Книга Клео. Как одна кошка спасла целую семью - Хелен Браун

Опасность жить над линией разлома искупалась удивительным видом на море, окруженное цепью гор, протыкающих небо острыми пиками. Последний раз бунгало «реставрировал» лет двадцать с гаком назад безумец, который использовал доски тонкие и мягкие, как картон, но что с того? Топчась на полу, обитом лохматым ковром цвета слоновой кости, мы не обращали внимания на отвратные обои и эхом повторяли за агентом по недвижимости мантру: «Оригинально… Большие возможности…» Кроме того, оптимизм — моя вторая натура. Случись серьезное землетрясение, дом почти наверняка смоет в море, но, если повезет, мы в это время будем где-то далеко. Да, наверняка мы окажемся в городе, в одном из небоскребов, построенных на специальных сейсмических фундаментах и готовых выдержать содрогания земли.

Мы со Стивом все еще возлагали надежды на то, что наши разногласия сами собой растворятся в потрясающем виде из окна бунгало. Только попытка выжить в этих условиях и могла спасти брак людей, выросших в противоположных концах света и обладающих характерами несовместимыми, как уксус с оливковым маслом. Кроме того, Стив все стремился закончить «реставрацию», если это обойдется не слишком дорого. Последняя его затея, ободрать краску со всех дверей и зачистить доски, чтобы показать текстуру древесины, была оглушительной.

— Ты не можешь прикрутить машину, чтобы ревела не так громко? — завопила я.

— Не могу я ее прикрутить, тут звук не регулируется! — проорал в ответ Стив. — Тут уровень громкости только один, это же машина для циклевки!

— Сэму придется ждать котенка целых два месяца, — объясняла я Робу, сунув руку под холодную воду и удивляясь, почему от этого не становится лучше. — К тому же, если ты вежливо попросишь, тоже можешь получить такие часы с Суперменом на свой день рождения.

— Сэм больше не играет в Супермена, — сообщил Роб. — Только читает книжки по истории и все такое.

Он был прав. Сэм находился на новом этапе, где не было места героям комиксов. Часы с Суперменом ему были неинтересны. Однако утром, открыв коробочку с подарком, он улыбнулся и был вполне благодушен.

— Я терпеть не могу свои часы, — ныл Роб. — Их в музей пора отправить. Никто уже не носит такие часы, чтобы тикали.

— Неправда, — возразила я, — ничего плохого в твоих часах нет.

Тут, к счастью, циклевочная машина замолчала. Появился Стив, в респираторе и шапочке для душа, сплошь покрытый белой пылью.

— Ты такой смешной, пап, — сказал Роб, — как большой белый смурф.[1]

— Хорошего мало, — вздохнул Стив, — эта краска прямо въелась в дерево. Придется снимать двери с петель. В городе есть мастерская, где доски замачивают в кислоте. Иначе от краски не избавиться.

— Ты собираешься снять все двери? — уточнила я. — Даже от туалетов и ванны?

— Это всего на неделю-другую.

В кухню заглянул Сэм, привлеченный ароматом бананового кекса. За ним неслась Рата, цокая когтями по виниловому покрытию. Если вообще возможно, чтобы у мальчика и собаки были родственные души, это был как раз тот случай. Рату, щенка ретривера со светлой, почти белой, шерсткой, мы завели, когда Сэму исполнилось два года. Возможно, на ситуацию как-то повлияло то, что через полгода родился Роб. С его появлением Рата взяла на себя роль няньки. Собака растягивалась перед камином, свесив язык до самого ковра. Роб сосал молоко из своей бутылки, облокотившись на нее, как на подушку. В соседстве с ретривером были и свои недостатки — мебель и ковры были покрыты густым слоем серебристой шерсти, в доме стоял запах псины, и мне казалось, что гостей от него должно тошнить. И все же это были сущие мелочи — ведь Рата оказалась добрейшим существом, с душой, широкой, как Тихий океан. Сейчас я надеялась, что в этой душе найдется место и для крохотного котенка.

— Сэм, ты уже придумал, как назовешь котенка? — спросила я.

— Можно Чернушка или Дымка, — предложил Роб.

Сэм устремил на младшего братца взгляд голодного тигра, готовящегося схватить цыпленка.

— По-моему, Инопланетянин — отличное имя, — мрачно сказал он.

— Неееет! — взвыл Роб. — Гадость какая!

Роб до сих пор не пришел в себя после просмотра «Инопланетянина». Герой фильма Стивена Спилберга приводил его в ужас, так что у Сэма появилась масса новых возможностей издеваться над братом, пугая его. После того как Сэм сообщил, что газовый счетчик, установленный на серпантинной дороге, — это двоюродный брат Инопланетянина, Роб соглашался ходить мимо него, только крепко вцепившись в мою руку.

— А почему бы и нет? — возразил Сэм. — Котенок немного похож на Инопланетянина: почти лысый и глаза выпученные. Но он не такой страшный, как инопланетянин, которого я вчера вечером видел у нас в туалете. Он, кстати, и сейчас там, только ты не смотри на него, Роб. Если он заметит, что ты на него смотришь, может тебя съесть, а это похуже, чем аллигатор, потому что у него нет зубов и…

— Сэм, прекрати, — вмешалась я. Но было поздно. — Роб уже выбегал из кухни, заткнув уши пальцами.

— У него из носа текут зеленые сопли, он может в них растворить твои кости и так тебя проглотить! — крикнул Сэм ему вслед.

— Не смешно, — прорычала я.

Сэм уселся на табуретку и стал разглядывать свой кекс. Иногда, когда Сэм не издевался над младшим братом, он преображался, уходил в себя и становился совершенно не похож на бурного воителя, которым я привыкла видеть его большую часть времени. Мне порой становилось страшновато, когда я пыталась понять, что происходит у него в голове. Размешивая в кастрюльке глазурь, я спросила, не хочет ли он помочь мне украсить кекс. Он согласился: можно положить сверху несколько разноцветных драже.

Сэм сдержал слово, не стал устраивать большого праздника и пригласил только Дэниела, что жил недалеко от нас. Он заявил, что ему надоели «эти шумные вечеринки, на которых все с ума сходят». Я не могла не согласиться. Полчища мальчишек гоняют по дому, оставляя горы мусора, да еще связывают ваши простыни, чтобы вылезти из окна, — это нездорово, мягко говоря.

В последнюю минуту мне стало жалко сына, и я попыталась убедить его позвать еще гостей. Но Сэм стоял на своем и заявил, что ему очень нравится отмечать день рождения с лучшим другом, Робом и Ратой. Единственное послабление, на котором он настаивал, это чтобы ему разрешили самому зажечь именинные свечи. Весьма скромная просьба, как мне показалось.

Я расстелила на кухонном столе газету и начала из ложки поливать кекс светлой глазурью. По консистенции она получилась такой, как надо, — достаточно мягкая, из нее можно было лепить. Чтобы доказать себе, что я все-таки мама с фантазией, я добавила в остаток глазури порошка какао, подлила кипятка и, вылепив большую кособокую цифру «9», водрузила ее на пирог. Сэм облепил липкую поверхность яркими конфетами.

Он посмотрел на меня внезапно потемневшими сапфировыми глазами и вдруг показался мне не по возрасту мудрым, будто старец. Такое случалось несколько раз и прежде. Меня это тревожило, особенно когда при этом Сэм говорил такие вещи, которые, казалось, могли исходить только от души, уже не однажды посещавшей нашу землю и сейчас лишь в очередной раз совершавшей привычный путь.