Книга Роковая женщина - Джеймс Хедли Чейз

— Но у меня нет квалификации для социальной работы. Я ничего в ней не смыслю и буду скорее обузой, чем помощником.

Мелиш взглянул на часы. Было заметно, что он думает о следующем клиенте.

— Если племянница решила, что вы ей пригодитесь, значит, у нее найдется для вас дело, — сказал он нетерпеливо. — Почему бы не попробовать?

Действительно, почему бы и нет? Я пожал плечами и согласился поехать в Луисвилл.

Первым делом я купил «бьюик» с откидным верхом. Путь домой потребовал напряжения всей моей воли. Я дрожал и обливался потом до тех пор, пока не поставил машину на стоянку. Минут пять затем я сидел за рулем, потом заставил себя запустить мотор и выехать на оживленную главную улицу, прокатился вдоль Приморского бульвара, снова повернул на главную улицу и направился к дому. На этот раз я не потел и не дрожал, ставя машину.

Сидней пришел проводить меня. — Через три месяца, Ларри, — он пожал мою руку, — ты вернешься и по-прежнему будешь лучшим спецом по бриллиантам. Удачи тебе.

Поезжай. С Богом.

И вот с чемоданом, набитым одеждой, без веры в будущее я отправился в Луисвилл.

* * *

Нужно отдать должное доктору Мелишу: он действительно обеспечил мне перемену обстановки. Луисвилл, расположенный миль за пятьсот к северу от Парадиз-Сити, оказался большим, беспорядочно разбросанным промышленным городом, который жил окутанный вечным облаком смога. Его заводы в основном занимались переработкой известняка. Известняк, к вашему сведению, перемалывают на известь, цемент, строительные и дорожные материалы. Это главная отрасль промышленности во Флориде. Ведя машину на малой скорости, я добрался до Луисвилла только через два дня. Как оказалось, я стал нервным водителем и каждый раз, когда мимо проносилась машина, я вздрагивал, но продолжал путь и, проведя ночь в мрачном мотеле, прибыл наконец в Луисвилл, чувствуя себя на пределе сил и нервов.

Когда я подъезжал к предместьям, на моей коже начала оседать цементная пыль, вызывая неприятный зуд и желание помыться. Ветровое стекло и корпус машины тоже покрылись пылью. Даже самые яркие солнечные лучи не в состоянии были пронизать пелену из пыли цемента и смога, нависшую над городом. Вдоль шоссе, ведущего к центру, раскинулись огромные цементные заводы, и грохот перерабатываемой породы звучал как отдаленный гром. Я нашел отель «Бендинкс», рекомендованный доктором как лучший в городе, в переулке неподалеку от Мэйн-стрит. Он являл собой унылое зрелище. Его стеклянные двери покрывала цементная пыль, в вестибюле стояли ветхие бамбуковые кресла, а столом администратора служила маленькая конторка, позади которой висела доска с ключами. За конторкой восседал высокий расплывшийся человек с длинными бакенбардами. Этот субъект выглядел так, словно побывал в стычке со смертельным врагом и теперь зализывал раны.

Он занес меня в книгу регистрации, не торопясь и не выказывая никакого интереса. Печальный бой-негр взял мой чемодан и проводил меня в номер на третьем этаже, выходивший окнами на многоквартирный дом. Мы поднимались на лифте, который шел рывками, скрипя и содрогаясь, а я порадовался, когда вышел из него целым и невредимым. Оказавшись в номере, я огляделся по сторонам. По крайней мере, здесь имелись четыре стены, потолок, туалет и душ, но больше ему было нечем похвастаться.

Ничего не скажешь, полная перемена обстановки! Парадиз-Сити и Луисвилл так же несхожи между собой, как «роллс-ройс» и помятый, сменивший трех хозяев «шевви», и, может быть, такое сравнение оскорбительно для «шевви». Я вынул вещи из чемодана, повесил одежду в шкаф, потом разделся и стал под душ. Решив взяться за себя, я надел чистую белую рубашку и один из лучших костюмов. Я взглянул на свое отражение в засиженном мухами зеркале и почувствовал прилив уверенности в себе. По крайней мере, теперь я снова выглядел так, как выглядит человек с положением, пожалуй, немного поблекший, но все же, несомненно, не лишенный веса в обществе. Поразительно, сказал я себе, как способны преобразить человека, даже такого, как я, дорогой, хорошо сшитый костюм, белая рубашка и удачно подобранный галстук.

