопить, будто режут друг друга».

Следующее, услышанное им, заставило его вздрогнуть.

«Еще и стреляют. Бандиты настоящие! Неужели, некому в милицию позвонить?..»

* * *

«В чем же дело? — думал Алексей Нертов. — В чем, не знаю, но дело плохо — это точно».

Когда к нему неожиданно пришла жена Раскова, Алексей не узнал ее сразу. Слишком непохожа была заплаканная женщина без макияжа, с дрожащим голосом и руками на ту, которую Нертов некогда видел в квартире Палыча — эдакое воплощение одновременно шарма, любви и добродетели. Нертов понял, что если бы в этот вечер ему предстояло вылетать из Питера, гипотетическое путешествие пришлось отложить, ибо отказать Клавдии Андреевне он не смог бы ни за что.

Алексей успел мимолетом подумать, как быстро закончился самый спокойный период в жизни за последние пять лет. Еще совсем недавно казалось, что гадостная полоса осталась позади. Он смог защитить доверенную его профессиональному попечению дочь предпринимателя Даутова, даже когда умер ее отец, и отстоял ее финансовые интересы в схватке с алчными компаньонами. В результате Нина не только уцелела, но и стала хозяйкой объединения «Транскросс», а Алексей — фактически ее женихом и отцом ребенка. Правда, тут же они поссорились из-за дуры-подруги. Оказалось, ненадолго.

Их помирила новая беда. Мощная московская финансовая группа решила поглотить «Транскросс». Им пришлось испытать все: целый сериал заказных статей в прессе, налеты налоговой полиции, прямые нападения на фирму нанятых бандитов. Кто-то постоянно пытался добраться до маленького Мити, и лишь когда наезд был отбит, выяснилось, какой опасности все эти дни подвергался ребенок: ведь на него охотился маньяк, работавший в фирме охранником. Потом, когда стало ясно: все ножи прошли мимо, Нина пообещала Алексею избавиться от злосчастных «транскроссовских» акций.

Теперь, правда, этот процесс застопорился. Нертов не сердился на жену: акции не картошка, их нельзя снести на базар и продать. Сам же экс-телохранитель плохо разбирался в биржевой конъюнктуре. Его удовлетворило обещание Нины продать акции до конца лета.

Что потом? Потом начинались мечты. Найти бы неподалеку от Питера (впрочем, можно и далеко) хороший участок гектаров в двадцать, договориться с местной администрацией. Там можно будет оборудовать небольшой полигон — школу для подготовки телохранителей. Директор, конечно, Алексей. А неподалеку построить настоящую барскую усадьбу. Летом, чтобы не чахнуть в душном городе, Нина будет воспитывать там Митю, может, даже разводить каких-нибудь породистых индюков (эта спесивая птица всегда нравилась ей). Зимой же можно напутешествоваться вдоволь по Европе, да и не только. Начать, конечно, с ее любимого Парижа…

Почему вы так летучи, мечты идиота? Стоило Алексею расслабиться, разнежиться от почти месячного безделья, как вдруг — беда! Еще непонятно, какая, и это пугает особенно. Впрочем, вот длинный звонок в дверь. Сейчас все прояснится.

На пороге стояла Клавдия Андреевна. Алексей взглянул на нее и обрадовался, что сегодняшним вечером Нина у подруги, в ее студии. Его жене приходилось попадать под перестрелку, и все же, если бы она сейчас увидела лицо супруги Раскова, впечатлительная Нина не заснула бы до утра.

Клавдия Андреевна всегда удивляла и восхищала Нертова своим умением держаться аристократически. Он не мог понять, как в стране, где всех графинь и княгинь увели в совхоз, как пелось в известной песне, могли сохраниться такие женщины? Нет, она никогда не пыталась изображать водевильную барыню. Это была настоящая госпожа, приветливая, отзывчивая, но всегда способная показать собеседнику: «Между нами — дистанция!» Алексей называл ее за глаза «Клеопатрой».

В этот вечер на Клеопатре не было лица — Нертов счел это трафаретное определение наиболее подходящим. Пронзительные черные глаза, длинный с маленькой горбинкой нос, тонкие губы — все на месте, но привычного лица не было.

— Здравствуйте, Алексей. Вы меня, наверное, не помните. Я жена Леонида Павловича Раскова. Точнее — вдова. Леню убили.

Нертов с самого начала понимал, что вряд ли она бы примчалась к нему под вечер с другой вестью. И все же его наставник, под руководством которого он стажировался еще до того, как стал телохранителем, умер только в эту минуту.