Книга Художник механических дел - Александр Ивич

А доверие было и впрямь не по возрасту.

Думало купечество нижегородское, кого в Москву послать. Тяжба там была, затянулась, и протолкнуть некому. Микулин говорил: снарядить в Москву Ивана Кулибина. Молодые купцы соглашались. Странное дело – и старики хоть любили в человеке почтенность, зажиточность, а тут не спорили. Был Иван хорошо грамотен и, помимо разума да приветливого нрава, известен твердостью характера.

Послали его в Москву.

Первый заработок

Присутственные места, куда ходил Иван Петрович хлопотать по купеческой тяжбе, были в Кремле. От подворья, где останавливались всегда нижегородские купцы, шел Кулибин на Красную площадь вдоль Китайской стены и сворачивал на Никольскую улицу. Пройти можно бы и ближе, да стоял на Никольской заветный дом: держал там лавку часовых дел мастер Лобков, и ноги сами несли Ивана на Никольскую.

За столиком сидел мастер и чинил круглые карманные часы размером с луковицу. Часы золотые и украшены богато – самоцветными камнями да эмалевой картинкой на крышке. Они были с боем. Когда куранты Спасской башни гулко отбивали полдень, золотая луковка на столе часовщика отзывалась тихим, тоненьким звоном.

Механизма таких часов – карманных и для ношения на груди – Кулибин прежде вблизи не видал.

Были у Лобкова в починке и часы настольные, с циферблатами, вделанными посреди затейливых бронзовых либо фарфоровых фигур, и стенные, с маленькими человечками, выскакивавшими из дверок, чтобы молоточками отбивать целые часы, половины и четверти.

Лобков не запрещал юноше смотреть свою работу и на учтивые его вопросы отвечал без лишней гордости. Кулибин ходил к мастеру всякий день – то по пути к присутственным местам, то возвращаясь к себе на подворье. Подолгу стаивал за спиной часового мастера, вглядывался…

А накануне отъезда, приведя тяжбу в ясность, зашел к Лобкову и спросил, не продаст ли ему мастер инструмент для делания и починки часов: машинку, чтобы резать колеса, малый токарный станочек да мелкий инструмент.

Продать Лобков согласился, однако цена была высокая – у Кулибина денег не хватило.

В углу, где сложен был старый хлам, увидел он колесную машину и лучковый станок неисправные. Попросил продать по сходной цене. Мастер удивился: незавидная будет покупка. Впрочем, не спорил. Мелкий инструмент дал в придачу, не дорожась. И с теми покупками вернулся Кулибин домой, в Нижний Новгород.

Станочки Иван Петрович починил сам и, отчитавшись перед купечеством, как тяжбу в Москве с места тронул, сел вытачивать заново колеса для часов с кукушкой. Резал осторожно, до тонкости блюдя размеры, снятые с микулинских часов. Работа была радостна: якорек удался на славу, в колесиках не было прежней грубости.

И когда Кулибин, собрав часы, осторожно тронул маятник – часы пошли. Он ощутил не радость – испуг. Неужто своими руками сотворил это чудо? Живут часы сами по себе, мерно тикают – час, другой, третий. До рассвета Иван Петрович смотрел, вслушивался, думал.

Работы еще было много. Собрал деревянный корпус, сделал механизм для кукования. Кукушку Кулибин не сумел выточить. Помог знакомый мастер. И вот уже выскакивает птица из дверки каждый час и кукует немного сипло, словно простуженная. Свистульку пришлось исправить, чтобы не хрипела.

Часы повесили на стену в зальце.

Приходили поглядеть соседи, знакомые. Отцу было лестно.

Один купец спросил Ивана:

– Не продашь ли диковинку?

– Чего ж не продать – бери, коли по душе пришлась.

Так первые деньги заработал Иван Кулибин своим мастерством.

И сел за новые часы – другого фасона, с колесами не деревянными, а медными. Отливал те колеса знающий работник по образцам, сработанным Кулибиным вручную.

Мастер с Успенского съезда

Многое переменилось за пять лет в домике на Успенском съезде. Умер отец. Закрыта лавка в мучном ряду. Иван Петрович женился, подрастают дети.

Во многих домах, купеческих и дворянских, тикают на стенах часы работы Кулибина. У него теперь мастерская. На починку часов, стенных и карманных, на новые часы с кукушкой или иной фигурой спрос немалый, и в мастерской сидит уже ученик, тихий и прилежный паренек, по фамилии Пятериков. Как некогда отец в своей лавке, ведет Иван Кулибин с приходящими учтивую беседу. Люди приходят не те, что в мучной ряд, – доверенные слуги, а то и сами господа с лучших нижегородских улиц. И разговор не тот: о большой политике.

Новости важные. В Санкт-Петербурге вершатся великие дела. Едва минул год, как опочила веселая царица Елисавета Петровна, и на престол российский вступил император Петр Третий. Да недолго царствовал.

Нужды российские у него в небрежении были. И глядь – нет царя. Взбунтовалась в столице гвардия, супругу императора, Екатерину Алексеевну, возвела на престол. Было то в прошедшем тысяча семьсот шестьдесят втором году. Новые люди в силе при дворе. Новым духом веет. А что сей дух означает – пока неведомо.

Слушает Кулибин, перебирает на рабочем столе колесики, маятники, винты. Склонив голову, трудится над починкой малых луковичных часов Пятериков.

Столичные дела отменно любопытны, но далеки. А здесь, в Нижнем, не веет новым духом. По старинке идет жизнь. И в мастерской все то же. Надоели кукушки, надоели часы карманные с нехитрыми курантами. Всю работу с ними Кулибин уже наизусть знает. Скучно! Руки большого дела просят, гордые мысли бродят в голове.

Ночью снились орлы. С поднебесья на окошко слетали, словно голуби. К чему бы сие?

На старых игральных картах – другой подходящей бумаги не было – чертит Кулибин острым циркулем колеса, замысловато сопряженные. Пятериков заглядывает через плечо – не понять. Колесики и прочие части на удивление мелки. Одни чертежи Кулибин вырезает, складывает в стопку, другие рвет и сердито кидает под стол.

Посетителями вовсе перестал заниматься. Все починки отдал Пятерикову – помощник старательный и понятливый, с годами все тонкости превзойдет. А особо трудные починки Иван Петрович отложил – недосуг.

Терпят заказчики: как быть – на весь город один мастер. Прежде и мелкую починку в Москву слали. А нынче Кулибин самую хитрую механику в ход приводит. Да вот беда – строптив. Где это видано, чтобы мастер главным по губернии помещикам да богатым купцам без всякой учтивости говорил: «Сроку починки сказать не берусь – нынче недосуг. А не угодно ждать – будьте милостивы, дозвольте обратно часы доставить».

От такого нерадения для дома убыток – в том, в другом пошли недостачи. У Ивана Петровича глаза стали суровые, словно кругом ничего не видят, и прежней ласки детям он не оказывает. Нередко среди ночи встанет, вздует огонь и чертит. А то и просто ходит по спаленке – думает, бормочет.