Книга Предельные полномочия - Сергей Зверев

— Ну, дела… — протянул Лавров. — А я-то думал — вернусь на базу, проведу с бойцами «разбор полетов»…

— Ничего, твой зам Бурханов проведет, — успокоил его генерал. — Ты нужен на более важном участке.

Надо сказать, что майору ВДВ уже не раз приходилось выполнять самые неожиданные задания, иной раз далеко за пределами Родины. Так что подобные поручения были ему не в новинку. Он только гадал: куда судьба и командование закинут его на этот раз?

Глава 3

— Так, у меня все готово! — заявил Кирилл Малышев. Его голова появилась из недр гигантской турбины, затем вылез и весь механик. — Все вроде соединил, можно проверять.

— Эй, Равиль, как там у тебя? — крикнул Константин Луценко наверх, где в сплетении проводов виднелась фигура Равиля Хайдарова.

— Подождите еще минут десять, и я закончу, — ответил наладчик.

— Денису тоже надо немного доделать, и можно провести пробный пуск, — заключил Луценко. — Ладно, если у тебя все готово, можно немного отдохнуть, выкурить по сигарете.

Они с Малышевым сели на деревянный настил, покрывавший бетонный пол машинного зала станции. Инженер вытащил пачку местных сигарет «Корридас», достал оттуда тонкую коричневую сигарету и с наслаждением затянулся.

— Я смотрю, вы, Константин Евгеньич, здесь опять к куреву пристрастились, — упрекнул его Малышев. — А ведь дома в последнее время вроде смогли бросить. Вернетесь снова курящим — ваша Светлана не обрадуется.

— Может, и не обрадуется, — согласился Луценко, продолжая как ни в чем не бывало делать одну затяжку за другой. — Зато обрадуется, что я просто вернулся.

— Вы что же, хотите сказать, что без курева здесь вовсе не выживете? — спросил механик.

— Ну, вроде того, — кивнул инженер.

— А почему? — удивился Малышев. — Условия вроде нормальные, кормят хорошо, отношение к нам, можно сказать, сердечное…

— Высота здесь больно большая, — пожаловался Луценко. — Все же почти две тысячи метров! Это для тебя нормально — ты к горам привык, и вообще организм у тебя молодой, сильный. А я жить на такой высоте не привык. Да и перепады температуры слишком сильные. Ночью, можно сказать, зима, а днем — лето.

— Как же вы медкомиссию прошли, если высокогорье плохо переносите? — спросил механик. — Они ведь нас серьезно проверяли. Даже меня, на что уж я человек тренированный, долго осматривали…

— А я их, можно сказать, обманул, — усмехнулся инженер. — Я ведь точно знал, когда подойдет моя очередь на осмотр идти. И за две недели до этого взял отпуск за свой счет и отправился на нашу турбазу на Песковских озерах. А там не с удочкой сидел, а каждый день бегал кроссы. Причем старался больше не по ровному месту, а по горкам пробежаться. В общем, подтянул сердечно-сосудистую систему до нужных кондиций. И прошел комиссию без сучка без задоринки.

— Зачем же вам нужно было на такие ухищрения идти? — продолжал удивляться Малышев. — Неужели так хотелось в Южной Америке побывать? Вы ведь и так уже много где побывали, много чего видели…

— Америку, конечно, хотелось посмотреть, — согласился инженер. Докурив сигарету, он аккуратно потушил окурок и бросил его в стоявший неподалеку таз. — Это ты верно заметил…

Казалось, что он хочет сказать что-то еще, но колеблется. А тут как раз подошли закончившие свою работу Хайдаров с Русановым, и разговор закончился сам собой.

— Ну что, начнем, пожалуй? — спросил Малышев.

— Начнем, — согласился инженер. Повернувшись к группе местных техников, монтировавших оборудование машинного зала, он крикнул:

— Эй, Мануэль! Iala! Iala!

Бригадир Мануэль Родригес недоуменно посмотрел на русского коллегу, крикнул что-то в ответ, но с места не сдвинулся.

— Путаешь ты, Константин Евгеньич, — поправил инженера Малышев. — Ты ему вроде как говоришь, чтобы он к тебе пошел. А если хочешь сказать «Давай, жми!», надо говорить не «iala», а «iale»! Iale, hombre! Видишь, он понял!

Действительно, техник кивнул в знак понимания и включил дизель — тот был призван заменить собой поток воды во время первого испытания турбины. Когда турбина пришла в движение и набрала обороты, Русанов перекинул рубильник, и в лампах под потолком машинного зала вспыхнул свет. Турбина дала ток! Луценко тут же махнул рукой Родригесу, чтобы выключил дизель: к чему зря расходовать топливо? Когда турбина остановилась, рабочие-андианцы разразились приветственными криками.

Рабочий день закончился, русские специалисты направились в душевую. Но тут их остановил все тот же Родригес. Уже поняв, что испанский язык лучше других усвоил Малышев, он обращался преимущественно к нему. Вот и сейчас он начал что-то горячо объяснять механику. Луценко из всего потока чужой речи разбирал только отдельные слова: «ехать», «карнавал» да еще несколько раз повторенное незнакомое слово «Квесто».

— Что он говорит? — спросил он, когда бригадир наконец закончил.

— Говорит, что пуск первой турбины, пускай и пробный, — это большой праздник, — начал переводить Малышев. — И они хотят устроить для нас праздник. Он говорит: очень удачно все совпало, нечего и придумывать. Как раз сейчас неподалеку, в городе Квесто проходит традиционный карнавал. Карнавал известен на весь мир, на него приезжают туристы из Штатов и даже из Европы. И нас туда хотят привезти на один день. Сейчас помоемся и поедем по-быстрому.

— А что такая спешка? — удивился Хайдаров. — Поесть бы надо, а уж потом ехать.

— Сейчас спрошу, — пообещал Малышев и снова заговорил с бригадиром. Тот что-то ответил показывая на небо. На этот раз Луценко понял без перевода.

— Говорит, не хочет ехать в темноте… — повторил он слова андианца. — Значит, все же небезопасно…

— Что делать — местная специфика! — пожал плечами Малышев. — Они за нас беспокоятся, выделят джип с охраной. Приедем, там поужинаем, переночуем, завтра посмотрим продолжение карнавала — Мануэль говорит, завтра как раз основные торжества, — и вернемся назад. Ну что, едем?

— Почему же не поехать? — пожал плечами инженер. — Мы уже месяц здесь сидим, хочется страну посмотреть, а тут такой случай.

Спустя полчаса энергетики — и русские, и андианцы — погрузились в автобус и покатили в сторону города Квесто. По дороге местные, перебивая друг друга, рассказывали историю замечательного здешнего карнавала. Малышев, как умел, переводил.

По словам рабочих, праздник называется «карнавал черных и белых». Проводить его начали еще в 1607 году, когда африканские рабы, жившие в Квесто и на окрестных плантациях, подняли восстание и потребовали, чтобы им выделили, как и белым, день для отдыха. Рабы выступали очень сплоченно, кроме того, их поддержали индейцы племени чибча, и белые пошли на уступки. Король Испании утвердил день для отдыха рабов 5 февраля. В день, когда была объявлена эта новость, чернокожее население высыпало на улицы города. Люди плясали под африканскую музыку и раскрасили все белые стены домов в черный цвет.