Книга База-500. Смертельная схватка - Алекс фон Берн

Если бы дело касалось тыла группы армий «Центр», — то есть территории восточнее Минска, то тут, безусловно, только штаб Баха, полицайфюрера «Руссланд — Митте». Однако мы находимся в землях Остланда, штаб полицайфюрера Остланда я исключил сразу, — значит, остаются Готтберг и Штраух. Готтберг выше уровнем, но есть нюанс: Штраух — человек Йеккельна. Штраух до начала 1942 года занимал должность начальника СД и полиции Латвии, его перевод в Минск означал лишь одно: Йеккельн недоволен Готтбергом, но снять его, разумеется, не может и прислал энергичного человека для налаживания работы.

Да, всю работу по ликвидации евреев и организации борьбы с партизанами в Вайсрутении реально тащит Штраух, и со стороны большевиков было бы логично внедрить своего человека именно в аппарат Штрауха. Хотя это не факт: в любом случае Штраух отчитывается не только перед Йеккельном, но и перед Готтбергом, поэтому партизаны могут быть в курсе оперативной обстановки, держа своего человека в аппарате Готтберга. Кстати, Готтберг обо всех мероприятиях СД и полиции обязан информировать генерального комиссара Вайсрутении Кубе, — тоже хорошее местечко для шпиона. А ведь и начальник охранной полиции Клепш тоже должен быть в курсе происходящего, поскольку его подчиненные участвуют в антипартизанской операции, — почему бы шпиону не осесть в штабе Клепша?

Я понял, что вычислить русского агента будет очень сложно. Впрочем, на данный момент такая задача и не стояла. Стояла задача: мне и моим людям выжить под личиной партизан в условиях широкомасштабной антипартизанской операции. Задача вроде бы почти невозможная, — но после успешного марша от Волчьих нор к Беловежской пуще я поверил в легендарный нюх Земелина и в то, что отряд «Дядя Вова» и есть та десантная группа, ради которой я со своими людьми третью неделю таскаюсь по проклятым белорусским лесам.

Пусть Федорцов ведет нас на одну из баз своего отряда и, — с учетом феноменального нюха Земелина, — у нас есть хорошие шансы добраться туда живыми и невредимыми.

30 августа 1942 года, Вайсрутения, хутор Береза,

пять километров юго — западнее Волковыска

На хуторе Береза Федорцов появился перед рассветом. Он постучал в освещенное окошко дома условным стуком. Немедленно отворилась дверь.

— К Богдану, — негромко сказал Федорцов.

— Нет Богдана, зато Петр дома, — ответили из — за двери. Федорцов сунул пистолет в карман галифе и вошел в дом.

Хутор был явочной квартирой отряда «Дядя Вова» под Волковыском. Он использовался для встреч с агентом «Кола» в том случае, когда связной не мог добраться в условленное время до явочной квартиры в пригороде Минска.

Агент Кола не был просто агентом: он возглавлял агентурную сеть отряда «Дядя Вова» вдоль железной дороги Волковыск — Слоним — Барановичи — Минск. Работал агент Кола в гебитскомиссариате Волковыска и в силу служебных полномочий имел возможность свободного передвижения по маршруту Волковыск — Барановичи — Минск и прилегающим к дороге районам. Сейчас Кола сидел у стола, скупо освещенного лучиной, и нервно тушил сигарету в глиняной миске, полной окурков.

— Слава богу! — радостно выдохнул он вместе с дымом. — Я здесь уже третьи сутки, места не нахожу. Думал, что все! Связной ваш на прошлой неделе в Минске не появился, да и здесь уж, почитай, все сроки прошли. Нельзя же так! Я и без того весь на нервах.

— Так получилось, — коротко отозвался Федорцов, усаживаясь за стол. Он потянул носом воздух и добавил:

— Да и ты, как я чувствую, время здесь нескучно проводил. Сколько бимбера вылакал?

