Книга Решальщики. Книга 4. Развал. Схождение - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо-хорошо. За «недуг» всё понятно. А, скажите, ваша жена всегда ездит за покупками одна?
Нарышкин развел руками:
— В том-то и дело, что обычно ее возит наш персональный шофер, Миша. Но именно в то утро он отпросился к врачу. К зубному.
— Ясно. А через… сколько вы сказали? Десять? А через десять дней на той же самой парковочке возникли эти три карты. Так?
— Да, — подтвердил Станислав Аркадьевич. — Три, как выяснилось позже, карты Таро.
— Еще раз напомните расклад.
— Перевернутые: туз мечей, десятка мечей, девятка мечей. Если верить специальной литературе, такой расклад символизирует порчу, которая может привести к смерти. Через, дословно, «усыхание человека».
— Лично я, братцы, не верю во все эти карты, — проворчал Виктор Альбертович. Который на заре своей туманной криминальной юности немало времени провел на катранах и почти профессионально играл в ныне практический забытый терц.[1]— В куклу с иголками — еще куда ни шло, всякие там «вуду-шмуду». Но вот карты…
— Я тоже, до недавнего дня, не верил, — печально согласился Нарышкин. — Вот только факты.
— Какие факты? — оживился Дмитрий.
— Видите ли, моя жена сильно комплексует по поводу своей внешности. В части… э-э-э-э… форм.
— Да? А по мне так с формами там как раз все в порядке.
— Борисыч! — исторг суровую укоризну Брюнет.
А вот Станислав Аркадьевич, напротив, соглашательски закивал:
— Да-да, я тоже так считаю. Но вот Леночка… Уж на каких диетах не сидела, уж по каким врачам не ходила. Массажеры-тренажеры. Всё впустую, ни грамма не могла сбросить.
— Природу не переделаешь, — важно заключил Виктор Альбертович и невольно скосил глаза на свою солидное брюшко. — Кому сколько отмерено, столько тому и весить.
— А тут, сразу после истории с картами, за два дня потеряла почти три с половиной кило. Собственно, после этого с ней случилась форменная истерика, и мы вынуждены были обратиться в клинику неврозов. Где Леночка в настоящий момент и пребывает.
Как Петрухин ни старался, однако сдержать ухмылочки не смог:
— Хотите сказать, началось то самое «усыхание»?
В ответ Виктор Альбертович наградил подчиненного та-а-аким взглядом, что Дмитрий невольно закашлялся.
— Я допускал, что мой рассказ вызовет у вас… э-э-э-э… иронию, — обиженно среагировал на ухмылочку Нарышкин. — Но, поверьте, Дмитрий Борисович, лично мне сейчас совсем не до смеха.
— Извините, я это… того, глупость сморозил. Скажите, Станислав Аркадьевич, ваша супруга всегда пользовалась услугами именно этого универсама?
— Напротив, он ей очень не нравился.
— Почему?
— Во «Всячине» небогатый выбор свежей зелени. Да и овощи, в основном, заморские, безвкусные.
— Есть такое дело, — подтвердил Брюнет. — По этой причине моя покупает овощи исключительно на рынке.
— Вот-вот. С шофером Леночка тоже старается ездить на рынок, на Кузнечный. Но так как сама она — водитель неважнецкий, в одиночку не рискует выбираться далеко. Тем более в центр. Старается обходиться теми магазинами, что ближе к дому.
— То есть в день «трех карт» ваш водитель снова отсутствовал? Что, опять зубы?
— Представьте себе — да. Там у него какой-то сложный, запущенный случай.
— Бывает, — задумавшись, машинально подтвердил Петрухин.
Между тем Нарышкин посмотрел на часы и присвистнул:
— Ого! Прошу прощения, господа, но через сорок минут я, кровь из носу, должен быть в Смольном, на совещании у губернатора.
— Конечно-конечно, — закивал Брюнет и, натужно кряхтя, стал выбираться из-за стола.
— Что, опять «проклятые рудники»? — понимающе вопросил Петрухин.
— Ага, болят по осени старые раны. Спина, будь она неладна… Пойдемте, Станислав Аркадьевич, я провожу. Борисыч, а ты дождись меня! Можешь пока попросить Аллу, чтобы сварила кофе.
— Всенепременно. Дождусь, — подтвердил Петрухин.
Надо ли говорить, что ни за кофе, ни за чем-либо еще обращаться к секретарше Дмитрий не стал?
Ибо уж лучше умереть от жажды, чем попадать под руку дважды.
Ведь рука нынче у Аллочки была та еще. Горячее не бывает.
Кстати, а сколько они вообще среднестатистически длятся?
Ну, эти? Которые «критические»?..
* * *
Пока Петрухина активно втягивали в очередной сыскной блудняк, его напарник — Леонид Николаевич Купцов, манкируя служебными обязанностями, проводил время в отдельной больничной палате на отделении военно-полевой хирургии ВМА. Где уже три недели кряду томилась жертва циничного дорожно-транспортного происшествия — юрисконсульт «Магистрали» Яна Викторовна Асеева.[2]
К слову сказать, за время вынужденной обездвиженности госпожи Асеевой в их с инспектором отношениях наметились воистину тектонические подвижки в сторону взаимной приязни. С перспективой дальнейшего поступательного движения.
Тьфу-тьфу-тьфу — чтоб не сглазить…
— …И чего сказал врач? Когда снимают гипс?
— Если все будет нормально, обещают в понедельник.
— Ух ты! — восхитился Купцов и с лукавой прищуринкой добавил: — Ну что ж, в таком случае откладывать дальше никак нельзя.
— Чего откладывать?
— Представляешь, я еще ни разу в жизни не занимался любовью с женщиной в гипсе!
— Леонид Николаевич! Да вы форменный извращенец!
— Не скрою — так и есть. Но это — мой единственный недостаток.
С такими словами Леонид сделал попытку приобнять Яну.
И в ответ был незамедлительно удостоен шутливого шлепка по лбу загипсованной конечностью.
— Инспектор Купцов! Прекратите немедленно! Иначе…
— Иначе что?
— Я пожалуюсь вашей сестре, — как бы сурово докончила фразу Яна Викторовна. — Кстати, в отличие от вас, она произвела на меня самое благоприятное впечатление. Вот и верь теперь в недалекое от яблони яблочко.
Здесь Асеева невольно улыбнулась, снова припомнив недолгий тет-а-тетный разговор с младшей сестрой Купцова, случившийся в тот момент, когда Леонид ненадолго отлучился из палаты.
— …Знаете, Яна, какой у меня брат?!
— Знаю. Немножко.