Книга Muto boyz - Павел Тетерский

Мы взяли фотоплёнки и пошли в институт, чтобы покурить там ганджубаса. Нам здесь не светило ни рубля, ни самой паршивой завалящей копеечки. Такую схему в девяносто третьем году пытался создать каждый первый Лёха из Улан-Удэ, возомнивший себя финансовым гением (а они все начинали считать себя гениями, продав раз на рынке бутылку водки по спекулятивной цене). Идея была понятна: нанимаются дураки с собственными фотоаппаратами, ходят по городу, снимают служивых и переписывают их адреса.

Потом по этим адресам приходят эпистолы с красивым вензелем от ООО «Улан-Удэ ЛТД» (или, ещё лучше, «Улан-Удэ+») с просьбой выслать деньги за фото сына… ну и так далее. Аля Серёга Мавроди, только с гораздо меньшим размахом. Большинство солдатских предков ни хера, конечно же, не пошлют, но десять процентов простодушных печальных лохов сделают своё дело, и Лёха улетит на модный Кипр, оставив крашеной мадам денег на три ящика пива. Дураки с фотиками остаются при этом с честно заработанными негативами солдатни, которые можно отпечатать на фотоувеличителе «Дон» и показывать в затянувшихся паузах на светских раутах — прокашлявшись: эээ… не желаете ли посмотреть мою коллекцию солдат, господа…

Мы, конечно, поджали эти фотоплёнки — из всего нужно уметь извлекать выгоду, пусть даже минимальную. Но мы сделали и хорошее дело. Из какого-то странного и самим нам непонятного принципа мы всё же поймали на улице одного-единственного солдата и зачем-то сфотографировали его, спросив адрес родителей. И выслали по нему фотки совершенно бесплатно, на халяву. Фамилия родителей солдата была идиотская: Объедковы.

Это была типичная история, которая — в более или менее удачных вариантах — случалась с нами постоянно. Так что тем словам Чикатилы я не удивился. Я вообще не удивлялся его словам и всему тому, что происходило с ним или с теми, кто находился рядом. Чик был как бацилла-инфлюэнца или как главный герой фильма «Омен»: со всеми, кто находился рядом с ним, что-нибудь обязательно происходило.

Я развёл руками:

— Ути. Мля.

Мне было хорошо, меня пёрло, да и вообще — а как ещё я мог отреагировать?

— Нет, ты не понял, — сказал Чикатило, сделав на слове «понял» какое-то гипертрофированное, никому не нужное и излишнее ударение. — Пора начинать делать карьеру. Карьера никоим образом не может помешать красивой жизни красивого мужчины.

Конечно, блин, не может. Красивым мужчинам вообще ничего не может помешать, потому что у председателя их Всемирного Клуба нет никаких принципов. Но тем не менее я не верил своим ушам: Чикатило — самое беспринципное животное всех времён и народов, самый ушлый прыщ на теле вселенной, самый бритпоповский сержант современности — этот самый Чикатило оправдывался. В какой-то даже Юнгу неизвестной области моего мозга зажужжал зуммер и замигала кислотно-зелёная лампочка: я перекурил, пора пить пиво.

— Пора пить пиво, — перевёл я эту морзянку, обращаясь к Чикатиле.

— Да, да, давай, — облегчённо-обречённо вздохнул он. Ничего у него не получилось.

Он думал, что я посмотрю на него ненавидяще, что я обмакну его мордой в грязь, что скажу, что он урод. А я говорил о пиве, потому что о чём ещё говорить, оно ведь тоже не мешает красивой жизни красивого мужчины. Мне было по фигу — вот в чём дело. Чикатило тогда накурил меня специально. Я понял, почему он вообще со мной тусовался со всеми его «KMFDM'aMH» и розовыми пуховиками, но понял позже. А тогда Чик хотел, чтобы я был его оппонентом, чтобы мой внутренний идиотический хиппизм взбунтовался против его внешнего идиотического цинизма, чтобы во мне найти последнюю защиту для цитадели его детских навязок. Но я оказался ещё глупее, чем он думал: мне было по фигу. По фигу бывает в двух случаях: когда уже всё проехали или когда ещё не знаешь, о чём идёт речь. Я не знал, о чём речь. Мне было девятнадцать лет от роду, это был девяносто третий год, и это была беззаботная конопляная осень, которую не могли испортить даже танки и опухшие рожи защитников Белого дома. А на остальное мне тогда было плевать.

ЗООПАРК: бибиревские кролики

ТРАНКВИЛИЗАТОР: Magic Mushrooms

Я плутал среди однотипных улиц то ли Ясенева, то ли Бибирева, то ли ещё какой-то глубокой пердяевки, в дебрях которой ютилось нужное мне низовое турагентство. Я кровь из носу должен был занести туда три загранпаспорта с фотографиями каких-то жирных людей.

Перед этим я объелся грибов. Их собрал Чикатило. В дивном лесу с берёзками, болотистыми кочками и призрачной листвой, через которую в глаз хуком бьёт осеннее солнце — именно так красиво и романтично мне тогда представлялся процесс сбора псилоцибина Чикатилой. В моём плеере играли «Sonic Youh», и меня мирно подглючивало, и мы должны были сегодня подрезать сто баксов, и я жил с девушкой, которая была старше меня на четыре года, и всё было хорошо.

Чикатило тогда усиленно подсаживал меня на правильную музыку. За какой-то месяц в моём плеере по очереди перебывало все то, что составляло на тот момент его фонотеку. Всех названий я не вспомню, ибо по-настоящему зацепило меня мало что, но кругозор расширился очень даже неслабо: теперь я мог поддерживать разговоры на продвинутых Чикатилиных тусовках. Не то чтобы это было для меня самоцелью, но, как говаривал иногда Лёня Свиридов, всяко — движ.

На эту работу меня приволок тоже Чикатило. Он брызгал слюной, топтал истерзанный тюльпан, потому что Оленька тогда в институт не пришла, и орал:

— Нет, нет, я не могу, мне скучно! Моя душа просит качественного общения и незаконной деятельности, направленной на развод лохов не ниже третьего уровня крутизны. Как для того, так и для другого мне необходимо доверенное лицо, партнёр, причём желательно из членов Всемирного Клуба Красивых Мужчин. У нас есть один человек, у которого сейчас переходный этап, смена уровней — знаешь, как в компьютерной игре. (Какая там игра! Я тогда не мог отличить компьютер от кассового аппарата, и всё, что я умел с ним делать, это вставлять вилку в розетку и вытирать пыль с монитора.) Этот ублюдок сейчас перерос ту стадию, на которой получаешь деньги за работу, и вплотную подошёл к следующей — когда просто получаешь деньги. Мы должны ловить момент, я серьёзно, мы должны стать ловцами моментов.

Ясное дело, я согласился. Мне очень хотелось денег, мне всегда хочется денег. Чикатило как-то сказал: «Поэтому я спокоен: ты никогда не станешь настоящим хиппи, даже если соберёшь полную коллекцию сочинений Мика Джаггера».

Мне выделили тщедушный столик, который упирался в самый дальний угол офиса. Только благодаря этому упору он не отдавал душу своему древесно-фанерному языческому божеству. Если бы я пнул его хотя бы вполсилы, он бы рассыпался на мелкие щепки.

Кроме меня, на этом самом столике тусовались кипа бумаг неизвестного предназначения и пишущая машинка — последняя из могикан, атавизм. Она тупо доживала свой век в офисе образца девяносто третьего года.

Стол Чикатилы находился в противоположном углу кабинета. Когда клиент вписывался в помещение, глумливая рожа Чика была первым, что бросалось ему в глаза. С серьёзным видом Чик принимал у клиента паспорт и трудовую книжку, которую потом тащил на огромный ксерокс, и отдавал обратно. Потом клиент подходил ко мне для заполнения анкеты. Процедура была долгая, потому что с пишущей машинкой я тогда был на вы. Мне было лень учиться мастерству машинописца, да и сам процесс печатания букв мне не очень нравился. Я по часу искал каждую литеру на клавиатуре, я лепил опечатку за опечаткой и потом подолгу замазывал их кисточкой из белого флакончика, похожего на лак для ногтей, которым пользуются женщины.