Книга Иллюстрированная история суеверий и волшебства - Альфред Леман

Определение магии

До сих пор речь у нас шла исключительно о суеверии, а волшебство, магия оставались без всякого рассмотрения; так поступали мы вполне обдуманно, потому что одно неразрывно связано с другим. Суеверие — это теория, а магия — деятельность, являющаяся результатом такой теории. Магия происходит от суеверия точно так же, как из каких-либо религиозных представлений возникает известный культ, определенное богослужение или как вслед за познанием сил природы идет их применение. Если верят в существование демонов, т. е. низших духов, помощь которых в том, чего иным способом нельзя достигнуть, можно купить или вынудить, то вполне естественно, что в таком случае станут пробовать, нельзя ли добиться этой помощи. Всякий поступок, являющийся результатом такого мнения, есть магия. Если верят, что злые духи могут причинять вред, то, конечно, ищут надежных способов помешать этому, и вот вам чародейство. Или, положим, существует убеждение, что все совершающееся в мире определяется движением звезд и их взаимным положением, — от такого мнения очень недалеко до стремления определять судьбу какого-либо человека по созвездию, бывшему в момент его рождения, а это — тоже магия.

Коротко и точно: каждый поступок, вытекающий из суеверия, есть магия или чародейство. К этому мы еще прибавим: всякое действие признается за магическое, раз только его объяснение исходит из суеверных представлений.

Цель такого добавления, конечно, ясна. Представьте себе, что какой-нибудь дикарь, вполне находящийся под властью предрассудков своего племени, присутствует при некоторых физических опытах, которые производят на него сильное впечатление, а это вполне возможно при состоянии современной науки; вне всякого сомнения, экспериментатор покажется ему большим и опасным чародеем: он будет объяснять себе опыты согласно со своими представлениями и, без сомнения, решит, что человек, который в состоянии производить подобные чудеса, имеет в своем распоряжении могущественных духов. Другими словами, совершенно естественные явления он сочтет за волшебство, за магию. Но нам и не нужно придумывать примеров для иллюстрации того, что часто чьи-либо действия принимаются за колдовство, хотя в глазах действующего лица они совершенно естественны; история дает достаточно таких примеров. Всюду, где только мало цивилизованный народ сталкивается с другим, владеющим более развитой наукой, результаты последней признаются за магию. Так было, например, в Средние века, когда европейцы столкнулись с маврами, достигшими большого развития в естествознании. Средневековые ученые по большей части вышли из арабских университетов, и знание, которое они оттуда вынесли, для невежественной толпы было магией. Даже сами ученые называли свою науку «натуральной магией», на самом же деле в некоторых частях это было не что иное, как то, что теперь мы называем естествознанием, потому что оно основывалось на познании законов природы. Вот что пишет Каспар Шотт в своем большом сочинении: «Magia universalis naturae et artis» (1657): «Под натуральной магией я понимаю надежное и глубокое познание тайн природы, так что, когда становятся известными природа, свойства, скрытые силы, симпатии и антипатии отдельных предметов, то можно вызывать такие действия, которые людям, не знакомым с причинами их, кажутся редкостными и даже чудесными». Здесь, таким образом, было решительно высказано, что являющееся для посвященных вполне естественным в глазах невежественной толпы есть магия.

Самый простой и естественный поступок при желании можно объяснить как чародейство: когда старуха во время пути переходит поле, то это, конечно, самый заурядный случай, но два или три столетия тому назад это было опасно для жизни. Если бы случилось, что именно из стада, которое паслось в поле, одно животное спустя некоторое время заболело, то было бы решено, что, конечно, виновницей этой болезни является старуха. Она заколдовала скот, значит, она была ведьмой. Несомненно, что многие из женщин, сожженных во время процессов о ведьмах, не имели на своей совести более значительных грехов, чем наша старуха. Совершенно одинаковый поступок мужчины мог быть истолкован как колдовство и приводил его на костер. Это — крайняя степень суеверия.

Итак, мы твердо убеждены, что всякий поступок, являющийся результатом суеверия или объясняемый суеверными представлениями, есть магия.

Сводя магию к суеверию, мы избегаем двух трудностей, с которыми приходилось бороться предшествовавшим исследователям. Во-первых, мы получаем более точное и изящное, чем это было возможно раньше, определение сущности магии. Большинство прежних исследователей под магией понимали действия, для которых нужна была помощь демонов; но это не совсем правильно. Ни в алхимии, ни в астрологии, ни в остальных науках о предсказании нет и речи о демонах, а между тем предмет занятий этих наук нужно считать за волшебство. К этим соображениям присоединяется еще то обстоятельство, что первоначально все европейские народы занимались волшебством без всякой мысли о каком бы то ни было содействии демонов; поэтому магия вовсе не обязательно предполагает веру в демонов. Чтобы иметь право признать что-либо за чары, не требуется участия в нем демонов; вполне достаточно, если оно происходит от суеверных представлений, все равно каких. Все это заключается в нашем определении.

Еще большая трудность, которой мы избегаем, заключается в проведении границ между волшебством и чудом. Само собою разумеется, что относительность, которую мы установили для суеверия, обязательна и для магии, раз мы ее определяли посредством суеверия. А отсюда следует, что всякое действие или событие, с одной точки зрения рассматриваемое как чудо, с другой — является волшебством. Когда какое-либо действие объясняется исходя из религиозных представлений, т. е. когда оно признаётся результатом непосредственного действия Божества, то оно будет чудом в глазах того, кто принимает такое объяснение. И наоборот, то же самое действие, если его станут объяснять исходя из суеверных представлений, оказывается магией.

Убедительный пример для доказательства нашей мысли мы имеем в событиях, сопровождавших выход евреев из Египта.

Во второй книге Библии, 7, 10—12, мы читаем: «Моисей и Аарон пришли к фараону, и сделали так, как повелел Господь. И бросил Аарон жезл свой пред фараоном и пред рабами его, и он сделался змеем. И призвал фараон мудрецов и чародеев, и эти волхвы Египетские сделали то же своими чарами: каждый из них бросил свой жезл, и они сделались змеями». И так повторялось несколько раз. Когда Моисей превратил в реках воду в кровь и вызвал лягушек из земли — то же делали и мудрецы Египетские. В то время как евреям действия Моисея казались чудом, потому что были произведены благодаря помощи Бога, египетские жрецы рассматривались ими как кудесники и заклинатели, потому что хотя они сделали то же, что и Моисей, но при помощи неистинного бога. Каждый легко себе представит, что египтяне смотрели на дело совершенно противоположным образом: Моисей казался им могучим чародеем, совершавшим много удивительных поступков, но и их жрецы могли творить при помощи богов подобные же чудеса.

Не подлежит никакому сомнению, что египтяне смотрели на вещи именно таким образом. Сохранились еще писания первого века по Рождеству Христову, из которых явствует, что язычники на чудеса Христа и Его апостолов смотрели как на магию.