Книга Козлы! - Ариэль Бюто
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люк, однако, даже не пытался воспользоваться моментом. Причем явно не из робости, смущенным он не выглядел. Каролина решила, что он, как и она, умеет ценить красоту мгновения. Умеет не спешить, соизмерять свой шаг с шагом другого, сливаясь в едином ритме. Она всегда мечтала встретить мужчину, который был бы способен на такое и которому в знак признательности она бы посвятила свою жизнь. Люк — ее избранник, сомнений нет. Впрочем, в полдюжине парней, бросивших ее за последние десять лет, она тоже поначалу ни капли не сомневалась. Каролина улыбалась в темноте, притихшая и счастливая. И уже немножко меньше ненавидела Марио.
Когда ее веки отяжелели и голова непроизвольно склонилась на грудь Люка, тот снял с нее сандалии и уложил на койку.
— Останьтесь! — взмолилась Каролина.
— Если это необходимо…
Каролине показалось, что он улыбается. Люк лег рядом с ней, не раздеваясь. Она прижалась к нему. Заигрываний с его стороны не последовало, он просто обнял, как друг, как брат, эту незнакомку в платье с открытыми плечами.
Каролина ликовала. Ни о чем подобном она и мечтать не смела! Неужели существует на свете мужчина, способный из уважения к ней заглушить голос похоти, способный окружить ее столь трогательной заботой? Ей понадобилось отправиться в плавание с прахом человека, по вине которого она едва не возненавидела всех мужчин без исключения, чтобы повстречать свой идеал, свою мечту и в итоге свое счастье. Как удивительно устроена жизнь! Как позаботилось о ней Провидение! Теперь она найдет в себе силы простить Марио.
Она поискала в темноте губы Люка, не нашла, но оно и к лучшему. У них вся жизнь впереди, чтобы медленно, не спеша узнавать друг друга и любить.
Проснулась Каролина от духоты и крика чаек. Ее словно вырвали из сна, насквозь пронизанного голосом Люка, глазами Люка, нежностью Люка. Нехотя отрываясь от сновидений, она открыла глаза. Улыбнулась, обнаружив, что полностью одета. Но ее блаженство было кратким. В каюте что-то изменилось. Во влажном воздухе чувствовался запах пота. Люка больше не было, о нем напоминала лишь вмятина на покрывале, но чувство тревоги пришло не оттуда. Каролина сполоснула лицо водой, прошлась щеткой по волосам, направилась к выходу — и тут к горлу подкатила тошнота.
Урна! Она исчезла! Марио поручил ей, Каролине, исполнить его последнюю волю, а она не уберегла прах. Был — да и сплыл!
Очертя голову она выскочила из каюты в поисках помощи и услыхала голоса на капитанском мостике. Люк, Сильвия и Роберт, стоя к ней спиной смотрели на море. Перед ними на обеденном столе, накрытая черной простыней, стояла урна. С облегчением переведя дух, Каролина направилась к столу. Ну конечно, как она не догадалась: Люк не захотел ее будить и попросил остальных подождать, пока она проснется, чтобы развеять прах.
Люк снова был в черной куртке и рубашке. Руки его лежали на урне, так же как этой ночью лежали на ее плечах: он взял на себя проведение церемонии. Наверное, потому, что чувствует себя обязанным Марио, решила Каролина. Ведь именно Марио, пусть и в виде пепла, заключенного в урну, присутствовал при зарождении их любви, пока еще чистой и возвышенной.
Взглянув на Каролину, Люк улыбнулся. Сердце ее сжалось от радости. Этот мужчина в черном, такой красивый на фоне утреннего неба, скоро станет ее возлюбленным, он уже немного принадлежит ей. Прощальный подарок Марио. Почему она так плохо думала о брате? Он все предвидел, он подстроил их встречу — теперь это совершенно очевидно. Марио, должно быть, наслаждался своим шедевром, своей последней постановкой. Каролине захотелось сказать ему спасибо, извиниться за то, что так плохо о нем думала. Слезы благодарности и раскаяния туманили взор. Она пообещала себе отныне чтить память брата и постараться реабилитировать его в глазах членов семьи, которые отказались даже присутствовать на кремации, — они были сыты по горло его выходками, ложью и цинизмом. Она им расскажет, как Марио выбрал для нее самого чуткого из спутников, как он предусмотрел в своем завещании мельчайшие детали их чудесной встречи. Все-таки Марио был истинным гением!
