Книга Я хочу рассказать вам о... - Хорхе Букай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорхе радостно улыбнулся с заговорщическим видом.
Как всегда, у меня было ощущение, что этому человеку передается мое настроение, каким бы оно ни было. То, что я могу разделить свою радость с Хорхе, было еще одной причиной, чтобы чувствовать себя счастливым. Мне все удавалось, и я продолжал строить планы. И двух жизней не хватило бы, чтобы их осуществить.
— Рассказать тебе сказку? — спросил он.
Признаюсь вам, мне это было нелегко, но я замолчал.
Жил-был могущественный король, властитель далекой страны. Это был хороший король, но была одна проблема — у короля было раздвоение личности.
Иногда он просыпался в эйфории, ликующим и счастливым.
И с самого утра день был просто чудесным. Сады его дворца казались более красивыми. Его слуги по какому-то странному стечению обстоятельств становились более почтительными и работоспособными.
За завтраком он убеждался, что в его королевстве производят самую лучшую муку и собирают урожай самых лучших плодов.
В такие дни король снижал налоги, раздавал целые состояния, оказывал покровительство, издавал законы во имя мира и для повышения благосостояния стариков. В такие дни король выполнял все просьбы своих подчиненных и друзей.
Но были и другие дни.
Это были черные дни. С раннего утра он думал, что лучше бы поспать подольше, но было уже слишком поздно, и заснуть он больше не мог.
Как он ни старался, все равно не понимал, почему у слуг такое плохое настроение, что они даже прислуживают ему плохо. Солнце раздражало его больше, чем дождь. Еда была остывшей, а кофе — просто холодным. Мысль о необходимости вести прием посетителей в кабинете только добавляла ему головной боли.
В такие дни король вспоминал об обязательствах, данных накануне, и боялся, что не сможет их выполнить. Именно в такие дни король повышал налоги, конфисковывал земли, сажал в тюрьму своих противников…
В страхе перед настоящим и будущим, под гнетом ошибок прошлого, в такие дни он издавал антинародные законы и чаще всего говорил «нет».
Осознавая, какие трудности создают ему эти перепады настроения, король созвал всех мудрецов, волшебников и советников своего королевства.
— Господа, — обратился он к ним, — всем вам известно, сколь изменчиво мое настроение. Все уже были мною облагодетельствованы в моменты эйфории и пострадали от моего гнева.
Но больше всего страдаю я сам, потому что каждый день мне приходится отменять то, что я сделал накануне, когда у меня был другой взгляд на вещи.
Мне нужно, господа, чтобы вы все вместе создали средство, будь то лекарство или заклинание, которое не позволило бы мне быть настолько абсурдно оптимистичным, чтобы не замечать опасностей, и настолько смешно пессимистичным, чтобы тиранить и причинять боль тем, кого я люблю.
Мудрецы взялись за дело и в течение нескольких недель пытались решить эту проблему. Однако ни алхимия, ни колдовство, ни травы не смогли дать ответ на поставленный вопрос.
Тогда советники предстали перед королем и признались в своем поражении.
Король проплакал всю ночь.
На следующее утро его аудиенции попросил странный посетитель. Это был таинственный темнокожий человек, одетый в необычную, некогда белую тунику.
— Ваше величество, — сказал человек, поклонившись, — в тех краях, откуда я пришел, все говорят о твоих бедах и невзгодах. Чтобы помочь тебе, я принес лекарство.
И, преклонив голову, протянул королю кожаную шкатулку.
Король, удивленный и обнадеженный, открыл шкатулку и заглянул в нее. Внутри было только посеребренное кольцо.
— Спасибо, — сказал король, воодушевившись. — Это кольцо волшебное?
— Конечно, оно волшебное, — ответил путник, — но недостаточно просто носить его на пальце… Каждое утро, как только ты встанешь, ты должен читать надпись на кольце и вспоминать эти слова каждый раз, когда посмотришь на кольцо, надетое на палец.
Король взял кольцо и прочитал вслух:
— Ты должен знать, что это тоже пройдет.
У меня была сессия. Я уже сдал два экзамена и один зачет. Следующий экзамен был через неделю, и мне нужно было много заниматься.
— Я не выучу, — сказал я Хорхе. — Бесполезно тратить силы на заведомо обреченное на провал дело. Думаю, лучше всего мне пойти с тем, что есть. Так, по крайней мере, если меня срежут, я не буду страдать, что зря потратил всю неделю на учебу.
— Ты знаешь сказку про двух лягушек? — спросил Толстяк.
Однажды две лягушки угодили в сосуд со сливками.
Они тут же почувствовали, что тонут: было невозможно плыть или держаться на поверхности в этой массе, густой, как зыбучие пески. Сначала обе лягушки барахтались в сливках, чтобы добраться до края сосуда. Но все было бесполезно, они оставались на месте и постепенно погружались. С каждым разом им было все труднее всплывать, чтобы набрать воздуха.
Одна из них сказала другой: «У меня больше нет сил. Выбраться отсюда невозможно. Плавать тоже не получается. Если мне все равно суждено умереть, зачем продолжать страдать? Не понимаю, какой смысл изнурять себя бесполезными усилиями перед неминуемой смертью».
После этих слов она перестала барахтаться и быстро утонула, ее буквально поглотила эта густая белая жидкость.
Другая лягушка, более настойчивая или, может быть, упрямая, сказала себе: «Ничего не получается! Плыть в этом невозможно. Тем не менее, даже если придет моя смерть, я предпочитаю бороться до последнего вздоха. Не хочу умирать ни секундой раньше положенного».
И она долгими часами продолжала барахтаться и бить лапками, не двигаясь с места.
Но вдруг в результате ее стараний сливки сбились в масло.
Удивленная лягушка подпрыгнула и, скользя как на коньках, добралась до края сосуда. Оттуда она смогла вернуться домой, весело квакая.
Помню, я задумался над сказкой о лягушках.
— Это как стихотворение Альмафуэрте[7], — заметил я. — Не считай себя побежденным, даже если ты побежден.
— Может быть, — сказал Толстяк. — Но я думаю, в этом случае больше подходит что-то вроде «не считай себя побежденным, пока ты не побежден». Или, если хочешь, «не объявляй о своем проигрыше до окончательного подведения итогов», потому что…
И, поскольку у нас еще оставалось время, он рассказал мне новую сказку.
Жил-был человек, очень мнительный в том, что касалось его болезней, и особенно боявшийся смерти.
Однажды среди прочих безумных идей ему пришло в голову, что, может быть, он уже мертв. Тогда он спросил свою жену:
