Книга Пазл-мазл. Записки гроссмейстера - Вардван Варжапетян

Где они все, которых я назвал? Пинхус-Лейба Куличник и его Двойра, Пинскер, ювелир Житомирский, часовщик Тверской? Где те, у кого ломались или не ломались часы? У кого вовсе не было часов? Где евреи нашего местечка? Где «хитрые ивреи» Смоленщины?

В самой сырой земле, которая только есть на свете. А те, что спаслись, – спасибо Ихлу-Михлу! Старый Куличник думал ему оставить дело. Ихл-Михл мог разобрать и собрать мельницу, как часовщик – часы. Но Ихлу-Михлу нравилось быть солдатом. Срочную он служил в польских уланах, еще полгода дослуживал до хорунжего. Потом оказался в Испании, но это я узнал после и не уверен, что он на самом деле воевал в Испании, – я имею в виду старшего из братьев Куличников. А вот что сам видел: вернулся он в сентябре 39-го вместе с Красной Армией. В кожанке, галифе, фуражке со звездой и наганом, – начальником милиции. И бабником, каких Чярнухи сроду не видывали. Многие мужья грозились переломать ему ноги.

Я влюбился в его зловещую улыбку, как у ковбоя Ринго Кида. Кто видел «Дилижанс» с Джоном Уэйном, тот меня поймет. Ихл-Михл был копия ковбоя Кида: походочка, улыбочка и стрелял без промаха. Потом, в лесу, он уже не улыбался, но зловещая печаль осталась. Даже еще зловещей стала.

Сколько раз я смотрел «Дилижанс», слушая, как маэстро Ненни добивает старенькое пианино. Мне страшно было и за пассажиров дилижанса, и за инструмент.

Кстати, о звуках, звучании, тональности, вообще мелодике. Литературный текст, который я пытаюсь написать, будет с музыкальным сопровождением от начала до конца и завершится кодой (coda по-итальянски хвост), но это уж как получится.

И другая красная нить, или, точнее, силовая линия напряжения. Вы, скорее всего, не электрик, не металлург. Я тоже. Но много бывал на заводах – по линии пропаганды русских шашек в трудовых коллективах. После войны началась кампания за приоритеты в науке и технике. Как говорится, Россия – родина слонов, пустотелого кирпича, граненого стакана. И пропагандировались исконно-русские состязания, забавы, игры: лапта, городки, перетягивание каната, гири и, разумеется, шашки. Конечно, шашки – русская игра, но я помню один чемпионат СССР, где из восемнадцати участников оказалось шестнадцать евреев и один татарин.

В общем, я колесил по всей необъятной родине. А на такие гиганты, как «Красное Сормово», ЧМЗ, ЗИС, ГАЗ, «Шарикоподшипник» и так далее, нужен был допуск – это же «режимные» предприятия оборонного значения. У меня был спецпропуск.

Помню, на «Красном Сормово» меня направили в цех штампов. Не в рабочее время, понятно, а в обеденный перерыв. Металлисты сидят, «забивают козла». А «камни» не простые, не золотые, а стальные, отшлифованы как зеркало. И стол из брони. Стук как очередь из «станкача». А тут я с шашками. Мастер мне и говорит:

– Товарищ мастер в шашки (я уже был заслуженный мастер спорта, но еще не гроссмейстер), может, забьете с нами козла? А что мы русские, мы и без шашек знаем.

Думаю: а ведь верно! И кепкой об пол: черт с ней, с путевкой! В профкоме мне подписывали путевку, где указывалось, сколько рабочих слушали лекцию, сколько вопросов задали, сколько мной сыграно партий, с каким результатом. Документ для бухгалтерии. А я тогда азартный был. Сел с лекальщиком против двух слесарей. И такого мы им козла забили! Офицерского! Когда кончаешь дуплетом с двух сторон, причем одна фишка «гитлер» (шесть:шесть). При таком финале проигравшие забойщики встают по стойке «смирно».

