Книга Все то, чем могли бы стать ты и я, если бы мы не были ты и я - Альберт Эспиноса

— Может быть, выйдем на террасу? — спросил я тоном, не терпящим возражений.

Старик посмотрел на юношу, тот как будто не возражал. Тогда я понял, что юноша — телохранитель старика.

Если не принимать в расчет соображений безопасности, наверняка они приняли мое предложение, потому что им тоже не хотелось сидеть перед остатками чужой лазаньи.

Они снова вежливо дождались, пока я укажу им путь. Я любезно прошел с ними два шага до террасы. На редкость послушные мышки.

За свою жизнь я жил в девяти квартирах. Я менял их с легкостью, только просил, чтобы терраса в следующей квартире была больше предыдущей. Для меня это шаг вперед: более просторная терраса и лучший вид. С моей террасы видна многолюдная площадь Санта-Ана, одна из самых красивых площадей, на которых я жил. Не знаю, почему она так мне нравится, но то, что на ней стоит Испанский театр, сообщает сценическую магию каждому ее уголку.

Даже тогда, в три ночи, посмотрев с террасы вниз, я был поражен кипением жизни на площади. Все магазины были открыты, дети качались на качелях, их матери пили кофе вместе с другими матерями и множество людей наслаждались рэмом, недавно появившимся модным блюдом. Многие утверждают, что лучше рэма ничего нет. Не знаю, может быть, и так. Если взглянуть на это с точки зрения круглосуточного бодрствования, рэм может оказаться превосходной пищей.

Часы показывали три. Я всегда на минуту спешу. Ведь я уже говорил вам, что нетерпелив. В этот час всегда можно заметить бегущих людей в деловых костюмах, они опаздывают на работу. В половине четвертого утра начало одной из рабочих смен.

На площади царил хаос. Что может быть лучше — получить препарат среди этого безумия. Которое ждет, когда я им воспользуюсь.

По-моему, пожилой мужчина даже не взглянул на площадь. Он поставил чемодан на белый садовый столик, стоявший посреди террасы.

В этот момент я вспомнил о матери, что она сказала бы, узнав, что после ее смерти я решил сделать себе инъекцию против сна.

Но я не хотел вновь и вновь переживать во сне свою утрату. Я хотел, чтобы мир преобразился, чтобы мои дни не походили на те, когда она была со мной.

По щеке у меня скатилась слеза. Эти двое, вероятно, решили, что я волнуюсь перед приемом препарата. Узнай они правду, они бы вряд ли ее поняли.

Вероятно, у них были матери, но на первый взгляд это было неочевидно.

Пожилой мужчина сунул руку в чемодан. Через несколько секунд я увижу, какая она, «Сетамина», препарат, от которого девять месяцев назад наш мир сошел с ума.

3

ДУМАТЬ, КАК ВОР, КОТОРЫЙ ИЩЕТ, И КАК ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПРЯЧЕТ

Когда рука старика вновь вынырнула из металлического чемодана, его пальцы сжимали две маленькие ампулы из тех, в которых нет иглы. Они прокалывают кожу незаметно, ты даже не успеваешь ничего почувствовать. Размером они были с древние флеш-карты USB, которые мой дядя держал у себя на письменном столе. Он называл их электронными карандашами.

Я возблагодарил судьбу за то, что это не обычные ампулы. Мне никогда не нравились уколы, я их боюсь. Моя мать нередко говорила, что с их помощью жизнь может подарить нам вдохновение, стремление воплотить свои мечты, но никому не нравится, когда ему прокалывают кожу иглой, даже если некоторые смотрят на это позитивно.

Пожилой мужчина протянул мне две необычные ампулы, но когда я захотел их взять, внезапно передумал. Это напоминало сцену в коридоре, только мы поменялись местами. Теперь он знал, куда и как идти, и не собирался давать мне этот препарат без соответствующих инструкций.

Он производил впечатление добросовестного человека. Такие люди настоящие враги нетерпеливых. Я хотел побыстрее уколоться в вену, а он наверняка хотел сообщить мне все необходимые подробности.

Он пристально посмотрел мне в глаза, и мне ничего не оставалось, как отвести взгляд.

— Ты знаешь, как она действует? — спросил он, сильно растягивая каждый слог.

Мне понравились деликатность и тон пожилого господина. По сравнению с молодым он казался более мягким. Было заметно, что он старается мне сопереживать. Он не знал, что я уже давно не стремлюсь расширить круг друзей. Несколько лет назад я перебрал свою квоту по знакомствам.

— Наверно, делаешь инъекцию и все, разве нет? — ответил я.

— Да… Теоретически это верно. Делаешь инъекцию и все. Но на практике все несколько сложнее.

— Что вы имеете в виду?

— Присядем? — очень любезно спросил старик.

Я тут же понял, что мне не надо садиться, не надо его слушать, я просто должен ввести препарат, и пусть он делает свое дело. Но тон голландца вызвал у меня симпатию, напомнив одного старого священника, который в детстве рассказывал мне о Христе. Тогда я слушал его как завороженный. Я принимал за чистую монету все, о чем он говорил: догматы, чудеса, веру. Когда моя бабушка была при смерти, я молился так долго и усердно, что израсходовал все «отче наши», «аве Марии» и «верую». Бабушка умерла, и я понял, что священник научил меня заклинаниям, которые ни на что не годны, абсолютно ни на что.

Я уселся рядом со стариком. Он отодвинул ампулы подальше, словно хотел, чтобы я сконцентрировался на его голосе, на данном моменте. Он походил на ярмарочного мага.

Многие люди чувствуют, что настал их момент, и пользуются этим…

Это чувствуют рыбаки, когда ты просишь у них рыбу, в которой мало костей. Дерматологи, когда ты озабоченно показываешь им темную родинку. Даже уборщица, которая приходит по четвергам и ворчит на меня, потому что пыль скапливается в труднодоступных местах, чувствует, что я обязан ее выслушать.

— Как тебя зовут, парень?

Пока старик старался познакомиться со мной поближе, молодой телохранитель закурил сигарету, отвернулся и стал смотреть на площадь, не интересуясь разговором, который, несомненно, слышал тысячу раз.

— Маркос, — вежливо ответил я.

— Маркос, в рекламе препарата говорится, что если хочешь отказаться от сна, достаточно ввести себе содержимое ампулы; постепенно ты станешь замечать незначительные изменения, которые в итоге приведут к тому, что ты сможешь двадцать четыре часа в сутки обходиться без сна.

— Да, именно так и говорится.

— Что ж, должен предупредить тебя, что это правда, но в то же время… ложь, — изрек он, сделав драматическую паузу.

В этот момент мне захотелось закурить. Я попросил сигарету у юноши. Уже давно сигареты стали не такими, как прежде. Мой дядя, заядлый курильщик, бросил курить, когда бабушка умерла от рака. А потом сигареты покинули людей, из них извлекли весь никотин, и теперь они напоминают карамельки с дымом.

Новое поколение с отвращением отвергло их, а наше, которое успело посмотреть по телевизору классические фильмы Богарта, иногда пытается курить, чтобы не отстать от наших черно-белых героев.