Книга Большой обман - Луиза Винер

— Во что сыграем, в «высшие козыри» или в шарики? — Это его первые слова.

Я не могла поверить своей удаче.

— Выбирай. — Я бросила в рот пару орешков и предложила ему вина. — Я все равно выиграю.

— Ты так считаешь?

Его смущенная улыбка меня покорила.

— Разумеется. Сомнений здесь быть не может.

Джо потер руки:

— Играем. Скажем, ставка два фунта в шарики, четыре в карты?

— Может, не надо? — спросила я. — Не люблю азартных игр.

— Ничего страшного. Чисто по-дружески.

— Хорошо, — согласилась я. — Пусть будет так.

* * *

— Знаешь что, это было совсем не по-дружески.

— Наверное, я должна была тебя предупредить. В детстве я была грозой всей школы по части «козырей».

— Значит, разделала лоха, да?

— О чем ты? Оставь свои деньги при себе.

— Ага. Только лучше бы ты дала мне выиграть хоть разок. Ведь все сдачи до единой за тобой.

— Извини. — Я взяла со стола карты и сложила их обратно в пластиковую коробочку. — Ничего не могу с собой поделать. Перед началом игры я вспомнила все выигрышные алгоритмы.

— Прямо сейчас? Перед тем как мы сели играть?

— Ну и что тут такого? У меня хорошая память на цифры. Мне достаточно мельком посмотреть на них.

Глядя на меня, Джо недоуменно усмехнулся.

— И в каких еще предметах ты была сильна в школе? Конечно, кроме разделывания под орех ничего не подозревающих парней?

— Не знаю. В математике, наверное. Ты помнишь, в какой день недели родился?

— Да. По-моему, в…

— Подожди, не говори. Я сама назову день. Твоя дата рождения?

— Двадцать седьмое июля тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года.

— Четверг, — сказала я после короткого размышления. — Ты точно родился в четверг.

— Действительно. Круто. Как ты узнала?

— Это нетрудно. Просто надо применить формулу.

На обратной стороне какого-то старого чека я нацарапала формулу и показала Джо, как я по ней все рассчитала.

— И все это ты проделала за пару секунд? пробормотал Джо, уставившись на нагромождение цифр и алгебраических знаков. — Ты рассчитала все это в уме?

— Ну да. Это вопрос практики. Когда я была маленькая, меня научил папа. С годами я научилась считать еще быстрее.

— И кем был твой отец? Математиком или типа того?

— Типа того, — ответила я, теребя рукав. — Он преподавал естественные науки.

— Преподавал?

— Он бросил нас, когда я еще училась в школе. Даже не знаю толком, чем он сейчас занимается.

— Ты с ним не встречаешься?

— Нет, — сказала я. — Я его не видела давным-давно.

Весь вечер мы играли в карты, определяли дни недели, когда родились его друзья, и потихонечку надирались, спрятавшись в углу. Я узнала кое-что про Джо. Его любимый альбом — «Rain Dogs» Тома Уэйтса, сам он учился на юриста, но бросил и стал ландшафтным дизайнером и только что расстался с подругой, с которой прожил шесть с половиной лет. Джо быстро стало ясно, что у меня лучше получается задавать вопросы, чем отвечать на них, и что меня трудно заставить говорить о себе.

— В плане работы я сейчас на распутье.

— Безработная, значит.

— Не совсем. Я официантка. Это временно. Пока не встану на ноги.

К чести Джо будет сказано, он не стал ко мне приставать с уточняющими вопросами, только кивнул, наполнил вином бумажные стаканчики, и мы приступили к последней сдаче «высших козырей».

— Ну ладно. — Я достала из кармана пятифунтовую банкноту и положила поверх орехов, которые поставил Джо. — Сыграем напоследок «на все».

— Я-то думал, ты не азартная.

— Обычно азарт меня не увлекает, — улыбнулась я. Моя улыбка длилась несколько дольше, чем полагается. — И если заранее знаешь, что выиграешь, это ведь не настоящий азарт.

* * *

— Полегчало? — спрашивает Джо, отряхивая грязь с башмаков и садясь рядом со мной на ступеньку.

— Немного. Откуда ты знаешь?

— Ты ведь ешь уже третий огурец прямо из банки и одновременно ковыряешь в ухе заколкой для волос. Это многое говорит посвященному.

— Ни о чем это не говорит. — Я засовываю заколку поглубже в ухо, стараясь докопаться до порции серы поосновательнее. — Мне просто кое-что поднадоело, вот и все.

— Послушай, в чем причина? Неужели в этих рокерах и кроликах?

— Нет. — Я гляжу в сад. — Не в кроликах.

— Так в чем же? — интересуется Джо и обнимает меня. — Опять твой отчим звонил?

Я молча протягиваю Джо кусок маринованного огурца.

— Ну, колись. — Джо морщится и старается не вдыхать уксусных испарений. — Что он тебе сказал? Он не раздумал проводить съезд в память о твоей матери?

Я хмуро утыкаюсь в банку с огурцами.

— Посиди-ка здесь минутку. — Джо поднимается и направляется в кухню. — Я открою тебе еще баночку.

3

На следующей неделе исполняется семнадцать лет со дня смерти моей матери, и мой отчим Фрэнк почему-то решил устроить по этому случаю вечер памяти и созвать всех родственников. Мы должны прибыть с фотографиями, и памятными вещами, и смешными историями, и собраться в кружок, и за рюмочкой шерри (рюмочки используются не чаще раза в год, кусок хлеба с маслом прилагается) поделиться воспоминаниями о моей матери. В этом весь Фрэнк. Мысль насчет вечера памяти пришла ему в голову внезапно, когда он слушал один из своих любимых альбомов — «Десять лучших весенних гимнов всех времен». Вместо того чтобы мирно заснуть, он решил обзвонить всех и каждого. Через недельку в голове у него что-то щелкнуло и он вспомнил, что по правилам хорошего тона надо бы и мне позвонить.

Меня бесит не само предстоящее мероприятие, меня злит, что оно проводится именно сейчас. Первая годовщина смерти мамы прошла незамеченной. Пятая и десятая тоже. На двенадцатую годовщину я позвонила Фрэнку. Розовый куст, под которым покоится прах мамы, имеет довольно-таки жалкий вид, сказала я. Фрэнк признался, что забыл заплатить кладбищу за уход за местом погребения.

Тогда-то я и решила взять с собой Джо. Мы были вместе каких-то несколько недель, но стоило мне сказать ему про розовый куст, как Джо сразу же вызвался отвезти меня в Брайтон и лично посмотреть, что там с розой. Мы сидели на холодной металлической скамье, смотрели на заросшую могилу, и Джо сжал мне руку и поклялся, что доведет здесь все до ума. Слово он сдержал. Достаточно было двух месяцев (и трех поездок на кладбище), чтобы хилый, наполовину засохший кустик вымахал чуть не вдвое и расцвел восково-белыми цветами, пахнущими летом, и солнцем, и свежевыглаженным бельем. Маме бы понравилось. Она всегда предпочитала розы всем остальным цветам.