Книга Ночной поезд - Мартин Эмис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я постучала в застекленную дверь.
Полковник Том обернулся. Узнав меня, обрадовался. Ни малейшего признака тревоги, никакого опасения, что я могу испортить им вечер. Однако стоило ему открыть дверь, как щеку мою свел нервный тик. И я знаю, что он подумал: опять взялась за старое. Попросту говоря, сорвалась, снова начала прикладываться к бутылке.
– Майк, Господи, Майк, да на тебе лица нет…
– Полковник Том… Мириам… – выдавила я.
Но фигура Мириам уже плыла у меня перед глазами, будто парила в свободном падении.
– Сегодня вы потеряли дочь. Потеряли вашу Дженнифер.
Приветливая улыбка по-прежнему светилась на лице полковника. Но теперь в ней отчетливо проглянула немая мольба. В семье было трое детей: сначала на свет появились мальчики-погодки Дэвид и Джошуа, а потом, спустя полтора десятилетия, – Дженнифер.
– Ее больше нет, – сказала я. – Она покончила с собой.
– Бред какой-то…
– Полковник Том, вы же знаете, как я к вам отношусь. Разве я когда-нибудь вам лгала? Но похоже, сэр, ваша девочка сама лишила себя жизни. Крепитесь.
Старики набросили плащи, чтобы ехать в полицейское управление. Там мы с полковником оставили Мириам в машине под присмотром Джонни Мака, а сами прошли в морг, где Рокуэлл, держась за стену, чтобы не упасть, произвел опознание.
Тем временем Олтан О'Бой уже мчался по восточному шоссе в сторону кампуса. К Трейдеру Фолкнеру
Сегодня утром, открыв глаза, я увидела стоящую в изножье кровати Дженнифер. Она дождалась, когда я стряхну остатки сна, и тут же исчезла.
Наверно, сразу после смерти призрак покойного дробится на множество отдельных призраков. Иначе ему не обернуться: ведь нужно посетить не один дом и везде постоять над спящими.
А потом выбрать двух-трех человек и остаться с ними навсегда.
По вторникам у меня ночное дежурство. Поэтому днем я обычно наведываюсь в «Ледбеттер». Теперь вот, одетая в темный брючный костюм, сижу в собственном кабинете на восемнадцатом этаже; за окном тупик – там, далеко внизу, смыкаются улицы Вилмот и Грейндж. Подрабатываю здесь консультантом по безопасности. Когда будет двадцать пять лет стажа, получу право на сокращенный рабочий день. А стаж у меня идет с 7 сентября 1974 года. Пенсионный возраст уже ходит кругами и принюхивается: созрела или нет?
Только что звонили из проходной, сказали: ко мне посетитель, полковник Рокуэлл. Честно говоря, я удивилась, что он выбрался в город. Насколько мне было известно, из Чикаго приехали его сыновья и отключили в доме телефон. Рокуэллы отгородились от мира.
Отложив в сторону схему охранной сигнализации, я подкрасила губы, а потом позвонила по внутренней связи Линде, чтобы та встретила полковника у лифта и проводила ко мне.
– Заходите, полковник Том.
Я шагнула к нему, но он отступил в сторону, как будто хотел уклониться от объятий. Низко опустив голову, позволил мне снять с него плащ и без единого слова опустился в кожаное кресло. Я вернулась на свое место за столом.
– Ну как, вы держитесь, полковник Том, дорогой мой?
Он пожал плечами. Тяжело вздохнул. Поднял на меня глаза. В них я разглядела то, что не свойственно убитому горем человеку. Ужас. Первобытный, животный ужас. Можно сказать, как у кролика перед удавом.
Это чувство тут же передалось мне. Я подумала: он живет как в кошмарном сне, а теперь и я к этому близка. Вдруг он сейчас завоет – что мне тогда делать? Подвывать? Так и будем все хором выть?
– Как Мириам?
Полковник ответил не сразу:
– Все время молчит.
Повисла пауза.
– Побудьте здесь, полковник, – предложила я и подумала, что для успокоения сейчас было бы неплохо заняться каким-нибудь неспешным рутинным делом, например разобрать бумаги. – Можем просто помолчать, можем побеседовать – как хотите.
