Книга Кто кого - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что это там несешь, Макс? — подозрительно спросил Савичев.
— Несешь ты, причем пиво, вот и неси себе, и не болтай, а то ящик уронишь, — отпарировал Смолинцев.
— Так вот, — снова повернулся он к девушке, — ты знаешь такого баскетболиста… Дэнниса Родмана?
— Не-а, — ответила та.
— Зря. Так вот он вообще утверждает, что его игра, баскетбол, не менее чем на три четверти состоит из секса, из животных инстинктов, и лишь одна четверть, игровое начало, и оформляет весь этот хаос основных инстинктов в определенное русло.
— Ты умен не по годам, Смолинцев, — усмехнулся Савичев, — самому двадцать три, почти двадцать четыре, а ума как у семилетнего.
…Бассейн был небольшой, но глубокий и оборудованный джакузи. Тут же находились сауна и душевые.
Смолинцев содрал с себя одежду и, швырнув ее на деревянную скамью, ухнул в бассейн, окатив взвизгнувших девушек громко всплеснувшейся водой.
Савичев глянул на резвящегося, как морж, Максима и, поставив ящик пива на кафель, вдруг легко подхватил на руки Лену и, в мгновение ока стащив с нее кофточку и юбку, высоко подбросив, кинул девчонку в бассейн.
— Здоррровый! — похвалил его Климов, сам отличавшийся атлетическим телосложением и силой. — Кто следующая?
— Погодите, — сказала я, — я сама разденусь, только вы меня вдвоем подкиньте!
— Она в потолок не воткнется? — почти серьезно спросил Савичев, глядя на Климова.
— Не должна! — ответил тот и швырнул в бассейн мою тезку Таню. Потом снял майку и, оставшись в одних плавках, выжидательно посмотрел на меня и залил себе в глотку еще одну бутылку пива.
— Ты готова?
Климов и Савичев соединили решеткой руки — так, что кисть каждой руки держала предплечье возле локтя, — и, подхватив меня, легко раскачали и мощно подкинули вверх.
Потолок резко бросился в лицо, запрокинулся, мелькнули бортики бассейна со стоящими на них Алексеем и Валерой — и я, перевернувшись в воздухе, погрузилась глубоко в воду, захватив на полувдохе добрый глоток воды.
Не успела я вынырнуть, как сверху обрушился — в джинсах и рубашке — немилосердно кинутый в бассейн все той же веселой парочкой Суворов…
— Я же говорил, что спорт — это секс, — весело грохотал Смолинцев, обмотанный вокруг бедер влажной простыней.
Он расхаживал по тренажерному залу с гантелей в одной руке и бутылкой в другой. Вокруг него бегал какой-то маленький толстый человечек с большим носом и длиннющими мускулистыми руками и бормотал:
— Чтобы быть мужчиной в теле, ешь пельмени и тефтели, а потом… б-бери гантели… чтобы бицепсы потели…
— Демяша, защеми свою пасть, — добродушно посоветовал декламирующему толстячку Максим. — Девочки, это наш командный массажист Сергей Дементьев, по прозвищу Демяша. Специалист высочайшего класса, а если бы еще не болтал, то ему цены бы не было.
— Я питалси-и, я питалси-и, я енерьгии набрралси-и-и! — пробормотал тот, наматывая круг за кругом возле Смолинцева.
На одной из тренажерных скамей лежала Лена, на другой — Таня. В отличие от Смолинцева, на них не было даже простыней. Рядом под каким-то тренажером скорчился Суворов, облаченный в мокрые семейные трусы в цветочек и один носок. Да и тот был надет почему-то на правую руку.
Наверно, потому, что в левой Сережа держал пиво.
— Демяша, сделай девушкам массаж, — произнес Смолинцев, — такой, как нам на матч. Вы не бойтесь, он может сделать немного больно, но это ничего. Зато потом будет божественно.
— Смолинцев у вас артист, — сказала я Савичеву, — сначала здоровый секс в сауне и в бассейне, потом проповедь на тему биологически выверенного образа жизни. Теперь этот массаж.
— Непонятно только, почему ты от всего этого упорно отказываешься, — заметил Климов, косясь на Алексея.
— Валера, милый, я не собираюсь тебе объяснять все это, — ответила я, — девочки еще молоденькие, кровь кипит, а вы, надо признать, самцы видные!
— Самцы! — фыркнул Савичев.
Демяша тем временем растянул на лавочках девушек, предварительно помассировал взглядом обнаженное тело каждой из них, словно решая, за которую взяться в первую очередь.
Потом задумчиво взял в руку левую грудь Лены, потрогал пальцами сосок, как трусливый купальщик пробует ногой воду. Потом решительно перевернул ее на спину и сжал сильными пальцами плечи девушки.
— Смотри только кости ей не переломай, — иронично посоветовал Климов, — а то ведь забудешь, что это не савичевская туша, в которую можно бить бревном без всякого урона…
— ..для бревна! — насмешливо перебил его Савичев. — Пойду-ка я… Купнусь, и домой, пожалуй.
— Я с тобой, — произнесла я.
Алексей улыбнулся и махнул рукой…
— Ты действительно лучший хоккеист России? — спросила я в душевой, разглядывая великолепную фигуру «золотого мальчика».
— Лучший хоккеист сезона по итогам регулярного чемпионата, — поправил он.
— Наверно, это твой последний сезон? Купят в Штаты?
Он передернул плечами.
— Я стою на драфте «Детройта», — ответил он, — скорей всего буду играть там со следующего сезона.
— Но неужели тебе действительно девятнадцать лет?
Алексей рассмеялся.
— Восьмого августа будет двадцать, — чуть виноватым голосом произнес он. Ну явно паясничает, подлец. Двадцать-то оно двадцать, но по виду самый что ни на есть здоровый и зрелый двадцатипятилетний мужчина.
— Фигура у тебя явно не девятнадцатилетнего юнца, — сказала я, положив ладонь на его мускулистое плечо.
— Что ж ты хочешь? — произнес он, глубоко вздохнув. — Пять лет этого чертова бодибилдинга… фабрика перекачанных идиотов, честное слово!
— Чем ты только не занимался, — сказала я, — фигурное катание, культуризм, хоккей…
Нарочно не придумаешь.
— Не сочетается? А еще плавание и конькобежный спорт. А также рэкет и бандитизм.
— Что?…
— Да это я так шучу. В детстве. Лет тринадцать мне было, но и тогда у меня была потрясающая координация движений, — неопределенно пожал он плечами.
— От скромности ты явно не помрешь, мой милый, — съязвила я.
— Это верно. — Он откровенно прошелся по мне взглядом и произнес:
— Так мы идем под душ или нет?
— Идем.
Он спокойно стащил с моих плеч полурасстегнутую блузку, затем в мгновение ока снял бюстгальтер и задумчиво повертел в руках.
— Хороший размерчик, — одобрительно сказал он. — А фигурка-то спортивная. Ну-ка… — Он протянул руку к последнему убежищу добродетели на моем теле, к узеньким черным трусикам.