Встали слесари, а тут как рванет! Может, станок полетел? Нет, все на месте. А что оказалось? Принесли слесарю заготовку для штампа. Закалили как положено, а отпустить забыли. И стальной брусок разорвало, как глечик, на четыре куска. Лежат на верстаке. Какая же силища это остаточное напряжение. Мне объяснили: отпуск – не просто охлаждение раскаленной и закаленной стали, то целая наука, как обеспечить наилучшее соотношение прочности, твердости и вязкости металла и снять остаточное напряжение, возникающее при закалке.

Попросил я мастера подарить мне на память кусок той стали.

– Нельзя, мы за каждую заготовку отчитываемся. Даже стружку сдаем, чуть не каждую опилку считаем. Спецсталь! А вот от всего нашего участка единогласно дарим вам полный комплект домино. Я их целый год точил из победита[Победит – первый в СССР сверхтвердый сплав из монокарбида вольфрама и кобальта, получен в 1929 г.]. Грань такая – стекла режет. Алмаз!

Вот они, «камни» стальные. Земля взорвется, а с ними ничего не сделается. Не сточатся, не разобьются, даже оцарапать их нельзя. А сыграть не с кем. Президент шашечной федерации назвал меня «гением одного хода» (он имел в виду второй ход белых: 1. gh4 ba5 2. ed4; над ним я думал почти полвека). То, что я понял, обдумал, доказал, открыл – простите за нескромность – гениально, и это важно для теории игр, математики, логики, изучения основ мышления, но это никому не нужно. Как и все мои «завиральные идеи», по словам моего сына (а внучка Сашулька называет их «врушки»), вроде «гроссмейстерского союза». А что? Почему бы не объединиться всем гроссмейстерам – шахматистам, шашистам, рыцарям Мальтийского ордена, гроссмейстеру британского ордена Подвязки – в один союз. Дружить и приходить на помощь друг другу. Пока не получается. Вот и сижу, вытачиваю свою повесть о небьющемся человеке. Сам не представляю, кто же им станет. Но саму мысль подала внучка Сашулька.

Вырастет, станет Александра Семеновна. Может, так надо. Да и что Сашульке от нас еврейского досталось? Даже бабушкино имя Ида ей не дали. Как я просил! Имя ведь многое значит. Может и спасти, и погубить человека.

Иногда кажется: будь Сашулька Идочкой, никогда не разбила бы то, что я берег больше всего на свете... Ида не разбила бы... Потому что она придумала про желтую звезду. Эстерка мне написала. Это им в школе задали придумать сказку про звезду, когда погиб первый израильский космонавт. Ну, все знают, ракета взорвалась, кусок обшивки отлетел... И Идочка придумала. Сейчас письмо найду. Эстерка перевела для меня на русский. Идочка же не знает русского. Вот ее «Сказка про желтую звезду».

«Она была обыкновенной звездой, нашитой на пальто моей прабабушки.

Полицай аккуратно убил ее, чтоб не запачкать пальто. Отпорол ножом желтые лоскуты, втоптал в грязь. Но она же была звезда, хотя и тряпичная. И она вознеслась в небеса – к алмазным, золотым, серебряным звездочкам. И сказала:

– Мир вам, прекрасные сестры мои!

– Ты грязный лоскут, на небе тебе нет места.

– И на земле меня ненавидят. Куда ж мне деваться?

– Убирайся, откуда пришла.

– Если б я знала, откуда... Наверное, я отовсюду».

Почему Семен не рассказал Идочкину сказку Сашульке? А я почему?

Две мои внучки, две лисички-сестрички. Двоюродные. Одному непутевому дедушке Немке они обе роднульки. У Идочки родная речь – иврит, у Сашульки – русский. Поймут ли друг друга? Правда, у нас вот многие не знают языка, а говорят свободно. Но это совсем другое. А самое лучшее, если бы щебетали мне, как птички, на идише. Спели бы деду песенку про козочку и горькие апельсины.