Книга Ныряющие в темноту - Роберт Кэрсон

Для Нэгла ценность находок, таких как медный свисток, состояла не в их эстетическом или денежном выражении, а в их символичности. Странно было видеть, как взрослые мужчины возятся с чашками и блюдцами, изготавливают солидные витрины для этих хрупких реликвий. Однако для таких ныряльщиков, как Нэгл, эти безделушки олицетворяли сам поиск, исследования без всяких карт. Телеграфный аппарат, выставленный в гостиной ныряльщика, — это больше, чем блестящий предмет, это заявление, которое гласит: «Если кто-то был в той рулевой рубке до меня, он не мог оставить там этот телеграфный аппарат».

Потребовалось всего лишь время, чтобы интуиция Нэгла привела его к легендарному пароходу «Андреа Дориа». Грандиозный итальянский пассажирский лайнер в условиях густого тумана столкнулся со шведским лайнером «Стокгольм» вблизи острова Нантуккет в 1956 году. Погиб 51 человек; 1659 человек были спасены до того, как лайнер затонул и лег на борт на глубине 250 футов. «Дориа» не была типичной целью Нэгла. Ее местоположение было хорошо известно, и ее исследовали ныряльщики с самого дня ее гибели. Однако «Дориа» влекла к себе известных ныряльщиков, как мифологические сирены. Она была наполнена ценными предметами даже по прошествии всех этих лет: сервизы из тончайшего итальянского фарфора, украшенные эмблемой судна, серебряные столовые приборы, багаж пассажиров, керамические плитки, расписанные знаменитыми художниками, оловянные блюда для шербета, драгоценности, таблички на каютах. И в те дни, и даже сегодня ныряльщик мог исследовать «Дориа» и беспокоиться только об одном: чтобы ему хватило силы, дотащить домой поднятые им трофеи.

Если бы «Дориа» предлагала всего лишь свои богатства, она не могла бы увлечь Нэгла такой безудержной романтикой. Настоящим вызовом для него была сложность исследования судна. Оно лежало на борту, что делало плавание очень опасным. Ныряльщик должен был ощущать мир в горизонтальном положении, чтобы нормально воспринимать двери на полу, а потолок справа. И лежало оно глубоко — 180 футов воды до одного борта и 250 футов до того места, где оно вгрызлось в океанский грунт. Люди иногда теряли ориентацию, или у них кончался воздух, или они теряли разум от азотного наркоза и гибли на «Дориа». Обломки лежали так глубоко, вокруг было так темно и опасно, что спустя десятилетия после крушения судна целые палубы оставались не исследованными. И именно эти палубы были целью поисков Нэгла.

Нэгл все-таки смог проникнуть в те части затонувшего судна, которые давно считались недоступными. Его каминная полка превратилась в миниатюрный музей «Дориа». Вскоре он решил поднять судовой колокол. Судовой колокол — это корона корабля, это его голос, и для ныряльщика нет большей награды, чем поднять его на поверхность. К сожалению, многим, даже очень известным ныряльщикам, так и не довелось добраться до этой реликвии. Нэгл серьезно вознамерился завладеть колоколом «Дориа». Люди считали его сумасшедшим — десятки ныряльщиков десятки лет искали колокол «Дориа», и никто уже не верил, что он вообще существует.

Нэгл взялся за работу. Он изучал схемы палуб, книги с фотографиями, дневники членов экипажа. Затем он сделал то, что делают немногие остальные ныряльщики: он составил план. Ему понадобились бы дни, а то и недели, чтобы осуществить задуманное. Но он знал, что ни одно зафрахтованное судно не будет ждать его над «Дориа» целую неделю. Поэтому Нэгл, скопивший неплохие деньги с тех пор, как занимался торговлей подвесными механизмами, решил приобрести собственное судно для погружений, судно, построенное по его проекту и с единственной целью — поднять колокол «Дориа».

Это и был тот самый «Искатель», 35-футовое каботажное судно класса Maine, построенное в Нью-Джерси фирмой Henrique. В 1985 году Нэгл нанял пять лучших ныряльщиков, людей, которые разделяли его страсть к исследованиям, и доставил их к «Дориа» за собственный счет. У ныряльщиков была одна-единственная цель — поднять судовой колокол.

Первые несколько дней обследования останков лайнера ныряльщики придерживались плана Нэгла, но ничего не нашли. Колокола там просто не было. В такой момент даже самые упорные искатели отказались бы от дальнейших попыток. Всего один день в открытой Атлантике на 65-футовом судне вывернет вас наизнанку, а Нэгл и его команда продержались четыре дня в 35-футовом корыте. Но человек нелегко сдается, если видит все в панорамном изображении. Нэгл оставил носовую часть «Дориа», где он вел поиск вместе со своей командой, и перешел к корме. Теперь приходилось действовать наугад, в одном из самых смертельно опасных мест во всей Атлантике, где еще никто не был. Однако, относясь к «Дориа» как к единому и живому организму, а не как к разрозненным 20-футовым кускам дерева и стали, Нэгл и его товарищи решились заглянуть в самые невероятные места.

На пятый день они нашли свой «золотой самородок» — колокол «Андреа Дориа». Люди приподняли его, выбили шкворень кувалдой и отправили добычу наверх в корзине мощного подъемника. Волна восхищения прокатилась по сообществу ныряльщиков. Согласно договору, Нэглу принадлежала половина колокола, другая принадлежала остальным пяти ныряльщикам; последний, кто останется в живых, будет владеть реликвией полностью. Нэгл уложил колокол, весивший 150 фунтов, в автофургон своей жены и попросил ее отвести его домой. Когда она прибыла на место, колокола в машине не оказалось. Она позвонила Нэглу и сказала: «Я не знаю, что случилось с колоколом!» Нэгл едва не получил сердечный приступ. Он позвонил в Дорожную полицию и спросил буквально следующее: «Никто не находил на шоссе огромный корабельный колокол?» На самом деле кто-то нашел его и сообщил в полицию: «Я тут что-то нашел, но не знаю, что это, похоже на большой колокол с надписью „Андреа Дориа“. У Нэгла чуть не случился еще один сердечный приступ. Он вернул себе колокол и застраховал его на 100 000 долларов.

Вскоре умом Нэгла завладела еще одна идея. Что если он будет постоянно использовать „Искатель“ как чартерное судно для ныряльщиков? Это позволит ему зарабатывать на жизнь, занимаясь любимым делом. „Я хочу стать человеком, который превратит это в профессию“, — говорил он друзьям. Он решил делать полдюжины рейсов к „Дориа“ каждый год, а оставшееся время уделить поискам „Каролины“, „Текселя“, „Норнесс“ и „Пан-Пенсильвании“ — крупных судов, так и не найденных через десятки лет после их гибели. Его семья, жена и двое детей, жили в Пенсильвании, а сам он теперь обитал в Брилле, где встречался с другими женщинами и вел холостяцкий образ жизни. Однако его жена все-таки надеялась, что когда-нибудь он вернется, и воспитывала детей в духе восхищения отцом, который занимается своим любимым делом и добивается успеха. Нэгл заказал второй „Искатель“, почти вдвое больший по длине, чем первое судно. Он был оснащен для доставки аквалангистов к местам крупных кораблекрушений, которые ждали своих первооткрывателей.

Но почти тут же бизнес Нэгла застопорился. И дело было не в том, что ему не хватало клиентов, просто он не мог с ними ладить. Это была проблема, несовместимая с фрахтовым бизнесом. Во время рейса с погружением настоящей работой капитана было занимать своих клиентов беседами (в конце дня, не говоря уже о конце недели, клиент, который хорошо платит, на самом деле очень хочет пообщаться на равных с бывалым моряком). Нэгл предполагал, что его делом будет бесконечная вереница походов к глубоким и опасным местам кораблекрушений, таких как „Дориа“ или „Чоапа“. Вместо этого его клиенты хотели попасть только на безопасные и близкие места кораблекрушения, такие как „Столт Дагали“, „Мохок“ и „Толтен“. Для Нэгла эти люди не были ныряльщиками, они были туристами. Он наблюдал за тем, как они поднимаются на борт „Искателя“ со своими новехонькими ярко-зелеными ластами (только подумать — ярко-зелеными!), выслушивал их глупые планы сфотографировать лобстеров или потрогать борт „настоящего“ затонувшего судна и не мог скрыть своего презрения к ним. Он организовал бизнес с целью поиска, а теперь оказался привязанным к клиентам, которых захватывало как раз то, что ничего искать не надо.