Книга Старик, который читал любовные романы - Луис Сепульведа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старожилы поселка утверждали, что потеть он начал с того самого момента, как сошел с борта «Сукре» и ступил на пристань Эль-Идилио. С того дня он извел на вытирание пота несметное количество салфеток и носовых платков, успев заработать среди местных жителей прозвище Слизняк.
За спиной у алькальда поговаривали, будто раньше он занимал более приличный пост в одном из крупных городов в горах, но за какую-то провинность был фактически сослан в эту невообразимую глушь на востоке страны.
Помимо того, чтобы потеть, у алькальда было и другое занятие: методичное уничтожение запасов пива. Он опорожнял бутылку за бутылкой, сидя у себя в кабинете и пытаясь делать глотки то пореже, то поменьше, чтобы растянуть удовольствие, потому что понимал: как только запас этой живительной влаги кончится, окружающая действительность покажется ему еще более унылой и безнадежной.
Время от времени удача улыбалась потному толстяку, и с приездом в Эль-Идилио какого-нибудь гринго его внутренняя засуха неожиданно сменялась внеплановым дождичком из виски. В отличие от остальных жителей селения, алькальд не пил завозившуюся сюда на «Сукре» водку. Толстяк утверждал, что от фронтеры у него бывают кошмары, и потому старался не употреблять столь популярный в этих местах напиток из страха перед умственным помешательством.
Когда именно алькальд завел себе сожительницу из индианок хибаро, никто уже и не помнил. Все знали, что Слизняк в пьяном виде частенько поколачивает ее под тем предлогом, что она его якобы заколдовала и приворожила. Поговаривали, что рано или поздно она не выдержит такого обращения и убьет своего мучителя. Время от времени некоторые даже заключали долгосрочные пари на этот счет. Следует отметить и еще одно: со времени своего появления в Эль-Идилио Слизняк умудрился добиться того, что его возненавидели все жители поселка.
Он прибыл в этот богом забытый край, одержимый манией собирать какие-то немыслимые налоги. На самом деле вознамерился он продавать лицензии на охоту и рыбную ловлю на никем не управляемой территории. Другой его бредовой затеей была попытка взимать налог за пользование природными ресурсами с тех, кто приносил из сельвы сырые, требовавшие просушки дрова – ветви деревьев, гораздо более древних, чем все законы государства. В припадке служебного рвения он приказал даже построить в селении тростниковую хижину-камеру, в которой собирался держать местных пьяниц, отказывавшихся платить штраф за нарушение общественного порядка.
Не было в Эль-Идилио человека, который не провожал бы проходившего мимо алькальда презрительным взглядом. Излишняя потливость представителя власти тоже, разумеется, не работала на создание его хоть сколько-нибудь положительного образа.
Предыдущего алькальда в поселке, наоборот, уважали и любили. «Живи и не мешай жить другим» – было его девизом. Именно ему местные жители были обязаны сравнительно регулярным появлением у их пристани корабля с зубным врачом, почтой и многими полезными грузами. К сожалению, тот алькальд недолго продержался на своем посту.
Как-то раз он крепко поговорил с несколькими золотоискателями, и не прошло и двух дней, как его нашли с раскроенным черепом и уже наполовину сожранного муравьями.
Пару лет в Эль-Идилио не было ни одного человека, который обозначил бы присутствие эквадорской государственности в непроходимой сельве, где и сама линия границы проводится весьма условно. Видимо, никто из государственных служащих ни в одной провинции не совершил за это время проступка, в наказание за который его можно было бы перевести в такую дыру.
Каждый понедельник (понедельники вообще были особой страстью, своего рода пунктиком алькальда) весь поселок, презрительно ухмыляясь, наблюдал, как он поднимает национальный флаг на столбе у пристани. Так продолжалось до тех пор, пока во время очередной грозы порыв ветра не сорвал выцветшее полотнище и не унес его неизвестно куда в глубь сельвы. С флагом исчезла куда-то и уверенность в понедельниках, что, впрочем, никого особо не обеспокоило.
И вот алькальд прибыл на пристань. Он провел платком по лицу и шее и, выжав мигом промокшую насквозь тряпку, приказал поднять труп с каноэ на причал.
Погибший был еще достаточно молодым человеком, не старше сорока лет, светлокожим и довольно крепко сложенным.
– Где вы его откопали?
Шуар переглянулись, явно терзаемые сомнениями, стоит ли вообще отвечать на вопросы алькальда.
– Вы что, дикари, по-испански не понимаете? – рявкнул на них алькальд.
Один из индейцев набрался решимости и ответил:
– Выше по течению. Два дня пути отсюда.
– Поверните его так, чтобы я видел рану, – последовал приказ толстяка.
Второй индеец повернул голову трупа, и стало видно, что насекомые уже успели выесть ему правый глаз, тогда как левый еще отражал дневной свет голубой точкой. Рваная рана тянулась по шее покойника от самого подбородка до правого плеча. По ее краям торчали обрывки артерий и сухожилий, а в глубине уже копошились бесцветные черви.
– Все понятно, – заявил алькальд. – Вы его и убили.
Шуар попятились.
– Нет-нет, шуар никого не убивать.
– Не врите! Хватанули его мачете по шее – и дело с концом. Тут и дураку все ясно. – Потный толстяк вытащил из кобуры револьвер и навел его на перепуганных, растерявшихся индейцев.
– Нет, шуар не убивать! – осмелился повторить один из индейцев.
Алькальд заставил его замолчать ударом рукоятки револьвера по голове. По лбу индейца побежала тоненькая струйка крови.
– Вы, козлы, меня за кого держите? – свирепо оскалившись, спросил толстяк. – Нет обезьяны, меня так просто не проведешь! Этого парня убили вы, и никто другой! А теперь – марш за мной! В кабинете мне все расскажете. Главное – сформулируете, за что вы его, беднягу, зарезали. Хотя и с этим все ясно – ограбить хотели, вот и все ваши мотивы. Давайте, дикари, пошевеливайтесь. А вы, капитан, подготовьте судно к транспортировке двух арестантов.
В ответ хозяин «Сукре» лишь пожал плечами.
– Прошу прощения, ваше превосходительство, но сдается мне, что вы сейчас срете мимо очка. Эта рана нанесена не мачете. – В тишине, повисшей над пристанью, раздался спокойный, негромкий голос Антонио Хосе Боливара.
Алькальд снова зло отжал носовой платок и буркнул в ответ:
– А ты-то откуда знаешь?
– А что тут знать-то? Я что вижу, то и говорю. – Старик подошел вплотную к покойнику, наклонился над ним, еще раз повернул тому голову и пальцами развел края раны. – Видите? Вот здесь мышцы вспороты вдоль волокон. Возле челюсти разрывы очень глубокие, а ближе к плечу остаются только у самой кожи. Вглядитесь-ка: здесь явно не один, а четыре разреза.
– Ну и что за хрень ты мне хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать всего лишь то, что не бывает ножей с четырьмя клинками. Это когти. Этого человека убил ягуар. Взрослый крупный зверь. Вы подойдите сюда и понюхайте.