Поглощенная мыслями о раскаянии и очищении, Каролина не заметила, как открыли урну, и не прислушивалась к прощальным словам Люка, которые уносил свежий ветер. Когда она, растроганная и дрожащая от волнения, наконец отвлеклась от своих раздумий и попыталась подключиться к церемонии, рука Люка (та самая рука, которая этой ночью жгла ей кожу сквозь платье) зачерпнула пригоршню пепла и бросила в море. При этом Люк слегка наклонился вперед. Серебряный крестик, какие носят католические священники, сверкал за отворотом черной рубашки, пока Люк своим чарующим голосом читал поминальную молитву:
— Да воздастся нам по делам нашим…
— Надолго не задержусь. Обещаю.
— Не волнуйся, детей я накормлю и уложу.
— Ты — прелесть!
— А то. Желаю хорошо провести время, дорогая!
Муж даже чмокнул ее в щеку на прощанье, и тем не менее на сердце у Элизы было далеко не так спокойно, как хотелось бы. А дети даже не оглянулись на нее, когда она сказала им «до свидания», но не чувствовать себя виноватой Элиза все равно не могла. Детям наверняка удастся разжалобить Марка и лечь спать позже обычного, с утра они встанут мрачные, будут невнимательны на уроках — и все из-за нее, нерадивой матери. Когда речь заходила о том, чтобы развлечься, доставить себе удовольствие, как когда-то в студенческой молодости, Элиза становилась своим самым суровым надсмотрщиком. Для встречи с подругами ей вечно приходилось изобретать какие-нибудь предлоги и оправдания, которых, собственно, никто от нее не требовал. «Не напрягайся! Расслабься! Хватит считать себя незаменимой!» — твердил ей здравый смысл. Элиза молча соглашалась, и все-таки ей было легче оттого, что сегодня у нее имеется веская причина уйти из дома: две лучшие подруги, одна из которых только что развелась, а другая чуть было не вышла замуж, рассчитывали на ее поддержку.
Стоило ей оказаться на улице, как угрызения совести растаяли в теплом воздухе. Перекинув корзинку из одной руки в другую, она влилась в поток туристов, стараясь не думать о том, что два часа спустя ей придется проделать тот же путь в обратном направлении. Конечно, она вернется. Хотя бы потому, что идти больше некуда. Не то чтобы ей опостылел домашний очаг, но уж слишком все было предсказуемо в ее тридцатишестилетней жизни. Словно лабораторная крыса, она без конца проделывала один и тот же путь по раз и навсегда протоптанной дорожке, с которой ей уже никогда не свернуть. С каждым годом все меньше заинтересованных глаз смотрело ей вслед. Выйдя за человека на десять лет старше, маленькая языкастая брюнетка мигом обрела буржуазный лоск и утратила непосредственность. Получив звание профессора филологии в частном колледже, Элиза стала одеваться в том же стиле, что и матери ее учеников. Марк находил, что это делает ее моложе, Каролина и Флоранс уверяли в обратном. Но по сути, люди, чья жизнь лишена и горя и радости, не имеют возраста.
Спасаясь от надоедливых мыслей, Элиза невольно ускорила шаг и постаралась сосредоточиться на чем-нибудь более приятном. Пикник на мосту Искусств — вот что поможет ей почувствовать себя свободной, по крайней мере на один вечер. И возможно, эта встреча утешит Каролину, которая лишилась бойфренда, — теперь ей приходится смотреть телевизор в одиночестве. Ну а что касается Флоранс, бутылка хорошего вина, распитая прямо на улице, окончательно откроет ей глаза на преимущества вновь обретенной независимости.