Книга Явилось в полночь море - Стив Эриксон

Еретичка в душе, Кристин вырвалась на свободу.

– Вы понимаете, – продолжает она, – я вообще с этим культом ничего общего не имела. Я просто поскорее сбежала из Давенхолла и с острова, поскольку… Ну, в это не следует углубляться, – заверяет она мертвеца. – Допустим, я просто убежала со всех ног. И вот я стою у дороги где-то к северу от Сакраменто, из одежды у меня – только то, что на мне, и еще книги – Бронте[12], Сандрар[13]и Кьеркегор[14]в холщовой сумке, – и тут из-за поворота появляется вся эта процессия.

И как раз в этот момент жрецы-священнослужители обеспокоились результатом последнего пересчета стада: получилось 1999, то есть кого-то по пути потеряли. Чего – именно в этот Новый год – никак нельзя было допустить. Как и прежние священнослужители, они если во что-то и верили, так это в точное выполнение ритуалов, и потому с радостью прихватили с собой молоденькую девушку, чтобы дополнить число жертвенных барашков.

Эта точность, если можно так выразиться, «спасла» Кристин в ночь на тридцать первое декабря, за двадцать четыре часа до Великого Прыжка, когда Кристин бродила вверх-вниз в темноте по разбитому на склоне холма культовому лагерю, от одного спального мешка к другому, все так же выискивая сон, как в свою последнюю ночь в Давенхолле. Проспал ли молодой священнослужитель, которого она выбрала, свое изнасилование девушкой или только прикидывался, никто не знает. Импровизированный трибунал продолжался до утра, и шквал произнесенных шепотом обвинений в конце концов разбудил обитателей лагеря. Наступивший вскоре рассвет обязывал к окончательному решению. Священнослужителя изгнали. Кристин, двухтысячную, «простили», без особой благодарности с ее стороны, – ей было в большой степени наплевать. Благодарности было бы еще меньше, знай она, что намечалось на вечер.

Потом, в 23.57 тридцать первого декабря, весь тщательный математический расчет жрецов пошел насмарку. Вдруг осознав, что происходит, Кристин побежала от берега, так быстро, как только несли ее ноги, в ушах у нее бушевал океан, перед глазами, размахивая ножами, метались жрецы.

– Знаете, у меня даже мелькнула мысль, не остановиться ли и не спросить ли кого-нибудь из них, откуда у них такая уверенность. Понимаете?

В мертвой тишине комнаты в отеле воспоминаний, сидя рядом с мертвым старичком-доктором, она на мгновение задумалась, не является ли весь ее рассказ, с учетом обстоятельств, несколько бестактным, но продолжила:

– Как они могли быть так уверены, что, прежде чем они встретили меня, женщин на самом деле было не тысяча девятьсот девяносто восемь? Понимаете? Но маньяк, который гнался за мной, размахивал таким огромным мачете, что я подумала – уж лучше, пожалуй, отложу этот разговор.

И Кристин, оказавшись моложе и резвее гнавшихся за ней священнослужителей, так и не найдя искомого сна, единственная из всей паствы пережила последний удар полуночи.

Пробежав почти полторы мили по шоссе № 1 и оказавшись где-то между Мендосино и Бодега-Беем, она наконец убедила себя в том, что больше никто за ней не гонится, и сбавила скорость. Тяжело дыша и прислушиваясь, она пошла в темноте по обочине; услышав, как навстречу ей приближается машина, она ступила на проезжую часть в свет несущихся на нее фар и бешено замахала руками. Машина чуть не наехала на нее, еле успев отвернуть, но в последнее мгновение Кристин отскочила в сторону.

– Через два часа я наконец поймала попутку – тот же самый фургон, только теперь они возвращались оттуда, куда до того так спешили.

В машине ехали две женщины под тридцать, и та, что сидела на пассажирском сиденье, не очень обрадовалась остановке.

– Куда тебе? – спросила та, что была за рулем.

– Подальше от побережья, – ответила Кристин.

Довольная тем, что удаляется от прибрежных скал, Кристин больше ни о чем не задумывалась. Поскольку сны ей никогда не снились, она сознавала, что беседа между двумя женщинами на переднем сиденье происходила наяву, хотя сама она сидела сзади и дремала.

Женщины разговаривали таким же напряженным шепотом, как и священнослужители накануне вечером. «Ты с ума сошла: подхватила девчонку, – говорила та, что сидела справа. – О чем ты думала?» Женщина за рулем ответила: «Она же еще девчонка и к тому же могла бы сказать кому-нибудь, что видела нас. Ты разве сама не видела, что мы чуть не сбили ее по дороге туда?» И снова пассажирка: «Ну, и что теперь? Мы же не можем просто вышвырнуть ее где-нибудь». И снова водительница: «Пока оставим ее с собой, посмотрим», – а потом начала хихикать, а ее подруга оглянулась на Кристин, проверяя, что она делает.

Кристин притворилась спящей. Водительница все хихикала.

– Прекрати, – оборвала ее подруга.

Та замолкла, а через мгновение проговорила:

– Дай-ка. – И пассажирка, поколебавшись, передала ей бутылку, из которой водительница отхлебнула. Поднаторевшая за ночи, проведенные в комнате на задах Давенхолльского бара, Кристин распознала запах бурбона.

В Бодега-Бее они свернули налево, проехали через округ Марин, по мосту Золотые Ворота и перед самым рассветом уже катили по Ломбард-стрит к центру города. Кристин никогда раньше не была в Сан-Франциско, если не считать того, что родилась там, и смотрела в окно, пользуясь дневным светом и забыв о подслушанном подозрительном разговоре. Пару раз пассажирка оборачивалась, и Кристин замечала, что водительница тоже посматривает на нее в зеркало заднего вида.

– Есть хочешь? – спросила она.

– Да, – ответила Кристин.

– В Норт-Биче заедем в одну маленькую булочную. – Она все смотрела на Кристин в зеркало. – А что ты там делала на дороге?