Книга Цепи любви - Эмералд Бакли

– Фредерик!

Еще до того, как Фредерик задрожал, еще крепче прижимаясь к ней, Джессика по этому резкому окрику поняла, что видит перед собой отца мальчика.

– Все в порядке, Фредди, – прошептала она, но ее потемневшие глаза выдавали гнев на бесчувственного отца.

– Будьте любезны отпустить моего сына.

Это была не просьба, а приказ, и Джессика почувствовала, как в ней поднимается инстинктивный протест. Ее и без того низкое мнение об этом человеке упало еще на несколько пунктов: он явно не в состоянии справиться с ситуацией и не видит, что своим поведением только еще сильнее расстраивает и пугает сына.

– Должно быть, вы отец Фредерика, – как можно спокойнее произнесла она, пытаясь встать.

Это было нелегко, потому что Фредерик по-прежнему жался к ней, но в конце концов Джессика кое-как поднялась на ноги. Забыв о том, что ее одежда, полудетская прическа и полное отсутствие косметики на лице отнюдь не придают ей солидности, Джессика по привычке заговорила учительским тоном и только потом заметила, что мужчина разглядывает ее – сначала злобно, а затем и с презрением.

– Да, я его отец, – угрюмо согласился он. – Не знаю, кто вы такая и что вы делаете с моим сыном, но имейте в виду, полиция не одобряет похищение детей.

Похищение? Ошеломленная Джессика на миг лишилась дара речи. Фредерик вцепился в нее еще крепче, и она уже не знала, кто из них дрожит сильнее – мальчик от страха или она от гнева. Овладев наконец собой, она с жаром парировала:

– Но она также не одобряет жестокость родителей.

– Жестокость родителей?

Мужчина, шагнувший было к ним, резко остановился, его загорелое лицо побледнело от ярости. Глаза у него были светло-светло голубые, сначала они напомнили Джессике колючие льдинки, но теперь полыхали таким огнем, что девушка почти чувствовала, как взгляд мужчины обжигает ее кожу.

Волосы у отца были гораздо темнее, чем у сына, хотя на концах выгорели и стали почти золотистыми – очевидно, он провел немало времени под палящим солнцем. Как ни странно, чертами лица он очень походил на сына, или точнее Фредерик был его миниатюрной копией. У отца и сына были одинаковые овал лица, форма носа, очертания рта, но если дрожащая нижняя губа Фредерика, чуть более полная, чем верхняя, выдавала страх, то у его отца она свидетельствовала о чувственности и сексуальности, и Джессике почему-то вдруг захотелось отодвинуться от него подальше.

Ее охватило острое ощущение опасности, корни которого лежали гораздо глубже простого понимания того, что мужчина разгневан. Однако Джессика не позволила себе долго анализировать свои ощущения. Ее слишком беспокоил Фредерик и его состояние, чтобы она могла сосредоточиться на собственной атавистической реакции на этого человека – точнее не на человека, а на мужчину, высокомерного сексуального мужчину, для которого она была всего лишь естественной добычей.

– Жестокость родителей? – угрюмо переспросил он. – Что, черт возьми, вы хотите этим сказать?! Что вам наговорил Фредерик?

Он не прибегнул к агрессии, не сделал ни единого движения в ее сторону и даже не повысил голоса, но Джессика безошибочно чувствовала, что он пытается ее запугать, и немедленно отреагировала. Она выпрямилась в полный рост, упрямо вздернула подбородок и смело взглянула мужчине в глаза.

– Фредерик ничего мне не говорил, – сказала она, слегка погрешив против истины. – Он был слишком расстроен. Фредерик – очень несчастный маленький мальчик, – выразительно добавила она, – он шел в Лудлоу… в Лондон.

