Книга Пенсне для слепой курицы - Галина Куликова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какой милый! На мои глаза точно навернулись бы слезы, незнай я, что степень его нежности ко мне прямо пропорциональна его блудливости.
— Нет, лучше лягу спать. Я рада, что ты вернулся.
В этом я не лукавила. Я действительно была рада, что он здесьи ворочается рядом, блаженно вздыхая во сне. Матвей обладал замечательнойспособностью засыпать мгновенно, едва коснувшись головой подушки. Всю ночь яобнимала его, как ребенок обнимает любимого мишку, когда родители уже погасилисвет и закрыли дверь с другой стороны.
В субботу мы встали поздно. Вечером предстоял выход в свет,намечался день рождения одного певца, который он решил отметить в клубе«Триумфатор». Достойное место для человека, как молью, слегка побитого маниейвеличия.
С чувством глубокого удовлетворения я надела платье. Ранее яс ним мысленно уже рассталась, как со слишком тесным вместилищем своего тела.Матвею нравилось, что жена хорошо выглядит. Я накрутила волосы и оставила ихраспущенными. Даже на шпильках я была ниже своего мужа.
В начале вечера Матвей не отходил от меня, представляя своимновым знакомым. Но вот появились музыканты, и на большом, выложенном мраморомкругу собрались желающие потанцевать. Музыка полилась тягучая и сладкая, словносгущенка, и пары под нее медленно вертелись, прилипнув друг к другу.
На первый танец Матвей уступил меня известномутелевизионщику. Работа в эфире свернула тому мозги, и он трещал без умолку,будто я была частью его телеаудитории. Было видно, что я ему нравлюсь. Может, ядействительно выглядела неплохо. Но после вчерашней встречи с фээсбэшниками вомне образовалась невидимая взгляду червоточина, она разрушала меня незаметно,но неотвратимо.
Поверх мужского плеча я рассматривала людей, которыенаполняли зал, и переводила глаза с одного лица на другое. И вдруг… УвиделаЕгора! Вчерашнего шофера и моего нынешнего связного. Я так сильно вздрогнула,что напугала своего партнера.
— Что такое? — удивился он. — Случилосьчто-то ужасное?
— Вспомнила страшный сон, — пробормотала я, а просебя подумала: «Какого черта он приперся? По выходным я не обязана встречатьсяс Горчаковым и доносить на него!» Выходит, за мной теперь постоянно следят?Просто так, на всякий случай, чтобы я не выкинула какой-нибудь фортель.Интересно, что я могу выкинуть? Выйти на сцену, отобрать у певца микрофон ирассказать благородному собранию о том, как вчера на собственной даче менязавербовала ФСБ?
Я снова подняла глаза и уперлась ненавидящим взглядом вЕгора. Он же смотрел на меня так, словно я была просто пятном на стене.Дождавшись последних аккордов мелодии, я рассталась с телевизионщиком ипоступью Командора направилась к Егору.
— Разрешите вас пригласить? — спросила я голосом,в котором напрочь отсутствовала томность.
Мерзкий тип даже не соизволил кивнуть. Я взяла его за руку ипотащила в круг танцующих.
— Белый танец, — сказала я. — Дамы приглашаюти поют.
И опустила руки на плечи Егора. На его лице появилосьотвращение. Сегодня он выглядел совсем иначе, чем в момент нашей первойвстречи: на нем был летний костюм фисташкового цвета, пара прядей на макушкеобесцвечена, в правом ухе — маленькая круглая серьга. Я положила голову ему наплечо — это была бесшабашная храбрость из серии: «Эх, помирать, так с музыкой!»
Как только я это сделала, тут же почувствовала резкий рывок— Егор одним движением притянул меня к себе и прижал к своей груди так, что яедва не заорала.
— Никогда больше не афишируйте нашу связь, —сквозь зубы прошипел он мне в самое ухо, пощекотав его зловещими интонациями.
Я думала, что после этого он изо всех сил оттолкнет меня и япролечу через весь зал, приземлившись на пятую точку. Вместо этого он снял моюруку со своего плеча, отвел ее вбок, сжал пальцы и в такт музыке начал точнымисильными движениями бросать меня из стороны в сторону, ловить, поворачивать,прижимать к груди и фиксировать там на пару ударов сердца. «Черт побери! —ахнула я про себя. — Их там учат даже танцевать!»
Мне никогда не доводилось попадать в руки столь умелогопартнера. Я была игрушкой в его руках и бессознательно подчинялась чужой воле.Наше сольное выступление закончилось тем, что он положил меня спиной на своеколено, потом легко поднял, повернул за плечи лицом к себе, наклонился изапечатлел на моих губах короткий стерильный поцелуй. При этом в его глазахничего не отразилось. Вообще ничего. Пустыня Гоби после песчаной бури.
— В понедельник на Казанском, — шепнул оннапоследок и быстрыми шагами направился в глубь зала.
Расступившаяся толпа танцующих весело зааплодировала. Янепроизвольно вытерла губы тыльной стороной ладони.
— Что это за мальчишка? — спросил подошедшийМатвей и сунул мне в руку бокал с шампанским.
Он был недоволен тем, что на жену обратили внимание, а его вэтот момент не оказалось рядом.
— Так, какой-то хлыщ… — неопределенно ответила я.
Мне с трудом удавалось сохранять хладнокровие.
— Танцевать с хорошим партнером — все равно чтопублично заниматься любовью, — сказал подошедший именинник.
Все афоризмы, которые он знал, были на одну тему. Волосыпоп-идола, заплетенные в десятки косичек толщиной с мышиный хвост, разбудилимое воображение. Интересно, сколько времени он сидел в парикмахерской кресле,любуясь на себя в зеркало? Ох уж эти мужчины!
В конце вечера Матвея попросили сыграть на рояле. Он расцвели, получив в свое распоряжение инструмент и всеобщее внимание, выдал чудеснуюромантическую мелодию, которую лично я никогда прежде не слышала. Мне она такпонравилась, что на время я даже забыла о том червячке, что сидел внутри меня.Музыка уносила в чудесное никуда…
— Он классный парень, твой муж, — шепотом сказалмне на ухо незаметно подошедший сзади Егор. — Жаль, если с ним что-нибудьслучится. Не правда ли?
Я резко обернулась, но моего мучителя уже не было. Насегодня он исчез окончательно, снова лишив меня покоя.
Все воскресенье я представляла себе, как буду шпионить заГорчаковым, и это приводило меня в отчаяние. «Почему я? Почему не Липа,например? А это отвратительное предписание забраться к шефу в постель!» Заданиеявно было с душком, но что же делать?
В понедельник я впервые за время работы на фирме измениласвоим принципам и явилась на службу в открытом коротком платье. По моим личнымстандартам, это почти что порнография.
Липа даже внимание не обратила на мой вид: все игрища,касавшиеся взаимоотношений полов, она стойко игнорировала. Если ее кто-нибудьне втягивал в спор, конечно. Тогда — берегись. Она могла вогнать в краску когоугодно.
Зато Горчаков, кажется, был слегка озадачен. Еще бы! Я вечноизображала из себя одуванчик, а тут вдруг голые плечи, длинные ноги — с умасойти.