Доктор Мелиш дал мне телефон своей племянницы. Он сказал, что ее зовут Дженни Бак-стер. Я набрал номер, но никто не ответил. Слегка раздраженный, я минут пять прохаживался по комнате, затем позвонил еще раз. Опять никого. Я подошел к окну и выглянул. Улица внизу была полна народу.

Прохожие, сновавшие во всех направлениях, выглядели неряшливо, большинство казались грязными. Это были в основном женщины, направляющиеся за покупками, уйма ребятни, давно не мывшейся, если судить по их внешнему виду. Машины, запрудившие мостовую, покрывала цементная пыль. Позже я узнал, что цементная пыль была главным врагом города, худшим даже, чем скука, считавшаяся врагом номер два. Я снова набрал номер Дженни Бакстер и на сей раз услышал женский голос:

— Алло?

— Мисс Бакстер?

— Да.

— Говорит Лоуренс Карр. Ваш дядя, мистер Мелиш…

Я сделал паузу. Знает она обо мне или нет?

— Ну, конечно. Где вы?

— В отеле «Бендинкс».

— Вы не подождете с часик? К тому времени я закончу срочные дела.

Вопреки ее учащенному дыханию, словно она только что бегом преодолела шесть лестничных маршей (как я узнал позже, именно так и обстояло дело), голос звучал энергично и деловито. У меня не было настроения торчать в этом убогом номере.

— А если мне подъехать? — спросил я.

— О да, приезжайте. У вас есть адрес? Я ответил утвердительно.

— Тогда приезжайте, когда вам будет удобно. Хоть сейчас.

Она положила трубку. Я спустился с третьего этажа по лестнице. Мои нервы по-прежнему пребывали в скверном состоянии, и я не желал иметь дело со скрипучим лифтом. Я спросил дорогу у боя-негра. Он сказал, что Мэддокс-стрит находится в пяти минутах ходьбы от отеля. Поскольку мне с трудом удалось найти место для парковки машины, я решил идти пешком. Шагая по Мэйн-стрит, я заметил, что на меня обращают внимание. Постепенно до меня дошло, что люди глазеют на мой костюм.

Когда идешь по главной улице Парадиз-Сити, встречаешь конкурентов на каждом шагу. Там прямо-таки приходится хорошо одеваться, но здесь, в задыхающемся от смога городе, все казались мне оборванцами.

Я нашел Дженни Бакстер в служившей ей офисом комнатке на шестом этаже большого запущенного дома без лифта. Я вскарабкался по лестнице, чувствуя под воротничком шершавую цементную пыль. Перемена обстановки? Ничего не скажешь. Мелиш подобрал мне чудесную обстановочку.

Тридцатитрехлетняя Дженни Бакстер была высокой худой женщиной ростом примерно пять футов девять дюймов, с лицом, затененным массой неопрятных черных волос, заколотых на макушке и, казалось, готовых в любой момент рассыпаться в разные стороны. По моим стандартам ее фигуре не хватало женственности. Ее груди были маленькими холмиками, не привлекавшими сексуально, совсем не такими, как у женщин, которых я знал в Парадиз-Сити. Она выглядела слегка истощенной. Невзрачное серое платье она, должно быть, пошила сама: ничем другим нельзя было объяснить его покрой и то, как оно висело на ней. Хорошие черты лица. Нос и губы превосходны. Но что заворожило меня, так это глаза — честные, умные и проницательные, как у ее дяди. Она что-то быстро писала на желтом бланке и, когда я вошел в комнату, подняла голову. С чувством неуверенности я остановился на пороге, недоумевая, за каким чертом я сюда приперся.