Книга Резервисты - Егор Лосев

Санька Котов прошел пол-Европы

И в Берлине закончил войну.

Медсанбатами трижды заштопан,

Долгожданную встретил весну…

Глава вторая

Мы снова оказались в Ливане. На иврите это называлось «делать линию» — ляасот кав.

Утром взводный, как обычно, поднял нас в полпятого. По мнению боевиков, идеальное время для атаки на опорный пункт. В лучах восходящего солнца труднее засечь огневые точки, а приборы ночного видения уже бесполезны. До шести мы проторчали в полной боевой готовности, ожидая атаки, но террористы, как обычно, решили выспаться.

В шесть мы с Мишаней заступили в караулы, остальных отправили на хозяйственные работы и обслуживание техники. Все наше времяпрепровождение в Ливане было прошито караулами, как ткань мелкими стежками нитки. Полтора часа на посту, три часа отдыха и снова на пост — и так четыре месяца, пока наше подразделение не сменят. Исключение делалось только для выхода на засады и патрулирования.

…После обеда отцы-командиры предприняли очередную попытку разминировать ведущую к муцаву дорогу. Неделю назад там подорвалась водовозка. Но из-за неправильно установленной мины никто не пострадал. Однако сколько еще «сюрпризов» удалось спрятать в зарослях на обочине, не мог сказать никто.

В охранение назначили наше отделение. Когда саперы приблизились к заминированному участку, мы рассредоточились, прикрывая их. Боаз остался на дороге с саперами и следопытом-друзом. Перед воронкой они разделились. Один сапер медленно двинулся вперед, а второй вместе с Боазом и следопытом остался позади. Я не видел, что случилось дальше, мы все внимательно осматривали окрестности, прикрывая саперов. Грохнул взрыв, и снова повисла тишина, нарушаемая только стуком двигателя БТР. Позади нас висел гриб, сотканный из пыли и дыма. Нигде не шелохнулась ни травинка, кто-то наблюдавший за нами просто нажал на кнопку… и все. Порыв ветра отогнал дым в сторону. Сапер неподвижно лежал в пыли. Санитар Ави подбежал к застывшему изломанному телу. По уставу мы должны были вынести раненого на безопасное место, но Ави забыл про все и побежал.

Он пытался сделать парню искусственное дыхание, у того текла кровь изо рта, из носа, из ушей. Боазу и второму саперу тоже досталось от взрывной волны, но они были целы, только слегка контужены. Лexy долбануло в грудь здоровенным булыжником, вывороченным взрывной волной.

Бесконечно долго Ави делал искусственное дыхание раненому. Весь перемазавшись в крови, он как заведенный повторял снова и снова одни и те же движения. Боаз кое-как поднялся на ноги, пошатываясь подошел и что-то сказал Ави. Тот не отреагировал, продолжая нажимать саперу на грудную клетку. Боаз схватил санитара за разгрузку и отташил в сторону, но Ави, крутанувшись, вырвался и снова бросился к распростертому в пыли саперу. С большим трудом взводный и уцелевший сапер оттащили санитара и запихали его в БТР. Следом загрузили носилки с раненым. И тут БТР заглох. Взводный побледнел. Пообещал пристрелить водителя. Но БТР не заводился. Мы подхватили носилки и побежали. Наверное, быстрее, чем тогда, я не бегал никогда в жизни. Уже у самых ворот позади взревел двигатель бронетранспортера.

Санитары и врач стояли у входа в бункер. Они подхватили носилки и спустились вниз.

Мы топтались у двери в санчасть.

— Он… это… сказал, что ему оборудование нужно… какое-то… — Леха нервно крутил в руках каску раненого сапера. — Пошел на ту сторону дороги, к БТРу, тут как рванет…

Ави плакал, слезы промывали на запыленном окровавленном лице грязные дорожки. Сквозь неплотно прикрытую дверь видна была лихорадочная возня. А потом… потом один из санитаров принес грубое армейское одеяло и накрыл тело с головой.

У всех, кто толпился в коридоре, на глазах выступили слезы. Леха шепотом матерился.

…Вечером вертолет забрал тело и привез начальство, разбираться.

Перед заступлением в очередной караул я решил позвонить домой. С «предками» мне не удавалось поговорить уже несколько дней, они, наверное, сильно волновались. На весь опорный пункт имелся один телефон для солдат. Зайдя в комнату, в голове длинной очереди я увидел Леху, который самозабвенно врал маме по телефону о наших буднях:

— Да, кормят неплохо (на самом деле плохо, так как дорогу заминировали, конвой задерживался и мы третий день жрали сухпай).

— Ну-у как, чем занимался, весь день штаны и рубашки на складе перекладывал (Леха потер ушибленную булыжником грудь).

— Да, конечно, только что принял душ (горячей воды не было уже неделю, полетел нагреватель, от нас пахнет как от бомжей).

— Конечно, мама, сейчас иду спать, сплю достаточно, подъем в семь утра (спать Лехе оставалось минут двадцать, потом в караул. А поспать дольше двух-трех часов подряд здесь не удавалось никому).

— Совсем не опасно, мне даже автомат не хотели выдавать.

При этих словах, точно по закону старика Мэрфи, во дворе разорвалась мина, начался обстрел. Даже я услышал, как вскрикнула в трубке Лехина мама. Затем в телефоне что-то хрюкнуло, и он замолчал.

— Черт, — выругался Леха, — теперь она точно не поверит!

Ремонт телефона обычно занимал пару дней, а пока наши родители сходили с ума от волнения.

…Дороги оставались заблокированными. Нас не выпускали домой, жратву доставляли вертолетами. Мишаня сказал, что слышал, как в одном из муцавов, кажется в Бофоре, организовали выход солдат пешком, и только через несколько километров посадили в грузовики. Такого боевики не ожидали. Леха предположил, что и нас погонят пехом. Казалось, дни тянулись так, как тянется липкая жвачка. Наконец цадальники на огромных, как средневековые осадные башни, бульдозерах «Д9», пропахали обочины, приняв на себя все осколки. Никто не пострадал.

Погибшему саперу оставалось всего пять дней до дембеля. Через месяц его отец написал в газете открытое письмо под заголовком «Я обвиняю!». Он считал, что его сын погиб зря.

О продолжении этой истории я узнал от ребят из другого батальона через несколько месяцев. Проведя расследование, командование пришло к выводу, что здесь действует одна и та же группа подрывников. Десять месяцев назад они умудрились заложить бомбу прямо у ворот опорного пункта, тогда погибли двое солдат и гражданский. Несколько раз после туманных ночей саперы находили целые системы мин, связанных друг с другом, и уничтожали их, но только последний случай что-то «сдвинул»: разведка и специальное подразделение саперов поняли, что против них «играет» одна и та же группа. Их прозвали «Туманные призраки», они действовали только туманными ночами, когда почти бесполезна аппаратура наблюдателей.

В плохую погоду туман в этих местах настолько сгущался, что видимость не превышала считаные метры. Подрывники наверняка были из местных, уж очень хорошо ориентировались, знали каждый овраг, каждую ложбинку. «Призраки» умудрялись подходить вплотную и ставить свои ловушки в самых неожиданных местах, куда, казалось, никому не подобраться незамеченным. Их всегда npuкрывали, и в случае обнаружения на муцав обрушивался шквальный огонь. Имелся у них и свой особый «почерк». Обычно «Туманные призраки» делали приманку. Ставили мину, но так, чтобы саперы могли ее обнаружить, или так, чтобы заряд срабатывал, но не взрывался полностью, будто бракованный. Естественно, в таких случаях саперы проверяли окружающую местность, и тут их ждали смертельные ловушки.