Книга Обреченный мост - Вячеслав Демченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Теперь я очень понял, — ответил Вася комиссару. — Спасибо. Может, ещё понадобится этот урок и мне.
Идущие в авангарде приостановились: короткий привал. Измученные, уставшие партизаны молча падали наземь.
Подойдя к раненому Левкову, Тарас Иванович спросил:
— Ну как ты, друг Миша, себя чувствуешь?
— Да вот, думаю, что кость цела, но, наверно, надолго выйду из строя.
— Ничего, — ответил комиссар. — Поправишься, ещё и на твою долю хватит бить фашистов. А сейчас крепись. Всё будет хорошо. Я услышал, что командира убили, а не смог поверить. Чую — живой, и всё. Вот видишь, как бывает, Миша? Чувства всё же говорят правду.
— Да, это так, — сказал Михаил комиссару. — Но я думаю, что не родился ещё тот фриц, который должен убить меня. Я ведь живучий.
— Да оно-то так, ты у нас из особого теста состряпан, — улыбнулся Руденко. — Хоть всякому концу приходит конец, но не в одно время, дорогой товарищ Миша.
Где-то там, под перевалом, в небо взлетели одна за другой три ракеты. И, как по команде, закончилась бессмысленная фашистская перестрелка. Стал слышен надрывный вой мотора какой-то машины, взбирающейся по алуштинской дороге.
После короткого отдыха партизаны тронулись дальше.
— Молодец, Серёга, — сказал Руденко, пристраиваясь в авангард, к разведчикам. — Да ты, впрочем, всегда молодец. Урок Финской даром не прошёл.
— Ещё тот урок, — кивнул Хачариди. — Врагу не пожелаешь. А всё-таки, чего мы на этих, — он показал, не оборачиваясь, за спину, будто и так было не понятно, о ком речь, — наехали? Ладно бы на жандармов или офицерьё, а то сидят тихо…
— Стратегия, — отозвался комиссар. — Не зимой, так весной погоним фрица к чёртовой матери, водохранилище нам самим понадобится.
— Мудрёная стратегия, — тряхнул курчавым чубом Хачариди. — Хотя как знать… — продолжил он вполголоса, когда Руденко растворился в темноте по ходу колонны. — Показали немцам, что мы плотину взрывать не собираемся, а значит, и ни к чему большой караул здесь держать.
…Шли чёрными тропами, неся на усталых плечах трофейное оружие, боевого командира и ещё троих раненых. Уставшие, голодные, только к рассвету добрались в расположение отряда. Разошлись по своим шалашам, падая брёвнами на подстил из ветвей и листвы, ни о чём больше не говоря ни слова. Несколько мгновений ещё слышны были только стоны да вздохи, а затем наступила мёртвая тишина.
И удалось поспать целых шесть часов подряд, прежде чем прибежал посыльный из штаба. Пришла радиограмма из ЦШПД: выдвигаться в район долины Коккоз и подготовиться к приёму отряда диверсантов.
Новик в качестве «флюгера» и впрямь находится на крыше.
Блиндированной крыше склада «B», — объекта, помеченного на картах разведотдела жирным красным кружком. Сколько сотен тонн топлива хранилось тут, в старинных казематах и штольнях — толком и известно-то не было. Но то, что именно сюда, на базу «Kriegsmarine», свозят с «Керчи товарной» ребристые бочки с маркировкой «огнеопасно», выгруженные из составов, проскочивших партизанские засады — знали достоверно. Отслеживались они ещё от самой Владиславовки и теми же партизанами.
Бывший пороховой погреб форта ничуть не выделялся на мрачном фоне Ак-Буруна — обрывистого каменистого мыса, замыкавшего Керченскую бухту. Со стороны и не разглядишь. Как, впрочем, оставалась почти незаметной и вся крепость, некогда равная по значению и мощи Кронштадту, — но в отличие от последнего практически не заметная ни с берега, ни с моря. Потому как эта крепость в своё время, была чудом фортификации.
Построенная в 1857 году, при Александре II, талантливым инженером и главным «строителем» Севастопольской обороны 1854—55 годов генерал-адъютантом Тотлебеном, Керченская крепость когда-то была одной из семи главнейших крепостей России, и предназначалось ей быть главной и единственной опорой Российской империи на Чёрном море. Прискорбные условия мирного договора 1856 года весьма ограничивали военные возможности империи на этом фланге. Строили Керченскую крепость секретно, но с размахом. И, надо сказать, она вполне оправдывала своё предназначение.
Её соорудили как бы крепостью «шиворот-навыворот» — она не возвышалась над берегом мощными стенами и зубчатыми башнями, а вгрызалась в скалу на десятки метров вглубь подземными казематами, пороховыми погребами, казармами, потайными переходами, соединяющими батареи, так что снаружи, кроме не слишком приметных ворот, оставались только едва заметные капониры, бастионы, входы в потерны.
Понятно, что проникнуть сюда морякам-разведчикам стоило немалых усилий.
Трудно даже сказать, что было опаснее: или прыгать в неизвестность с парашютом, или высаживаться штормовой ночью в совершенно неподходящем, зато и не слишком охраняемом месте с утлой надувной шлюпки, или же пробираться к Ак-Буруну по земле, а то и под нею, родимою…
Это потребовало знания немецкого на уровне фольксдойч и удалось, в общем-то, только благодаря обычной управленческой неразберихе, столь свойственной немецкому педантизму. Это когда отдельное управление создавалось по ведомству медных котлов, отдельное по выдаче пшёнки, ещё одно — по древесному углю и обучению армейских поваров, да и для съёма навара, наверняка, отряжена особая Sonderkommando. И в конечном итоге каша получалась изрядная. Так же обстояло дело и в отношении прифронтовой контрразведки: армейские отделы 1С, CD, Абвер, комендатура полевой жандармерии, — все радели за безопасность прифронтовой 500-километровой зоны. Так что, фигурально говоря, толкались плечами, а реально происходило так: непонятное одним службам соотносилось ими с компетенцией других.
…Войткевич и Новик в неброской форме тылового корпуса выбрались из контрминной галереи — заранее прорытого тоннеля для ведения подземной минной войны, как это было при осаде Севастополя 1854—55 годов. Таких тоннелей, веером расходящихся от гласиса крепостного рва, под Керченской крепостью было прорыто множество, более семи десятков.
Выбравшись, они оказались вблизи мощеной дороги, на которой как нельзя кстати…
— Ты дывы, яка гарна бричка! — с радостью, не предвещающей седокам «брички» ничего хорошего, протянул Яков.
В чёрных терновых зарослях блеснул притемнёнными фарами штабной «Хорьх» представителя «Адмираль Шварце Меер». Ни много ни мало — Адмирала Чёрного моря! И в сопровождении всего одного трескучего БМВ береговой охраны с коляской.
Новик положил ладонь на руку Войткевича, потянувшуюся было за ремень, к рифлёной рукоятке «Парабеллума 08», и кивнул через плечо.
Яков понятливо кивнул и, бросив рукоятку пистолета, потянулся к голенищу сапога за плоским немецким штыком.
И впрямь: пусть до Северных ворот крепости было ещё добрых полтора километра и сами ворота были как бы в капонире, выложенном тёсаным известняком, из которого сначала ещё выйти надо, чтобы глянуть на дорогу, вьющуюся степью, — но бережёного, как говорится, бог бережёт. Не надо шуметь.
