Книга Поющая в репейнике - Анастасия Машкова

– Работать. Что еще нам остается? Еще ждать допросов, мать их…

Она достает из ящика стола бумажную салфетку и свирепо сморкается.

Маню начинает терзать вина за происходящее.

«Могла ли я напортачить так сильно, что всю нашу столовку привлекут теперь к ответственности?.. Да нет, это страшный сон и наваждение… Нет! Но все же…»

Она не в силах больше сидеть и пялиться на столбики цифр. Бессмысленных, жестоких цифр, которые будто глумятся над ней, расплываясь, пританцовывая, сбиваясь в кучки.

Маня вскакивает и выбегает из комнаты. В дальнем конце коридора, у окна, стоят бабульки. Подходя к ним, Голубцова слышит фразу Блиновой:

– Я лично не могу в свете всего происходящего пустить к себе в дом человека, подозреваемого в уголовном преступлении. Дыма без огня не бывает. Нет!

– Это полный абсурд! Все разрешится скоро. И прекрати, Ната, посылать в космос негативные установки! – горячо отвечает ей Утинская.

– Ну, Мария, а что думаешь ты по поводу происходящего? – обвиняющим тоном вопрошает Блинова, повернувшись к Голубцовой.

– Я в шоке, – вздыхает Маня.

– Какие все же грубые словесные клише любят сегодняшние молодые женщины, – морщится Утка.

– Плевать на слова! – шикает на нее Блинова. – Все мы в шоке. А наш замечательный главбух уже неделю ночует в своем кабинете на стульях. Да! И тут же начинают происходить все эти проблемы с законом.

Маня с недоумением смотрит на Наталью Петровну.

– А ты не знаешь, что Супину негде жить с недавних пор? К нему, видите ли, бывшая жена приехала из Германии с сыном.

– У Супина есть сын?! И жена?!

От недоумения у Мани даже голос садится.

– Ха! – торжествует Блинова. – Она бросила его несколько лет назад. Ты, милочка, тогда еще и близко к нашей бухгалтерии не подходила. Укатила в Германию с младенцем к какому-то Фрицу. Или Гансу. Ну и, ясное дело, надоела ему без меры.

– Ну откуда ты все это знаешь, Ната? – укоризненно качает головой Утка.

– Я все и про всех знаю. С людьми надо уметь общаться.

Круглые щеки Блиновой наливаются румянцем.

«Звездный час интриганки и сплетницы настал», – думает Маня.

Между тем «интриганка» продолжает вещать:

– Жить вместе, как выясняется, бывшие супруги не могут. Поэтому Полкан жертвует квартирку этой дамочке и сыну. Надеюсь, пока только фактически, а не юридически. Впрочем, это уже не мое дело.

– Да, это и в самом деле не наше дело, – вклинивается Утинская. – Он вполне может снять жилье, пожить у друзей.

Блинова вздыхает:

– Да не больно он друзьями богат, как видно.

– Слушайте, он может снять комнату у моей бабы Али! – вскрикивает Маня. – У нас же трешка! Гостиная пустует.

– Не связывайся с уголовником, не надо, – кривит пухлый рот Блинова. – Возможно, ему через день-другой совсем другое жилье будет уготовано. Нары, шконки или как там все это в тюрьмах называется?

– Перестань, Ната! Вот ты опять со своим негативом. Не засоряй космос! Он же немедленно реагирует, я ведь тебе объясняла, – сетует расстроенная Утка.

– Да никакой он не уголовник! – рявкает Маня. – Пусть лучше генерального проверят, а наш Полкан честен и прост, как… как бревно папы Карло!

Бабульки осуждающе качают головами.

– Тише, Манечка! Нас же могут услышать, – прижимает ладошку к воротничку Утка.

– Похвальное рвение, Голубцова. Но несвоевременное, – скептически замечает Блинова. – Поздно, подруга, пить шампанское. Этот кавалер потерян для женского внимания. Я когда еще Рите намекала: «Обрати внимание на Павла Ивановича». Нет, «Рублевки» таким, как она, милее! А ты Манечка, ты… знай свой шесток! Ищи среди себе подобных. В столице полно гастарбайтеров. А наши сыночки предпочитают москвичек, имей в виду.

Маня вспыхивает:

– Какая же вы, Наталья Петровна… добрая и умная… Я давно это хотела вам сказать.

– Тише, девочки! Вы совсем с ума посходили, – молит Утка.

– Отчего же, Ленушка, приятно услышать правду в лицо. Я и сама такая. Правдолюбка! Значит, по мнению Голубцовой, я идиотка и сволочь. Мои догадки подтвердились!

Блинова заливается устрашающим румянцем.

Маня разворачивается и стремительно направляется в ненавистную бухгалтерию. Елена Стефановна, кажется, принимается рыдать. Но Мане не до старушечьих стенаний.

Влетев в отдел, она подбегает к кабинету Полкана, распахивает дверь и громко заявляет:

– Павел Иванович! Мой отчет по последним отгрузкам готов. Я бы хотела, чтобы вы проверили, все ли в нем в порядке.

Супин, сидящий на стуле сгорбившись и обхватив колени руками, выпрямляется и смотрит на Голубцову изумленно и… ободряюще. Кажется, в его глазах даже начинают плясать чертики.

– Да, Мария. Хорошо. Спасибо, – выговаривает он, чеканя слова.

Троица «серых» с недоумением смотрит на бесстрашную Голубцову. Впрочем, недоумение быстро сменяется подозрительностью.

«А и плевать! Я ничего плохого нарочно не делала. И не намерена никого бояться! И Полкан не может ничего воровать. Нет и нет!» – думает Маня, разворачиваясь на каблуках и с достоинством шествуя к своему столу.

В кабинет бесшумно входят бабульки и шмыгают к своим столам. Вновь повисает роковая тишина.

И вдруг на колени Мани падает записка. Это Рита, проходя к обеденному столику за своей чашкой, роняет сложенный листок из блокнота.

На нем округлым почерком Кашиной выведено: «Не лезь не в свое дело и прекрати строить из себя декабристку».

Маня с гневным недоумением смотрит на Риту, лицо которой непроницаемо. Впрочем, поговорить с подругой не представляется никакой возможности. Из каземата Полкана выходит один из «серых» и замирает, уставившись на местную красотку. Рита одаривает его дежурной улыбкой и, к негодованию Мани, изрекает:

– Чаю, быть может? У нас отличный цейлонский чай. Прямые поставки с плантаций, а не магазинный мусор.

«Серый», будто кобра, гипнотизируемая заклинателем-Ритусей, расплывается в преданной улыбке:

– Из ваших рук – все что угодно! Спасибо.

С небес на землю его опускает начальственный окрик:

– Не до чаев, Роман Анатольевич! Выносите все, что надо, и опечатывайте кабинет.

Он обводит подчиненных Супина испытующим взором.

– А всех сотрудниц я попрошу немедленно отправить документы, находящиеся в работе, на почту главбуха. Они также будут изучены. Ваш отчет, госпожа, э-э… – Серый диктатор смотрит злобно на Маню, щелкая пальцами.

– Голубцова! – Маня старается сохранять достоинство, выпрямляет спину. Но голос ее сипит, губы подрагивают.