Книга Улан. Экстремал из будущего - Василий Панфилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вышел к окраине, и… да – село с деревянными домами, деревянной церквушкой (или часовней?) и лаем собак. Зрение у парня было не орлиное, но заметно больше ста процентов – газетный шрифт мог читать метра за три. Ну и увидел таких же «аутентичных» крестьян.
Что делать? Да особо нечего – либо вести разведку дальше, либо идти сдаваться. В своих способностях разведчика Игорь закономерно сомневался – это не город, где он смог бы вести слежку немногим хуже оперативника – проверено. Деревня, да еще и… древняя (?), имела свои особенности. В частности – собаки здесь своих знали «в лицо» и запах чужака могли почуять ой как далеко…
Так оно и случилось – то ли ветерок подул, то ли еще что, но вскоре раздался громогласный лай, и к Русину понеслась стая собак. К его облегчению – исключительно мелких, да и напасть они не спешили. Пара особо наглых шавок получила по хребту, но остальные держались на почтительном расстоянии.
Размеренными шагами парень шел к деревне, держа свой посох в руке горизонтально. Постепенно начали подтягиваться вездесущие дети, не подходя ближе, чем метров на тридцать. Потом из ворот начали выглядывать женщины, а затем и появились крепенькие такие мужички, возникшие будто из ниоткуда.
Никаких действий они не предпринимали – просто смотрели. Парень остановился и начал ждать. Осенять себя крестным знамением и произносить что-то вроде «Я свой» он не спешил, прекрасно понимая, что не знает толком, куда он попал и как могут среагировать поселяне на крест. Может быть, они тут староверы или еще что…
Насмотревшись на него, крестьяне неторопливо сняли шапки и поклонились – не слишком низко. Игорь тоже поклонился в ответ, но почему-то как на татами, не отрывая глаз от «противника» и не сгибая спины.
– Здравствуй, барин, – с достоинством сказал один из крестьян, – заплутал, поди?
– И вам здравствовать, – так же неторопливо отозвался парень, – есть немного.
– Оголодал, поди?
– Не слишком, но от хлеба-соли отказываться не стану, – с легкой улыбкой ответил он.
Улыбка стала своеобразным катализатором, и окружающие ощутимо расслабились, заулыбавшись в ответ. Повели его к одной из изб – вопреки представлению Игоря, отнюдь не маленькой. Дома были пусть и деревянными, но здоровенными. Подойдя поближе, стало ясно почему – под одной крышей были объединены все хозяйственные постройки, да и часть двора была перекрыта[1].
Вошли, достаточно просторная горница метров на двадцать пять квадратных, с печкой – и снова его школьные знания «мимо кассы» – печка стояла не посередине комнаты, а у стенки. Насколько он мог понять, значило это, что жилая часть дома достаточно велика. В дом прошли не все – сам хозяин (тот самый мужик, что поздоровался с ним) да еще двое столь же уверенных в себе крестьян. Перекрестившись на почерневшие доски в углу, главный зычно скомандовал:
– Любава, все, что есть в печи, – на стол мечи!
– Мне б умыться для начала, – вежливо попросил попаданец. Полили над какой-то лоханью – и водичка туда лилась откровенно грязная.
В печи оказалось не так уж много – гречневая каша, молоко и какой-то пирог с непонятной зеленью, но все очень вкусное, кстати. Мужики ели неторопливо, но так… истово, пришло в голову Игорю. И кстати, много. Сам он не то что поклевал, но съел раза этак в три меньше, чем любой из них.
– Чтой-то ты, барин, малоежка, – задумчиво сказал старший. – Или объесть меня боишься?
– Привык, – пожал плечами парень.
Знакомиться начали только после еды, главный и правда оказался главным – старостой. Звали его Антипкой, а двух его братанов[2]– Егоркой и Мишкой.
– Игорь Владимирович, – представился парень и после небольшой паузы: – Русин.
Лица у мужиков внезапно стали деревянными, и речь их потекла уже без прежней живости, появилась странная нотка.
«Да они что, лебезят передо мной? – удивился попаданец. – С чего бы?»
Что он такое ляпнул, гадать можно было долго, а спрашивать напрямую… На фиг – однозначно.
Из осторожной беседы выяснилось, что живут они при «матушке Елизавете, неподалеку от стольного града Питербурху». Обед и неловкая для обеих сторон беседа заняли часа полтора, после чего послышался дробный конский топот, и вскоре в избу бесцеремонно ввалился какой-то военный.
– Вот, господин капрал, – с явным облегчением встал староста, – из-за кордона гость. Непонятный…
Военный – высокий, атлетично сложенный мужчина чуть за двадцать, с суровым аристократичным лицом потомственного воина и неожиданными на таком лице большущими ярко-синими глазами, окаймленными длиннющими ресницами, – молча стоял, рассматривая попаданца. Игорь столь же молча сидел, рассматривая его.
– Гефрейт-капрал Новгородского уланского полка Егор Репин, – коротко представился он, склонив голову в парике.
– Игорь Владимирович Русин, – столь же коротко ответил парень.
Снова молчание, и снова непонятное ощущение, что капралу неловко. И что в этот раз? Имя не такое? – гадал попаданец.
– Извольте проехать со мной в расположение, – слегка поклонился улан и вышел из избы.
– Благодарю за обед, – слегка поклонился парень крестьянам и вышел вслед за ним.
– Странный барин, – промолвил Егор и мелко перекрестился. Родичи молчаливо согласились с ним и, переглянувшись, дружно приказали бабам отмыть с щелоком все, чего касался русский немчин. А мало ли, от чужинцев всяка хворь может быть…
Обошлось – только старшая дочка Антипа, Маланья, некоторое время кашляла надрывно, а привычный липовый отвар и сушеная малина мало помогали. Но ничего, через неделю выздоровела, переборов хворобу.
С капралом было еще двое военных и запасная лошадь – видимо, для него. Поправив стремена под свой рост и проверив подпругу, попаданец привычно вскочил в седло.
«Расположение» оказалось временным военным лагерем для двадцати пяти человек, а капрал[3]был здесь старшим. Хм… а Игорь-то думал, что старшим должен быть сержант или там унтер… Столь же неловкий разговор и внимательные взгляды солдат. Кстати, забитыми или голодными они не выглядели и вели себя с большим достоинством. Даже откровенно неуклюжий молодняк гонялся беззлобно и «отеческих» ударов в «фанеру» не наблюдалось. Максимум – что-то вроде «голова куриная», после чего этот самый молодняк отчаянно краснел и бросался исправлять ошибки.