— От нервов это все, товарищ Федор! — воскликнул Кола, прикладывая в знак искренности руку к груди. — Все нервы! Так я при делах обычно, и задуматься времени нет, а тут сижу сиднем, вроде сиди да отдыхай, а я аж спать не могу. Сижу вот, да курю… сигареты эти немецкие уж опротивели, а у местных курева не достать!

— Ну, и заодно бимбером нервы лечишь, — усмехнулся Федорцов. — Хозяин, налей нам по стаканчику и прячь бутыль. Хватит!

Появившийся из темноты хозяин сноровисто выставил два граненых стаканчика, налил из большой бутыли самогон, поставил тарелку с салом, картошкой и снова ушел в тень. Молча выпили.

— Теперь рассказывай, — велел Федорцов, с наслаждением жуя сало. — Прежде всего, бланки документов с подписями и печатями.

— Вот, принес, — сказал Кола, выложив холщовый мешочек, набитый бланками. — Печати подлинные, подпись гебитскомиссара сам подделал, от настоящей не отличишь.

— Молодец, — похвалил Федорцов. Он достал из — за пояса немецкую гранату на длинной ручке, вложил ее внутрь мешка и туго завязал завязками на рукоятке гранаты. — Ну вот, теперь если я и погорю, все это вместе со мной погорит. Теперь давай о Хромом.

— Нашел я Хромого. Мациевич Иван Васильевич, инвалид. Работает в ремонтной мастерской.

— Что ремонтирует?

— А все ремонтирует: часы, швейные машинки, зажигалки заправляет… ну и торгует всем этим. Только он не хозяин. Хозяином там некий господин Майер.

— Немец?

— Из фольксдойчей польских. Появился в Волковыске осенью сорок первого. Прибыл из Белостока, зарегистрировался и даже фольксдойчелист подписал. Дела разные торговые ведет, ездит часто в Слоним, в Барановичи и в Минск. Я, понятное дело, за хромым не сам следил, а приставил Василя. Вот Василь и выяснил его распорядок. Хромой иногда берет выходные, но ездит исключительно в один хутор, что в километрах семи — восьми на северо — запад от Волковыска. Хутор раньше принадлежал одному осаднику, из отставных польских офицеров. В 1940–м наши этого офицера арестовали. А осенью сорок первого появился некий поляк, представил документы, что он брат того осадника, и заявил права на хутор, пообещал продукты для немецкой армии заготавливать. Немцы разрешили ему хутор в собственность взять, польстившись на продукты. Заготавливает, сволочь!

— Это тот хутор, что возле бывшего аэродрома Осоавиахима? — спросил Федорцов.

— Точно, есть там заброшенный аэродром! А вы откуда знаете? — удивился Кола. Но Федорцов оставил вопрос без ответа и нетерпеливо махнул рукой: дескать, давай продолжай.

— Василь составил график его выходных; системы вроде никакой, но я на всякий случай захватил, — сказал Кола, передавая листок бумаги Федорцову. Тот с минуту изучал цифры на бумаге, затем удовлетворенно хмыкнул и поджог бумажку об огонек лучины.

— На хутор я Василю ходить воспретил, велел только в городе за Хромым да Майером наблюдать. Только…

Кола нервно потер ладони, затем достал из — под табурета бутылку с бимбером, налил себе полстакана и залпом выпил.

— Ты полегче на самогонку налегай, — посоветовал Федорцов. — Так что случилось?

Кола закурил и продолжил:

— Только похоже, что выследили самого Василя… Неопытный он, молодой еще! В общем, неделю назад заявляется ко мне на дом этот самый герр Майер, собственной персоной. И говорит: извините, дескать, за поздний визит, но разговор имеется, с глазу на глаз. Я ему: не имею, мол, чести знать вас… А он усмехнулся и говорит: я так думаю, что вы преувеличиваете; только это неважно, а важно то, что дело у меня к вам, — ко мне, то есть, — имеется.