Книга Томка. Тополиная, 13 - Роман Грачёв

– Ребенок, ускорь движение булками! – Па-ап…

– Что опять?

– Я не хочу-у.

– Я тоже не хочу, чтобы лето кончалось. Хочу, чтобы оно за мной мчалось и чтобы здесь всегда были Гавайи.

– Были – что?

– Где живут Лило и Стич. Но мы с тобой, дорогая, живем в стране, где девять месяцев грязь, холод и слякоть, и поэтому все остальные страны нам завидуют. Собирайся. У тебя, между прочим, последний детсадовский годик остался, следующей осенью в школу, и вот там тебе поблажек делать не будут…

На этих словах я сам застыл. Встал как вкопанный посреди гостиной с чистыми детскими шортиками в руках. «Чтоб мне лопнуть, ведь ей действительно через год за парту!». И мне стало как-то совсем грустно.

– Ты что, пап? – Томка выключила телевизор.

– Вспомнил кое-что. – Что?

– У тебя заканчиваются трусы и колготки по размеру, а зимние сапоги разорвались. И, кстати, осенних туфелек тоже нет. Боже мой, сколько еще всего…

– Круто, пап. В выходные, значит, поедем в магазин. Она нехотя начала переодеваться в чистую одежду.

Мне казалось, что возможность вернуться к любимым преподавателям и друзьям ее обрадует, но папина дочка – папина во всем. Я сам терпеть не могу осень, и возвращение прохладных желтых дней, сопряженных со свинцовым небом и дождями, мы с Томкой воспринимаем как личное оскорбление.

С Татьяной Казьминой мы работали не первый год. Нашу малочисленную группу, состоящую из трех девчонок, она вела чуть ли не с трехлетнего возраста: начинали мы с кубиков, из которых складывали вагончики и целые поезда слов, продолжили предложениями, большими текстами и даже английским языком. Занятия с ней отлично сочетались с теми, что проводила в детском саду Олеся, и у меня не было никаких сомнений, что в школу Тамара пойдет подготовленной и в достаточной степени продвинутой, а я буду вспоминать Татьяну Казьмину с большой любовью и благодарностью. Помимо всего прочего, она ведь была еще и очень занятной молодой девушкой с татуировкой на пояснице в виде кошачьей мордочки, периодически поглядывавшей на меня поверх джинсов.

– Мы идем к Татьяне Валерьевне?

– Да. Сашка и Маринка тебя уже заждались, наверно.

Мы все-таки собрались. Погрузились в машину и поехали. Таня жила всего в нескольких кварталах от нас вниз по улице, уходящей к реке, в новом районе, который еще продолжал застраиваться. За окнами там открывался замечательный вид – густой лес, пригорки, овраги-буераки, почти нетронутая цивилизацией природа, если забыть о дремлющей вечным сном всего в нескольких сотнях метров Черной Сопке…

Все же я оказался достаточно прозорливым отцом: увидев своих подружек во дворе, Томка бросилась к ним в объятия. Девчонки, позабывшие о своих родителях, зашумели на весь двор, принялись делиться новостями и знакомить друг друга с новыми игрушками. Томка по этому случаю прихватила пушистого механического хомяка, повторявшего за хозяином короткие фразы, и теперь несчастную игрушку с дохлыми батарейками тискали сразу шесть рук.

– Доброго здоровьица доброму человеку!

Я обернулся. На скамейке возле песочницы сидел сухонький мужичок в рыбацкой штормовке и черных брюках, помнивших первую мировую войну. Руками он опирался на трость с потертым стеклянным набалдашником. Мужчина улыбался, собрав в кучу все свои морщины.

– Здравия желаю, Петр Аркадьевич. – Я подошел к нему, протянул руку, присел рядом. Пасмурное небо над нашими головами расступилось, пропустив в небольшое окошко пучок солнечных лучей, отчего стало чуть радостнее.

– Новый учебный год? – спросил абориген, кивая на девчонок.

– Ага. Гулять бы еще и гулять, но время несется галопом.

– Поправка, молодой человек: время летит истребителем, поверь моему опыту и возрасту. Твоя скорость еще не та.

Я вздохнул. Дядя Петя был хорошим человеком, но возрастная мудрость его порой наводила на меня смертельную тоску.

– Па-ап! Можно мы сами поднимемся к Татьяне Валерьевне? Я посмотрел на часы.

– Валяйте. Номер квартиры помнишь, чтобы на домофоне набрать? – Ага.

– Когда подниметесь, подойди к окну в кухне и помаши мне рукой, чтобы я знал, что ты нормально дошла. Девчонки, сверкая пестрыми юбками и шортами, помчались к подъезду. Я вынул из кармана сигаретку.

– Не угостите табачком, мил человек?

Я протянул и ему. Мы закурили, пустили струи сизого дыма вверх.

– Как поживаете? – спросил он.

– Хочется верить, что хорошо. Обычная суета.

– Это у вас-то обычная?

Я улыбнулся. Аркадьевича не проведешь.

– Вы правы. С моей работой и семейными нагрузками все очень весело. Расслабиться некогда.

– В отпуске был хоть?

Я покачал головой. Под термином «отпуск» большинство понимает двухнедельную поездку к морю или в какую-нибудь европейскую страну с музеями, фонтанами и безудержным шоппингом, но я нынешним летом мог похвастаться лишь двумя вылазками с дочкой на свое любимое озеро. Мы провели там в общей сложности не больше недели. Чтобы соблюсти условия полного социального пакета для персонала детективного агентства «Данилов», мне приходилось идти на жертвы: в июле-августе я торчал в офисе с утра и до вечера, иногда брал Томку с собой, чтобы она не скучала без отца (да и мне без нее бывает тоскливо, если вы помните), и один выполнял работу, которой в обычные времена занимались пять человек. Поэтому на вопрос Петра Аркадьевича я смог лишь развести руками.

– Ничего страшного, – сказал он. – Лето само по себе маленькая жизнь, пусть хоть и в душном городе.

– Согласен. Вы как поживали без нас?

Дядя Петя ответил не сразу. Молча докурил сигарету, задавил ее своими прохудившимися осенними штиблетами.

– У нас тут все не очень спокойно, мил человек.

– В каком смысле?

Он обернулся на угол дома – туда, где начинался неосвоенный строителями пустырь, упиравшийся в березовую рощу.

– Пока не знаю, но мне это не нравится.

3

Во времена советского режима, по старой русской традиции не то проклинаемые, не то вновь вожделенные, когда всеобщая малодоступность качественной пищи и обилие плохой одежды примиряли даже классовых врагов, дома жили какой-то особой жизнью. Это были шумные и суетливые муравейники, и едва ли преувеличивал Михаил Козаков, наделяя обитателей своих нетленных «Покровских ворот» коллективным разумом.

В каждой убогой пятиэтажке грязно-серого кирпича существовала своя полноценная футбольная команда, готовая и в дождь, и в снег мутузить единственный на несколько подъездов мячик. В каждом доме всегда можно было найти злого старого перца, оберегающего цветы под окнами, и местная детвора, забыв про собственно цветы, обязательно с восторгом дразнила старика, доводя его до заслуженного инфаркта. Свадьбы и похороны проходили при полном аншлаге, обитатели первых этажей слышали, как кто-то пустил голубка на пятом, местные алкаши могли рассчитывать на сносные подаяния, а ключи от своей квартиры всегда можно было оставить соседям или, на худой конец, спрятать под ковриком у двери. Коврики никто не шмонал и не тырил.