Книга Под ручку с мафией - Марина Серова

— Секунду! Мне нужна Элла Владимировна.

— Она будет позже. Так позвать Станислава?

— М-м, пожалуй.

После серии шорохов и щелчков в трубке раздался сочный, жизнерадостный басок:

— Здравствуйте, Стас у аппарата. Я вас знаю?

— Наверное, нет. Я Татьяна Иванова.

— Очень приятно, Татьяна, Станислав Шубаров. Вам нужна мама? Она будет в течение получаса. Что-нибудь ей передать?

— Нет, спасибо. Мне нужно побеседовать с нею лично.

— Ну так приезжайте.

— Удобно ли? Вечер. А я по делу.

— Мама будет рада вас видеть?

— Во всяком случае, не будет огорчена.

— Тогда приезжайте непременно. Делами она занимается допоздна.

— Объясните, как вас найти.

— Не знаете? Вокзальная, пять. Возле парка и больничного городка. Сориентировались?

— Вполне. Если Элла Владимировна появится раньше меня, прошу назвать ей мою фамилию.

— Согласен. Всего доброго.

Трубку повесили.

Так. Опять все дороги ведут в парк.

Я специально построила разговор в нейтральном, этаком безличном ключе. Насколько я знаю мужчин, в подобных случаях они склонны представлять образ дамы, соответствующий своим пристрастиям. При встрече останется только уловить то, что он там себе навоображал, и постараться если не превзойти, то хотя бы соответствовать его фантазиям. Если это проделать достаточно тонко, считайте, что мужская симпатия у вас в кармане.

А Станислава мне придется склонять к сотрудничеству, так что сами понимаете…

Я ехала и развлекалась мыслями о нелегком хлебе частного сыщика.

Прибыли. Вот Вокзальная, пять. Да, это дом! Если не грабить такие дома, то я не знаю, какие и грабить. Два этажа, это, конечно, не предел в наше время, но раскосые стены, стрельчатые окна, шпили, башенки, прочие архитектурные прибамбасы, плюс разноцветный кирпич, плюс наружная подсветка стен неведомо где упрятанными фонарями. И окружено все это великолепие кирпичной стеной фигурной кладки.

Думаю, ворот мне здесь не откроют. А вот и ворота. Чугунные кружева. По бокам — два фонаря пирамидками, под старину. Калиточка под аркой.

Как там Остап Бендер насчет Воробьянинова высказался: «Предводитель дворянства жил в пошлой роскоши».

Это я про тебя, Стасик.

Отворилась калиточка, вышел из нее мужичок в неновом пуховике, с непокрытой головой. Посмотрел, как я вожусь, запирая машину, не торопясь пошел вдоль улицы во тьму.

Давлю на кнопку звонка, калитка отворяется еще раз, и глазам моим предстает старушечье личико, все в глубоких морщинах.

— Татьяна Иванова? Предупреждали. Входи.

Бабуленька. Шаркает впереди меня по асфальту ко входным, наполовину стеклянным, надо же, дверям. Не удержалась, стукнула костяшками по стекляшкам — беззвучно! А стекла-то пуленепробиваемые и сами двери стальные. Вот тебе и «надо же»!

— Хозяйка там.

Бабуленька ткнула рукой в сторону кипенно-белой двери под широкой лестницей светлого дерева.

Я уже настроилась на чудеса роскоши, но вместо палат княжеских оказалась в комнате с подвесным потолком, белыми стенами и почти офисной мебелью.

— Та-нечка! Входите, входите!

Элла Владимировна. В точности та же, что в своей ресторанной берлоге.

— Как я рада!

О, сколько радости. Давно не виделись.

— Я не поздно?

— Ну что вы!

— Давайте сразу уточним все детали. Между нами не должно быть никаких неясностей.

Как меняется эта женщина! Лучащаяся теплом и гостеприимством хозяюшка за секунду превратилась в собранную и целеустремленную бизнесменшу. Я с удивлением замечаю, что невольно подыгрываю ей. Однако ее расположение мне небесполезно, поэтому я заговорила с суховатой прохладностью и четкой краткостью, в строгом, как мне кажется, соответствии с ее сиюминутной ролью.

— Нам необходимо внести ясность по трем пунктам. Первое, почему вы решили обратиться именно ко мне и как узнали меня среди вчерашних посетителей вашего ресторана. Ведь, если мне не изменяет память, мы до сегодняшнего дня знакомы не были.

— Это несложно. — Шубарова сдержанно улыбнулась. — Вам ничего не напоминает такое название — «Нарцисс»?

Наповал! Она меня сразила! Мне даже показалось, что я на мгновение потеряла контроль над собой. Во всяком случае, в глазах Шубаровой промелькнуло торжество.

«Нарцисс». Несколько месяцев назад, летом, я там била рожи трем хамам, и во время этой драки погибла моя знакомая. А бармена звали Ашот. Ашот Мамедов. Все, вспомнила!

Убийство проститутки для… рекламы фирмы. Фирма называлась «Сирена». Расследуя это дело, я крепко наступила на мозоль милиции. Да, дело о рекламной паузе. Так я его называла для себя.

— Я вижу, вы вспомнили. Владелец «Нарцисса» — мой хороший знакомый. Да мы все, пищевики, знаем друг друга. Бизнес-то один. Так вот, в этом баре вы ловко отбрили одного, извините, мента. Старшего лейтенанта.

Я, не мигая, смотрела на Шубарову безмятежным, но неподвижным взглядом. Эти пищевики знают друг друга и вообще много знают. А того мента я не отбрила, а только кое-куда послала, разница есть. Сразу после драки и убийства моей знакомой. И так послала, что пошел он по этому адресу, не возражая.

— На владельца «Нарцисса», — продолжала Элла Владимировна, — это происшествие и ваши действия произвели такое впечатление, что он заинтересовался вами и вскоре установил через знакомых, что у нас в Тарасове по частному розыску Татьяне Ивановой равных нет. А дальше, Танечка, все по поговорке — «Худая слава камнем лежит, а добрая — впереди бежит».

Шубарова развела руками и рассмеялась.

Что ж, все понятно. Хотя поговорку она переврала.

— Я ответила вам?

Ответила она. Ответила и даже огорчила. Излишняя известность может осложнить мне жизнь.

— Хорошо. Второе. Предположим, по третьему пункту мы договорились, и я взялась за ваши дела. В этом случае я просила бы не вмешиваться в мои действия и не пытаться их контролировать.

Я остановила ее протестующий жест.

— Прошу помнить, что даже лишний контакт со мной может, при определенных обстоятельствах, повредить ходу дела.

— Глупо вмешиваться в то, о чем не имеешь представления, — ответила Шубарова. Что ж, здравая точка зрения.

— Третье. Сумма гонорара.

— Пятьдесят тысяч долларов или триста тысяч в новых деньгах. Сумма, названная шантажистами.

Я невольно улыбнулась и присовокупила:

— И Станислав остается на свободе, в добром здравии и с чистой репутацией. Чем тогда я отличаюсь от шантажистов?