Джессика увидела, как к бледным щекам мужчины прилила кровь, и поняла, что ему крайне неприятно, когда его тычут носом в правду. В других обстоятельствах она, пожалуй, даже могла бы его пожалеть. На мужчине был дорогой деловой костюм, но ботинки были покрыты слоем пыли, а руки сильно исцарапаны, словно он продирался через заросли, не разбирая дороги. Но что двигало им, когда он так спешил разыскать сына? Гнев? Да, гнев, раздражение, злость – все это Джессика ясно читала на его лице, но чего она на нем не видела, так это ни малейшего намека на любовь, вину или раскаяние.

– Иди сюда, Фредерик, – потребовал мужчина.

Сын не повиновался, и он нахмурился. По-видимому, он совсем не умеет обращаться с детьми, решила Джессика. Думая только о ребенке, трогательно жмущемся к ней, она тихо предложила:

– Может, если я пойду с вами…

Загорелое лицо мужчины мгновенно превратилось в застывшую маску, голубые глаза снова стали похожими на колючие льдинки. Джессика видела, что с его губ готов сорваться отказ, но, прежде чем он успел ответить, Фредерик вдруг отчаянно затараторил:

– Я не вернусь. Я с тобой не пойду! Я тебя ненавижу, ненавижу… и мама тебя ненавидела!

Мальчик снова заплакал, плач перешел в рыдания, которые, если не принять срочных мер, грозили перейти в истерику. Повинуясь инстинкту, Джессика быстро подхватила мальчика и подняла на руки, чтобы он мог спрятать лицо у нее на груди. Маленькие ручки крепко обхватили ее за шею, и она стала тихонько покачивать его, словно баюкая.

Негромко разговаривая с мальчиком, она слышала, как его отец выругался под нос. Он взглянул на часы, и сочувствие, которое Джессика уже начинала к нему испытывать, вмиг испарилось.

– Все, Фредерик, хватит, – жестко сказал он. – Через полчаса у меня начинается совещание…

Должно быть, мужчина прочел в глазах Джессики презрение, потому что он оборвал себя на полуслове, и губы его сжались в суровую складку.

– Я, знаете ли, не только отец, но еще и бизнесмен, – высокомерно произнес он. – У меня есть определенные обязательства не только перед сыном, но и перед людьми, которые на меня работают. От этого собрания зависит судьба важного контракта, и, если он не будет подписан… скажем так, мне придется уволить многих людей. Черт возьми, Фредерик, ну почему тебе нужно было выкинуть этот фокус именно сегодня! Ты хоть понимаешь, что миссис Моррел сходит с ума от беспокойства?! – взорвался он. – Ей пришлось позвонить мне на работу и сообщить, что ты исчез. Хорошо еще, что сосед видел, как ты направляешься к ручью… Что касается вас, – он сердито покосился на Джессику, – то вы могли бы сообразить, что если ребенок его возраста шляется сам по себе, то он, очевидно, ушел из дому без спроса, и, вместо того чтобы поощрять его, вам следовало хотя бы попытаться вернуть его домой.

Он еще смеет ее обвинять! От возмущения у Джессики перехватило дыхание. Но прежде чем она успела открыть рот, мужчина, обращаясь к сыну, отрывисто повторил:

– Фредерик, мы идем домой.

Как Джессика и предполагала, Фредерик отказался ее отпустить. Когда отец попытался разжать его руки, мальчик еще крепче вцепился в Джессику. Она понимала, что мужчина исключительно по необходимости стоит так близко к ней, что буквально обнимает ее, пытаясь разжать руки Фредерика.

Джессика чувствовала запах разгоряченного мужского тела, видела крошечные черные точки пробивающейся щетины. Отец Фредерика нахмурился, и она невольно отметила, что у него длинные и густые ресницы. По коже Джессики пробежали мурашки, и ей стало неловко за свою совершенно неуместную реакцию на этого мужчину. Движимая одновременно желанием помочь Фредерику и стремлением оказаться подальше от его отца, Джессика попыталась отступить и хрипло пробормотала: