Книга Чингисхан. Кости холмов - Конн Иггульден

– Знаю, – ответил Джучи.

Субудай бросил взгляд на русских всадников. Они подступали все ближе.

– Десятники этого джагуна просили, чтобы в бой их вел ты, Джучи. Я тут ни при чем.

Субудай протянул серебряную пайцзу, и Джучи с радостью принял ее, отдав золотую дощечку военачальнику. Субудай имел торжественный, нарочито сдержанный вид, хотя глаза блестели ярким огнем.

– Когда вернешься к отцу, Джучи, ты будешь знать все звания и должности, – продолжил он. Затем сделал несколько уверенных взмахов рукой. – Правое крыло. Левое крыло. Центр.

Субудай направил взгляд поверх голов русских витязей, чьи кони легким галопом старательно взбирались по склону. Как только на дальнем утесе блеснула яркая точка, он уверенно кивнул.

– Пора. Ты знаешь, что делать, Джучи. Командуй.

Субудай молча похлопал юношу по плечу и скрылся за гребнем холма, оставив джагун под командой только одного военачальника.

Чувствуя на своей спине взгляд сотни воинов, Джучи постарался не выдать овладевшее им приятное возбуждение. Командиры арбанов избирались воинами. Затем десятники выбирали одного командира, за которым вся сотня шла на войну. Быть избранным таким образом означало удостоиться большой чести. Внутренний голос шептал Джучи, что все эти люди чтят только его отца, но, подавив в себе подобные мысли, юноша отбросил сомнения. Он заслужил это право. Вера в себя придала ему сил.

– Готовь луки! – скомандовал Джучи, и монгольские всадники разомкнули строй, оставив больше свободного места для удобства стрельбы.

Чтобы снять напряжение, Джучи крепче взялся за поводья. Он обернулся через плечо, но Субудай на самом деле исчез из виду, оставив его одного. Воины не сводили с Джучи глаз, и он принял невозмутимое выражение лица, зная, что они надолго запомнят его бесстрашие. Готовые к бою луки поднялись в ожидании сигнала, и Джучи вытянул вверх сжатую в кулак руку, чувствуя, как в груди сильно забилось сердце.

Когда противник оказался на расстоянии четырехсот шагов, рука Джучи опустилась, и воздух рассекли стрелы. Было слишком далеко, и те из них, что долетели до русских, ударились о щиты и упали наземь. Поднятые вверх и немного вперед, длинные щиты русских всадников служили им надежной защитой, закрывая тела воинов почти целиком. Монгольские стрелы вновь взмыли в воздух, но и вторая атака не дала результата. Русские не потеряли ни одного воина.

Мощные лошади русских скакали не слишком быстро, но расстояние между армиями сокращалось. Джучи наблюдал. Когда между ними осталось двести шагов, он вновь поднял руку, и монгольские луки снова были готовы пустить стрелу. Но Джучи не знал, пробьют ли стрелы вражеские доспехи с этого расстояния.

– Стреляйте так, как будто впервые взяли лук в руки, – закричал он.

Его люди ухмыльнулись, но выполнили приказ. Джучи машинально поморщился, видя, как стрелы пролетели точно над головами врагов, словно пущенные напуганными новичками. Совсем немногие стрелы попали в цель, повалив на землю лишь нескольких всадников и лошадей. Неприятель подступал ближе. Уже слышался гул атаки и было видно, как передние шеренги опустили длинные копья в предвосхищении битвы.

Джучи переживал, но внезапная злоба подавила в нем страх. Теперь хотелось только обнажить меч и направить своего скакуна на врага. Отчаянно покачав головой, Джучи, однако, отдал совсем другой приказ.

– Всем отступать и укрыться за гребнем холма, – прокричал он.

Джучи потянул за поводья, и конь помчался назад. Выкрикивая что-то несвязное, монголы беспорядочно последовали за командиром. Джучи услышал, как за спиной раздались глухие возгласы ликования, и желчь подступила к горлу. То ли от страха, то ли от гнева, юноша не знал.

Илья Мажаин сморгнул пот, мешавший глазам видеть позорное отступление монголов. Как и тысячу раз прежде, он ослабил поводья и положил руку на грудь, обратившись с молитвой к святой Софии, чтобы та даровала победу над врагами веры. Под кольчугой к груди прижималось самое ценное – золотой медальон с крошечным кусочком косточки пальца святой. Новгородские монахи уверяли Илью, что он будет жить, пока с ним медальон, и Илья верил, что неуязвим. Покинув вместе с товарищами город Святой Софии, он отправился на восток, где долго служил великому князю и даже намеревался идти в Иерусалим, чтобы защищать город от иноверцев. Но набеги монголов нарушили его планы.

– Дай их мне, Господи, и я сокрушу их кости, раздавлю их поганые идолища, – тихонько молил Илья, подавшись вперед в седле и сгорая от желания сойтись с отступавшим врагом лицом к лицу.

Монголы бешено мчались вниз по дальнему склону, но лошади русских не отступали, и расстояние между противниками неуклонно сокращалось. Илья чувствовал настроение своих витязей, которые ехали рядом, выкрикивали ругательства и громко подбадривали друг друга. Они теряли товарищей в ночных перестрелках. Разведчики бесследно исчезали, или, того хуже, их тела находили позже с такими увечьями, от которых выворачивало желудок. За последний год Илья повидал столько сожженных городов, сколько не видел за всю прежнюю жизнь, и черный дым пепелищ отчаянно призывал его к отмщению. Но монголы всегда исчезали раньше, чем он приходил на помощь. Теперь он гнал своего жеребца вперед, несмотря на то что утомленное восхождением животное уже начинало терять силы, хрипело и фыркало белой пеной, сгустки которой прибивало ветром к груди седока.

– Вперед, братья! – кричал Илья.

Он верил, что в этих местах поганые больше никого не побеспокоят. Монголы осквернили все, что ему было дорого, – от улиц родного города до величественной простоты храма благословенной святой.

А впереди монголы беспорядочно отступали, едва различимые в облаке поднятой пыли. Илья отдал приказ выстроиться в плотную колонну из пятидесяти шеренг по двадцать человек в каждой. Витязи привязали поводья к луке седла и, управляя лошадьми только ногами, прикрываясь щитом и с копьями наперевес, наклонились вперед через шеи лошадей. Воистину это было великое воинство, и оно было готово дать бой!

Путь отступавших монголов лежал мимо невысокого холмика, поросшего старыми липами. Когда русские подошли ближе к древнему лесу, Илья заметил, как в зеленоватой дымке что-то зашевелилось. Он едва успел раскрыть рот, чтобы предостеречь остальных, как воздух наполнился свистом сотен стрел. Но даже тогда Илья ни секунды не колебался. Он велел держать строй. Он еще верил, что сквозь засаду можно пройти.

Внезапно слева, громко заржав, повалилась подбитая лошадь. Повредив русскому военачальнику левую ногу, она чуть не выбила его из седла. Илья взвыл от боли и только изрек проклятие, видя, как вместе с лошадью рухнуло на землю бездыханное тело всадника. Град стрел беспрестанно обрушивался на русских ратников, и Илья с ужасом смотрел на то, как один за другим они выпадают из седла и валятся под копыта коней. Стрелы проходили сквозь кольца кольчуги, словно сквозь полотно, выбивая наружу кровавые брызги. С яростным криком Илья бил ногами своего измотанного жеребца, понуждая того продвигаться вперед. Но вот монгольская конница развернулась и, ведомая в бой своим командиром, начала наступление. Монголы действовали синхронно и быстро. Их приземистые лошадки резво неслись вперед, тогда как седоки ни на секунду не прекращали стрелять из луков. Илья почувствовал острую боль: стрела пронзила ему плечо. Но едва он успел опомниться, как два войска сошлись в бою, и он взял себя в руки. Он ударил копьем в грудь врага, но из-за слабости в плече оно вырвалось из руки так быстро и резко, что Илье на миг показалось, будто он сломал себе пальцы. Онемевшей, почти бесчувственной рукой Илья обнажил меч. Но вокруг с трудом можно было что-нибудь разглядеть. С земли поднялась густая красноватая пыль, и в этой пыли монголы, точно дьяволы, сновали повсюду, хладнокровно стреляя из лука по рядам неприятеля.