Книга Вам сообщение - Мириам Дубини

— Грета Бианки, к доске — отчеканили сардельки Моретти.

Грета разработала особую тактику реагирования на вызовы к доске: не реагировать на них. Она сидела, как припаянная к своей парте, прижав ноги к ножкам стула, чтобы не поддаться искушению встать и испытать судьбу. Жизнь никогда не преподносила ей приятных сюрпризов, и она давно перестала верить в счастливый случай.

— Если ты не пойдешь к доске, я буду вынуждена поставить тебе плохую оценку.

С другими эта угроза срабатывала. Коварная Моретти давала тебе повод надеяться, что, если у тебя хватит смелости просто выйти к доске, она поставит тебе приличную отметку, не отличную, конечно, но, в общем, недалекую от удовлетворительной. Но Грета знала, что это ловушка. Она не готовилась к уроку и была способна только на немую сцену. А ее можно было играть и прижавшись к стулу.

— Только один вопрос, хорошо?

Сардельки задвигались, как змеи под дудку заклинателя.

Держись, Грета.

— Что-нибудь совсем простенькое, идет?

Держись. Сейчас она отстанет.

— Какое событие стало поводом к Первой мировой войне?

Сейчас она поставит тебе ноль и отстанет.

— Отказываясь отвечать на вопросы, ты вынуждаешь меня поставить тебе ноль. Это не прихоть — это математика.

Ну вот, Моретти почти закончила. Сейчас она снимет с ручки колпачок со скорбным видом человека, который очень не хочет делать то, что делает, но у него нет выбора и, в конце концов, все происходит для твоего же блага. Потом она выведет напротив фамилии Бианки очередной ноль, круглый и совершенный знак, напоминающий петлю для приговоренного… И тут экзекуцию неожиданно прервали.

Точнее, прервала. Девочка по имени Эмма. Она возникла на пороге класса, обрамленная дверным проемом, точно Венера в картинной раме. Тонкие руки, кожа цвета бледной луны, длинные медные волосы, рассыпавшиеся тонкими прядями по легкому и очень короткому платью, которое казалось нарисованным акварелью на совершенном теле.

— Простите, я опоздала, — улыбнулась Эмма, наклонив голову.

Моретти с каменным лицом сфотографировала ее с головы до ног. Потом на лице появилось привычное выражение унылой досады, и она вернулась к изучению журнала:

— Ты, стало быть, новенькая. Тебя зовут…

— …Эмма Килдэр. Куда мне сесть?

Моретти указала на единственное свободное место, рядом с Гретой. Новенькая пересекла класс, сопровождаемая завороженным взглядом мальчиков и оценивающим взглядом девочек. Оценивали все, кроме Лючии, которой Эмма сразу показалась очень милой. Сев рядом с Гретой, Килдэр повернулась к ней, протянула руку и уронила на лицо длинные волосы, как занавес по окончании представления. Сначала из-за этой импровизированной ширмы раздался шепот:

— Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда 28 июня 1914 года в Сараево.

Потом появилось лицо Эммы, и новенькая звонко пропела:

— Будем знакомы? Как тебя зовут?

Грета назвала свое имя, опустила глаза и, сама не зная почему, пожала руку новой соседке.

— Отлично, теперь, когда вы познакомились, мы можем продолжить урок? — поинтересовалась Моретти.

Эмма кивнула.

— Итак, Бианки… на чем мы остановились… ах да… ноль.

Грета молчала.

— Убийство эрцгерцога Фр… — зашептала Эмма, повторяя попытку подсказать правильный ответ, но Грета оборвала ее на полуслове:

— Проф, вы ведь знаете, что я хочу сидеть одна.

Не удостоив ее взглядом, проф нарисовала ноль в журнале и прокомментировала невозмутимым тоном:

— Бианки говорит, когда должна молчать, и молчит, когда следовало бы высказаться.

Потом захлопнула журнал и извлекла из своей крокодиловой сумочки учебник истории.

Грета отлепила ноги от стула и чуть съехала под парту, скрестив руки на груди и уставившись в небо за классным окном. Она бы осталась в этой позе до звонка, как обычно, но новая соседка, казалось, решила нарушить ее обет молчания любой ценой. Она что-то быстро нацарапала на клочке бумаге и тайком передала его Грете.

«У Проф силиконовая грудь», — прочитала Грега и не смогла подавить невольно вырвавшийся смешок.

— Тебе весело, Бианки? — испепелила ее взглядом обладательница силиконовой груди.

Нет, весело ей не было. Наоборот, эта рыжеволосая ее сильно раздражала. Грета помотала головой и даже не обернулась в сторону Эммы.

Раскрыв учебник, Моретти со скучающим видом начала пересказывать печальную историю Франца Фердинанда.

Прошло пять минут. И Эмма возобновила атаку новым клочком бумаги: «А также рот и нос. Теперь все это делают. Ты бы переделала свой нос? Да — Нет».

Так, это уже слишком. Соседка перешла невидимую границу. Она вторглась на ее частную территорию. Скомкав бумагу и перекинув ее обратно, Грета прошипела, глядя прямо ей в лицо:

— Может, хватит?

Эмма внимательно изучила глаза напротив и выдохнула с облегчением:

— А! Вот какого цвета твои глаза! Зеленые!

— В эфире — второй эскиз из симфонии La Mer, «Море», Клода Дебюсси, — проинформировало радио обычным грустным голосом. В мастерской послышался робкий плеск арф, за ними на всех парусах пришли духовые и скрипки, а следом громом волн, разбивающихся о скалы, ворвались ударные.

Гвидо с благодарностью впускал звуки в уши, поливая тонкой струей масла цепь светло-зеленого «Бианки». Потом запустил зубчатые колеса и долго смотрел, как механизмы бесшумно вклиниваются друг в друга. Он закончил, старый тридцатилетний велосипед казался возродившимся к жизни. Гвидо еще раз осмотрел аксессуары: родной насос, прикрепленный к раме, набор самых необходимых инструментов за седлом, сигнальные фонари, красный сзади, белый спереди. Он решил, что неплохо поработал, но проверить это можно было только одним способом: сесть за руль.

Гвидо подошел к седлу, взялся за обе ручки, наклонился вперед… и задрожал всем телом. Сделал глубокий вдох и попробовал еще раз. Бесполезно. После аварии он так и не смог больше сесть на велосипед. Всякий раз, как он пытался это сделать, от паники у него каменели все мышцы. Другие, более опытные гонщики говорили, что надо подождать, что все пройдет. Но ничего не проходило. Гвидо пожал плечами, стараясь избавиться от своих мыслей, потом повернулся к сыну:

— Ансельмо, не хочешь прокатиться?

Юноша тут же отложил покрышку, которую латал, и прыгнул в седло. Он ждал этого момента с того дня, как Гвидо начал реставрацию. И теперь, когда все было готово, ему не терпелось сделать круг на велосипеде, на котором его отец выиграл столько гонок. Он наклонился над рулем и сжал ручки с видом спортсмена перед большим стартом.

— Только один круг, и тут же вернусь, — пообещал он.