Книга Шум прибоя - Юкио Мисима

Прежние плановые мероприятия — лекции по гигиене, которые читал школьный врач, и состязание в красноречии — были выполнены. После новогодних праздников молодежь, пресыщенная всяческими торжествами и вечеринками, неохотно принимала новые затеи.

После сообщения вожака начались критические выступления по поводу коллективного издания «Необитаемый остров» — печатного органа молодежной организации. Один книгочей, пытаясь отразить нападки противников, завершил свою речь цитатой из Верлена:

— И со стоном усталым,

В исступленье тупом,

Волны стынущим лбом

Прижимаются к скалам…[1]

— Кто такой Верлен?

— Выдающийся французский поэт.

— Понятно, что французский! Меня интересует, к какому течению он принадлежал?

На этом очередное собрание закончилось. Ребята по привычке препирались друг с другом. Вскоре председатель ячейки поспешил домой. Синдзи не понял, куда он так торопится, и спросил у кого-то.

— Разве ты не в курсе? — ответил тот. — Старик Тэруёси Мияда собирает застолье. Его дочь вернулась.

Синдзи на вечеринку никто не приглашал. Сначала он шел домой с другом, оживленно болтая обо всякой чепухе, но вскоре, как обычно, оказался один. Его путь лежал вдоль побережья до лестницы к храму Хатидай. На склоне громоздились дома. Свет горел только в доме Мияды. Лампы у всех хозяев были одинаковыми. Признаков большого веселья не наблюдалось. Юноша представлял себе, как чувствительное пламя освещает лицо девушки, ее спокойные брови; слегка вздрагивает тень от длинных ресниц на ее щеках…

Синдзи подошел к нижним ступеням, бросил взгляд на белую каменную лестницу под выщербленной тенью сосен. Его гэта стучали деревянными подошвами. У храма не было видно ни одной человеческой тени. У священника свет уже погасили.

На одном дыхании преодолев двести ступеней и оказавшись перед храмом, юноша благочестиво склонил голову. Его грудь тихо вздымалась. Он бросил десятийеновую монету в ящик для пожертвований. Немного подумав, опустил еще одну. Потом хлопнул в ладони, и храм отозвался эхом. Юноша стал молиться:

— Боги, молю вас о спокойном море, хорошем улове, о процветании деревни! Мне еще мало лет, так помогите мне набраться опыта и мастерства. Когда-нибудь мне придется выходить в море самостоятельно, поэтому дайте мне хорошую лодку, хорошую погоду, тихое море! Сохраните от болезней милую матушку и младшего брата! Оберегите маму от опасностей, когда она снова будет погружаться в морские глубины, чтобы ее не схватила судорога! И еще, может быть, не вовремя, но есть у меня одна просьба к вам, мои боги: помогите мне встретить девушку, красивую и хорошего нрава! Например, как дочка старика Тэруёси Мияды…

Поднялся ветер, разбудил сосны. Ветви всполошились. Ветер ворвался во мрак храма. Из глубины донеслось величественное эхо, словно сам бог моря одобрительно отзывался на молитвы юноши.

Синдзи запрокинул голову к звездному небу, глубоко вздохнул. У него мелькнула страшная догадка:

— А вдруг боги рассердятся на такую своевольную молитву и нашлют на меня небесную кару?

глава четвертая

Прошло полтора месяца. Дни стояли ветреные. Ревели и высоко вздымались волны, разбиваясь о портовую дамбу. Море вскипало белыми пенистыми гребнями.

Потом прояснилось. Однако из-за сильного ветра рыбаки продолжали «сушить весла». Мать велела Синдзи забрать хворост, который она собрала на вершине сопки, у развалин военного наблюдательного пункта. Мать приготовила там вязанку хвороста и перетянула ее красным лоскутом. До полудня молодежь возила строительный камень, и только после работы Синдзи пошел за хворостом.

Взвалив на спину носилки, он вышел из дому. Дорога лежала мимо маяка. Когда Синдзи обходил стороной Ведьмину гору, неожиданно унялся ветер. Юноше показалось, что ветер заигрывает с ним. Дом смотрителя стоял погруженный в полуденный сон. Из сторожки доносилась музыка по радио, сам смотритель сидел за столом. Синдзи запыхался, пока взбирался по крутому склону. Сквозь ветви сосен виднелись горы.

Вблизи не было ни людей, ни собак. Местные жители поклоняются богу Убусунагами — покровителю этих земель. Наделы на склонах здесь неширокие, поэтому рабочий скот не используется. Из домашней живности крупнее кошек никого не держат. Лениво помахивая хвостами, кошки прохаживались по вымощенным улочкам между рядами домов или отсиживались в тени.

Юноша поднялся на вершину. Это было самое высокое место на острове, но травы и вечнозеленый кустарник закрывали вид. Из-за кустарника доносился шум волн. Травой поросла даже дорога, сбегавшая отсюда на юг, к развалинам наблюдательного пункта. Чтобы добраться до него, предстояло пройти немало.

Вскоре в сосновой роще среди дюн показалось трехэтажное железобетонное сооружение. Белые развалины грозно возвышались среди безмолвного пейзажа. Люди не любили бывать в этих местах. Раньше на балконе второго этажа стоял солдат с биноклем. Когда орудия пристреливали по мишеням на средней горе напротив пролива Ирако, он проверял результаты попаданий и докладывал в штаб. Так протекала солдатская служба до середины войны, а потом со склада неизвестно куда стало пропадать продовольствие. Солдаты всю вину сваливали на лис да оборотней.

Юноша заглянул на первый этаж здания. Там лежала целая груда сосновых веток. Видимо, первый этаж когда-то приспособили под кладовую. Окно с неразбитым стеклом было довольно маленьким. В слабом свете Синдзи приметил вязанку с хворостом. К одной веточке была прицеплена красная тряпица с его именем — «принадлежит Кубо». Иероглифы были намалеваны неумелой рукой.

Синдзи перевязал хворост, положил на носилки. Поклажу взвалил на спину. Он давно здесь не бывал. Жалко возвращаться, не осмотрев здание, поэтому Синдзи снова положил вязанку на пол и поднялся по железобетонным ступенькам.

Наверху послышался слабый звук, будто на камни упала деревяшка. Юноша насторожился. Все тихо. Вероятно, померещилось. Он поднялся по лестнице. В широком окне без рамы и стекол виднелось пустынное море — оно заполняло весь оконный проем. Балкон оказался без железной решетки. На закопченных стенах белели неприличные солдатские надписи.

Синдзи поднялся на третий этаж. Задержал взгляд на разрушенном постаменте. В прежние времена здесь поднимали государственный флаг. На этот раз всхлипы раздались отчетливо. Кто-то плакал. На ногах у Синдзи была спортивная обувь, и он стремительно поднялся наверх, беззвучно вошел в комнату.

И не столько испугался неожиданно возникшей перед ним фигуры, сколько обомлел от удивления. Ведь это Хацуэ! Вся в слезах, она остолбенела от страха. Синдзи не поверил собственным глазам — такая негаданная и счастливая встреча! Они настороженно, с любопытством обменивались взглядами, как два зверька, что встретились в лесу и ждут друг от друга нападения. Синдзи опомнился первым: