Книга Прыжок над бездной - Владимир Михановский

Было холодно. На открытом месте вовсю разгулялся сильный весенний ветер, и Чайкин быстро продрог. Где-то громыхала гроза, однако сюда она так и не пришла, ограничившись безобидным, вскоре прекратившимся дождиком.

Внезапно послышался отдаленный гул самолета. Чайкин мог определить по звуку любой авиационный мотор, мог отличить с завязанными глазами «Фарман» от «Ньюпора», но этот тип мотора был ему неизвестен. Чувствовалось только, что мотор мощный и работает без перебоев. Но вот самолет показался в разрыве облаков, и Чайкин увидел, как с его крыла сорвался человек. Парашютист? Но почему он так долго не раскрывает парашют?

В самый последний момент над падающей фигуркой вспыхнуло спасительное парашютное облачко, и она резко, не успев полностью погасить скорость падения, опустилась на траву. Чайкин подбежал к парашютисту. Тот лежал неподвижно, глаза его были закрыты. Видно, удар оказался слишком сильным.

По счастью, у Чайкина была с собой фляжка с водой – не зря же бойцы прозвали его водохлебом. Чайкин осторожно похлопал парашютиста по щекам, но тот в сознание не пришел, лишь натужно постанывал. Но когда Чайкин разжал ему плотно сцепленные зубы и влил в рот немного воды, парень сделал судорожный глоток и открыл глаза. Рядом с ним, подобно огромной послушной собаке, распластался на летном поле парашют. Опытным взглядом Чайкин определил, что это «Жюкмес». Гроза, прошедшая стороной, обронила на плотный шелк только несколько запоздалых капель.

– Где я? – еле слышно спросил парашютист, глядя на Чайкина лихорадочно блестевшими глазами.

– Летное поле, – лаконично ответил Александр Христофорович.

Парень застонал.

– Почему так поздно кольцо дернул? – нахмурившись, спросил Чайкин.

– Так получилось.

– Ты что, первый раз в жизни прыгаешь?

Парашютист ничего не ответил. «Возможно, получил сотрясение мозга. Крепко же ему досталось», – подумал Чайкин.

– Какое это место? – с усилием проговорил парашютист, нарушив короткую паузу.

– Крутоярск. А тебе куда нужно было? – ответил Чайкин, которому все меньше нравились вопросы незнакомца.

– Крутоярск?.. – удивился парашютист. – Здорово же нас занесло. – Он сделал неловкое движение и вскрикнул: – Послушай, товарищ, это ведь совсем недалеко от Троице-Сергиевой лавры, верно?

– А ты откуда?

– Воды, воды… – вместо ответа прохрипел незнакомец. На этот раз он выпил всю фляжку до дна. На лбу его выступил обильный пот.

– Так откуда прилетел самолет, с которого ты прыгал? – настойчиво повторил Чайкин свой вопрос.

– Наши парашютисты… должны прыгать при любой погоде… – прохрипел незнакомец.

– Верно, – согласился Чайкин. – А кто это – «наши парашютисты»? Кто вел самолет, с которого ты прыгнул?

Лицо незнакомца пошло красными пятнами. На какой-то миг Чайкину показалось, что сознание возвратилось к нему.

– Семеныч… Семеныч вел…

– Николай Семенович? – переспросил Чайкин. – Шилохвостов?

– Ну да.

– Так ты знаешь его? Что же сразу-то не сказал, дурья башка? А я уже подумал…

Весь разговор с неудачно приземлившимся парашютистом занял несколько коротких минут. Чайкин решительно поднялся.

– Ты куда? – схватил его за руку незнакомец.

– К врачу тебя надо.

Стараясь на всякий случай не терять незнакомца из виду, Чайкин выскочил на проселочную дорогу, проходившую рядом с аэродромом. Ему повезло: вскоре он остановил ехавшего на двуколке мужичка, который, хотя и без особой радости, свернул по его просьбе на летное поле. Вдвоем они осторожно перенесли незнакомца и парашют на телегу. Чайкин сел рядом и положил его голову себе на колени, чтобы уберечь ее хоть немного от немилосердной тряски.

Едва телега тронулась, парашютист пришел в себя.

– Слышь, друг, худо мне, – с трудом произнес он. – Наверно, все косточки переломаны. Надо же, судьба. Так о здешних местах и не написал. Никак не думал, что здесь умереть придется.

– Выживешь, – сказал Чайкин. – У нас врач хороший.

– Ты слушай меня, – продолжал парашютист. – У меня в части всякие бумаги остались. Больше ничего нет. А бумаги возьми. А? Или передай кому. Интересно же. Какую книгу можно написать.

И он заговорил, лихорадочно быстро, о давно минувших временах, о событиях, происходивших неподалеку, в Троице-Сергиевой лавре.

Двуколка свернула на центральную улицу Крутоярска и затарахтела по булыжной мостовой – единственной проезжей части городка, которая была вымощена.

– Так возьмешь бумаги? – снова повторил парашютист. – Ребятам скажешь, тебя Андрей Балабанов просил. Семенычу поклон не забудь…

Незнакомцу стало хуже.

Врач только поцокал, оглядев парашютиста, который оказался в крайне тяжелом состоянии.

– Живей, живей! – поторапливал хирург медсестер. – Каждая секунда дорога.

– Навестишь меня? – спросил Чайкина Андрей, когда его везли на каталке по коридору в операционную.

– Непременно.

Чайкин приостановил врача за рукав халата у двери операционной:

– Он выживет?

– Может быть. Организм сильный и молодой, – ответил доктор, но в голосе его не было уверенности.

Чайкин несколько раз навещал Андрея Балабанова, но тот каждый раз был без сознания. А однажды, придя в палату, он застал пустую койку, и сердце его захолонуло.

– В Ленинград отправили вашего друга. В клинику хирургическую, – сказала медсестра, заглянувшая в приоткрытую дверь.

…Вся эта история припомнилась теперь Чайкину, пока он стоял у «веницейского» окна, наблюдая за созревающим ненастьем. Он прислушался к легкому дыханию сына. Сергей спал, сладко посапывая. Затем вдруг заворочался и тяжело вздохнул. «Приснилось что-то», – подумал Чайкин. Он подошел к дивану, на котором, разметавшись, спал Сережка, и осторожно подоткнул край свесившейся простыни.

Нужно бы отдохнуть, но сон не приходит. Мысли, заботы, а главное – воспоминания: куда от них денешься? И по службе, как на грех, сплошные неприятности. Одно, как говорится, к одному. Местное начальство все его идеи, связанные с развитием парашютного дела, особенно с замыслом затяжного прыжка и воздушного десанта, считает малообоснованными, в лучшем случае – преждевременными. И потому о том, чтобы отпустить его в Ленинград «поднабраться опыта», как говорит Чайкин, и слушать не желает. И четыре рапорта, которые Александр Христофорович отправил руководству отрасли, остались без ответа.

Под утро Чайкину все-таки удалось забыться тревожным сном. Разбудил его Сережа:

– Пап, так мы идем на рыбалку?

– Как договорились.

– Тогда вставай, а то проспишь.