Книга Мама джан - Алексей Фролов

– Это нервное.

Он не стал расспрашивать, что да как, почему нервное. Рина про себя отметила его деликатность, не зная еще, что для тех, кто постоянно обитал на Курском вокзале, – а Кабан был из их числа, для него вокзал давно стал родным домом, – существовало неписаное, святое и нерушимое правило не донимать человека вопросами о том, что с ним произошло. Боже упаси. Понадобится – сам расскажет. В крайнем случае, можно все каким-нибудь окольным путем выведать.

– Могу кофе угостить, – предложил Кабан. – Хочешь?

– Ага, очень хочу…

Рина обрадовалась тому, что знакомство их продлится.

Они направились к палатке, рядом с переходом. Кабан по-свойски обратился к хозяину:

– Познакомься, Ашот. Эту девочку Риной зовут. Редкое имя, да? Ты когда-нибудь слышал такое?

– Нэт! Никогда! – воскликнул Ашот, обжигая Рину взглядом выразительных черных глаз. И пылко спросил. – А ты?.. Слыхала такое имя – Ашот?

– Нет, – смущаясь, ответила она.

– Тоже рэдкое имя! Да? Два рэдких имени! Дружить будэм, значит, да?

– Тогда организуй Рине кофе, – попросил Кабан. – На нее чего-то колотун напал. От нервов. А мне пива. Я те потом отдам денег. Лады?

– Да нэ вапрос!.. Для такой красывый дэвушка, с таким рэдким именем, можна всу жизнь кофэ дэлать! Вах…

Кабан в шутку погрозил ему.

– Ну, ладна, ладна… У меня Мара есть. Мара – это моя жена, – объяснил он Рине. И шепнул, закатывая глаза. – И еще есть Тамара… О-о, Тамара… А еще Гюзель и Лэночка… О-о… Ты же знаешь, Кабан… Какие жэнщины!.. Скаковые лошади, а нэ жэнщины! Вах!..

Ашот лично сварил для Рины кофе, большая честь, кто знает порядки в его заведении, а Кабану выставил бутылку пива.

– От души, брат. От всего сердца, Рина.

– Спасибо, Ашотик! Вы хороший человек.

– Вах! Красиво сказала! – Темпераментно воскликнул Ашот. – Повтори еще раз мое рэдкое имя – Ашотик. На «ты» ко мне обращайся! Ну, давай!

– Спасибо, Ашотик! Ты очень хороший человек!

Оба расчувствовались. Рина потому, что впервые за этот ужасный день ее согрели неожиданным участием, а Ашот потому, что ему приятно было осознавать себя хорошим, даже очень хорошим.

Кабан и Рина заняли свободный столик.

– Он, правда, прелесть, – сказала Рина, наблюдая, как Ашот обслуживает посетителей.

– Кто бы спорил, – откликнулся Кабан, отхлебывая пиво из горлышка бутылки.

Ашот занимал заметное место среди достопримечательностей привокзальной округи. Жизнерадостный армянин пятидесяти лет отроду, маленького роста, с короткими, пухлыми, волосатыми руками, крупной головой с неизменной кавказской кепкой на копне густых черных волос, без единой седой прядки, с покатыми плечами, с округлым животом да и вообще весь круглый, точно мяч, он не ходил по земле, а как будто перекатывался, подпрыгивая на неровностях тротуара. Много всякого было в нем понамешано, как и полагается уроженцу Армении. Добродушный и вместе с тем лукавый, простой в общении и в то же время себе на уме, щедрый безгранично и умеющий с большой для себя выгодой провернуть беспроигрышную, пусть и сомнительную, махинацию. Ашот все делал весело. Весело и шумно дружил с вами, весело и вкусно ел, устраивая по-кавказски многолюдные застолья, весело и азартно мог обвести приятеля вокруг пальца и тут же весело и простодушно умел покаяться в обмане, но, бывало, весело и безоглядно бросался на помощь малознакомым людям и даже себе в ущерб. Его палатка работала все двадцать четыре часа в сутки, шашлык, шаурма, люля, пиво, кофе – заказывайте на здоровье, а для надежных завсегдатаев, пожалуйста, дорогой, водка из-под полы. Невозможно было представить переход перед вокзальной площадью без Ашота и его заведения. К палатке тянулся пестрый вокзальный люд. Тут тусовались музыканты, воры, бомжи, проститутки, малолетки – всех Ашот привечал и все его уважали. Милиция его «крышевала». За веселый и многогранный нрав Ашоту сходило с рук такое, чего никому другому не простили бы ни за какие пироги. Кабан был искренне привязан к Ашоту, а тот в свою очередь симпатизировал этому парню, бесшабашному и бесхитростному, больше, пожалуй, чем другим.

Странно, как это Рина раньше сюда не забрела и не познакомилась ни с Кабаном, ни с Ашотом?

Кофе, наверно, оказал свое воздействие, дрожь перестала ее колотить. Рине безудержно захотелось выговориться. Нутром она почувствовала, что Кабану можно доверять. Без всяких расспросов, взахлеб, она принялась рассказывать об отце, о том, как покупала ЭТО, как попала в ментовку и вырвалась оттуда без денег, без мобилы, без дурацкого «Макарова», сто лет он бы ей не нужен, зачем только взяла… Поколебавшись, не удержалась, рассказала и о том, как заставили ее снять джинсы и трусики.

Кабан слушал внимательно, ни разу ее не перебил.

Выговорившись, облегченно умолкла, ожидая, какая реакция последует с его стороны. Он сказал до обидного буднично:

– Знаю я тот обезьянник… Ну, у них это обычно. С головы до пят обчистят. Сам четыре раза там был. Глотнешь пивка?

– Нет.

– Послушай меня, не комплексуй из-за всей этой истории, – посоветовал Кабан.

– То есть? – не поняла Рина.

– А то и есть. Просто с тобой первый раз такое. Еще нахлебаешься всякого говна. Если будешь на каждом таком случае зацикливаться – умом сдвинешься и скворечник треснет.

– Я тебя не понимаю…

– Как бы это растолковать… Главное, быть самим собой. Тогда к тебе никакая грязь не пристанет.

Помолчали, думая каждый о своем.

– В голову не могу взять, почему я так с тобой разоткровенничалась? Дура, наверно…

– Вовсе не дура. Со мной все откровенничают. Даже бабки-пенсионерки. Сказал же я тебе, что путешествую по чужим судьбам и душам. Теперь вот и соображай, как это происходит. Просто надо уметь выслушать человека…

– Тоже мне, психотерапевт, – немного обиделась Рина. – Сам-то ты не раскалываешься?

– Сам? А вот сам – хуюшки… Да мне особо-то и не в чем распространяться. Ну, что там у меня за плечами? Я детдомовский. Сбежал… Задыхался я там… Была любовь да вся вышла. Нет любви. Зато есть друзья. Ну, еще, конечно, гитара. И конечно, Курский вокзал. Это мой дом. А ночую я в подъезде…

– Нравится такая жизнь?

Кабан уклонился от ответа.

– Рина, мне работать надо, – сказал он. – Мой перерыв кончился. Хочешь, побудь со мной, то есть с нами. Постоишь, послушаешь…

– Хочу. Я дома сегодня носа не показала бы… Меня отец запилит… Но ночевать-то где я буду?

– Это как раз не проблема. Пойдем… Я тебя со своими познакомлю. Мы сейчас на площади будем работать…

– Скажи, Кабанчик… Может, ты в курсе… Сколько стоит «Макаров»?

– До хера… Тысячи на три потянет.