Когда я служила в убойном отделе, Том Рокуэлл был у нас старшим группы. Это уже потом он забрался в лифт под названием «Карьера» и нажал там кнопку с надписью: «Пентхауз». Вскоре он получил лейтенантские погоны и стал командовать сменой. Следующее повышение не заставило себя ждать: ему, уже капитану, доверили отдел по борьбе с преступлениями против личности. Дослужившись до полковника, Рокуэлл возглавил Центральное полицейское управление. Теперь он птица высокого полета. Его сфера – не столько полиция, сколько политика: у него в руках финансы всего управления, статистика, связи с общественностью. Он мог бы занять видную должность в департаменте безопасности. Мог бы баллотироваться на пост мэра города. «Знаешь, в чем заключаются мои обязанности? – как-то раз вырвалось у него. – Прогибаться перед власть имущими и пускать им пыль в глаза. Какой теперь из меня коп? Я превратился в обыкновенного пустозвона». И вот теперь полковник Том, «обыкновенный пустозвон», тихо сидел передо мной и молчал.
Пожалуй, мне еще не доводилось видеть его таким подавленным.
– Майк, – с трудом выговорил Рокуэлл, – дело нечисто.
Я выжидала.
– Что-то там нечисто, – повторил он.
– Мне тоже так показалось, – кивнула я.
Довольно дипломатичный ответ, но полковник уцепился за него как за спасительную соломинку:
– Что именно тебе показалось, Майк? Скажи мне не как друг, а как полиция.
– Полиция может сказать только одно, полковник Том: это похоже на самоубийство. Но мог быть и несчастный случай. Эта тряпка на полу, жестянка. Может, Дженнифер чистила оружие и случайно…
Он содрогнулся. Видно, я сморозила глупость. Как можно случайно сунуть в рот револьвер? Разве что захочется попробовать его на зуб. Ощутить вкус смерти. Но ведь у Дженнифер…
– Это Трейдер, – перебил мои размышления полковник Том. – Готов поклясться, Трейдер здесь точно замешан.
От такого заявления я опешила. Не спорю, бывают случаи, когда самоубийство на поверку оборачивается убийством. Но тогда для установления истины достаточно нескольких секунд. Предположим, сейчас десять часов вечера, суббота. Место действия – Дестри или, допустим, Оксвилл. И только что какой-то криминальный тип разнес своей цыпочке башку из обреза. Опомнившись и чуть поразмыслив, он рождает гениальный план: «А свалю-ка я все на нее…» Тщательно протирает ствол, усаживает мертвое тело на кровать или в кресло. Некоторые заходят еще дальше – в наглую пытаются состряпать предсмертную записку (образчик такого, с позволения сказать, творчества долгое время висел у нас на доске объявлений: «Досведанье нехочу жить»). Считая, что дело обставлено в наилучшем виде, этот умник звонит в полицию. Мы приезжаем по вызову: «Да-а-а, Марвис, горе-то какое; как же это стряслось?» У Марвиса уже готов ответ: «У нее, это, как его, депрессия была». А сам бочком-бочком – и за дверь, вроде как не хочет путаться под ногами. Теперь наш черед. Осматриваем труп: вокруг раны – ни ожога, ни следов пороха. Брызги крови не на той подушке и даже не на той стене. Идем за Марвисом на кухню, а он стоит с целлофановым пакетиком в одной руке и нагретой ложкой – в другой. «Убийство. Героин. С тобой все ясно, Марвис. Собирайся. Прокатимся в управление. За чем? За тем, что на тебе мокрое дело. Почему? Да потому, что ты мудак. И поганый выродок. Вот почему». Чистейшей воды мокруха заявилась на бал обряженной в платье самоубийства. Такую сцену нетрудно себе представить, если в ней главное действующее лицо – тупой бандит и наркоман, но если это умница Трейдер Фолкнер, ученый, преподаватель, профессор философии?… Ой не надо. Какая, собственно, разница? Замаскировать убийство под суицид нельзя. Все эти россказни – чушь собачья. Значит, профессор… Ну да. Убийство всегда выплывает наружу. Преступника может спасти лишь случайное везение или многолетний опыт. Если жертва была сравнительно молода и не страдала серьезными заболеваниями, если смерть не подкрепляется серьезными причинами, то такое «самоубийство» бывает только в мыльных операх, где вместо крови течет кетчуп. У полиции глаз наметан. Будьте спокойны, мы разберемся, что к чему. Потому что это в наших интересах – доказать, что смерть наступила в результате убийства, а не суицида. За раскрытое убийство полагается отпуск, премия, благодарность в приказе. А от самоубийства – никому никакого проку.
