Книга Время, чтобы вспомнить все - Джон О'Хара

Похороны стали частью жизни Майка Слэттери, и возможно, это случилось бы, даже если он не стал бы политиком. И сегодняшние похороны Джо Чапина проходили удачно, предсказуемо удачно. Майк бросил взгляд в сторону ряда, где сидела Эдит Чапин. Лицо ее было скрыто густой вуалью, и сидела она неподвижно, в окружении сына, дочери и своего брата. Во время протестантских похорон кто-то может потерять сознание, у кого-то может случиться сердечный приступ, но в отличие от католических похорон — где рыдают и тихо, и в голос, — здесь почти никто не плачет. Майк никогда не плакал на похоронах и вообще почти никогда не плакал. За всю свою взрослую жизнь он плакал всего два раза. Первый раз он заплакал, когда его дочь Маргарет пришла к нему и объявила свое твердое решение: она почувствовала истинное призвание и вступает в монашеский орден «Священное сердце». В тот день Майк заплакал вовсе не от огорчения, а из-за отцовской радости: его простушка дочь выбрала для себя жизненный путь, который принесет ей счастье. И из гордости тоже. «Священное сердце» — аристократический орден, и если его дочь решила стать монахиней, то ему приятно было думать, что она окажется среди девушек из лучших католических семей. Если бы Эдит Чапин решила стать монахиней, то обязательно вступила бы в орден «Священное сердце». Присутствие рядом с Эдит сына и дочери ничуть не помешало Майку представить Эдит Чапин монахиней, и ее вуаль придала этой мысли своеобразную весомость. По роду своей политической деятельности Майку не раз приходилось слышать об интимных подробностях жизни множества людей и пользоваться этими сведениями, включая и те, что он называл постельной жизнью. Он, например, обернул себе на пользу тайну одного из своих политических соперников, скрывавшего, что он гомосексуалист; и он велел одному из своих сотрудников отстраниться от политики задолго до того, как всем стало известно, что его жена нимфоманка. Никто в Гиббсвилле не обладал сведениями, которые можно было бы обернуть против Майка Слэттери, при том что в городе не было извращений, эксцессов или скрытых пороков, которые не были бы известны Майку, и ни один из них его не шокировал. Но он никогда не мог представить себе Эдит Чапин раздетой или Эдит и Джо в положениях «постельной жизни». Он не мог представить себе Эдит выходящей из ванны и вытирающейся полотенцем. Для него она всегда была женщиной довольно высокого роста, полностью одетая, с грудью без сосков. За годы знакомства с Джо до Майка дошли кое-какие сведения, которые противоречили представлению о том, что Эдит Чапин была не более чем обладательницей холодного разума и девственного тела. Однако у Майка хватало сообразительности понять, что его влечение к Эдит Чапин частично объясняется именно тем, что он никак не может вообразить себе Эдит с раздвинутыми ногами, готовую к совокуплению со своим мужем (или с каким-либо другим мужчиной). И не было ни малейших сомнений, что Майка к ней влекло — влекло не один год подряд.

Однако он не испытывал ничего подобного к ее дочери Энн, молодой женщине, которую почти никогда не забывали упомянуть, перечисляя красавиц высшего общества Гиббсвилля. Но никто ни разу не называл красивой Эдит Чапин, однако, по представлению Майка Слэттери, она была куда красивей Энн. У Майка были свои стандарты, которые он никогда не провозглашал вслух, и тем не менее никто ни разу не слышал, чтобы Майк Слэттери назвал красивой женщину, хоть в какой-то мере греховную. А о греховности Энн Чапин Мазгроув ходили кое-какие неопределенные слухи еще во времена ее учебы в школе мисс Холтон. Все три дочери Майка когда-то учились в школе мисс Холтон, и истории, которые девочки приносили из школы, помогали Майку Слэттери добывать весьма полезные сведения. То, что Энн курила, было для него не столь важно, но эта информация подготовила его к последовавшей вскоре за этим новостью о том, что Энн и одна из девочек семейства Стоукс отправились на загородную прогулку в грузовике мясника. Обе девочки, как были в школьной форме, уехали на грузовике сразу после урока геометрии. И если этого приключения было недостаточно, то для разнообразия грузовик умудрился застрять в весеннем дорожном месиве в «милях» от магистрального шоссе. Домой девочки вернулись только к семи часам вечера. А к одиннадцати часам вечера Майк Слэттери убедил Джо Чапина, что не следует добиваться увольнения этого паренька с работы. «Его уволят, а потом хлопот не оберешься, — сказал ему Майк. — Вы разберитесь с людьми мисс Холтон, а я позабочусь о пареньке». И никто не заметил связи между приключением Энн Чапин и девицы из семьи Стоукс и исчезновением паренька из Гиббсвилля. Парень сбежал из города и, как Майк сказал своей жене, так и не понял, почему его вытурили.

Это происшествие случилось девятнадцать лет назад.

Не так уж и давно.

И все же сравнительно давно, если учесть, что Эдит Чапин тогда было всего лишь сорок. Женщина в сорок лишь годом старше тех, кому за тридцать, а трем дочерям Майка было за тридцать, и он считал их молодыми женщинами.

На секунду-другую у Майка возник соблазн обернуться и поискать в толпе прихожан свою жену. Но он тут же подавил свой порыв, сочтя его неприличным, и, кроме того, он знал, что она уже где-то в церкви. Пег Слэттери не надо было дважды объяснять, на какие похороны ходить, а на какие — не стоит. Ее присутствие на похоронах в какой-то мере определяло, насколько важным было положение покойного или его здравствующих родственников. Она посещала похороны всех политиков независимо от их партийной принадлежности, похороны практически всех юристов, похороны всех священнослужителей и почти все похороны врачей, банкиров, купцов, руководителей братских орденов и ветеранских организаций, а также похороны популярных чудаков вроде старых спортсменов, калек-газетчиков, китайцев — владельцев прачечных, речных капитанов, престарелых негров-официантов, вышедших на пенсию железнодорожных кондукторов и машинистов и еще похороны детей из многодетных семей с числом отпрысков от десяти и более. Джо Чапин подходил под несколько категорий и к тому же был их личным приятелем, хотя Пег Слэттери никогда не была у него дома. На этих похоронах Пег Слэттери и ее дочь Моника сидели там, где их хорошо было видно. Благодаря длительной практике Пег — специально для похорон и других официальных событий — освоила и усовершенствовала некий безличный поклон: стоило кому-то посмотреть на нее и встретиться с ней взглядом, как она отвечала кивком, и если его принимали за поклон, значит, он был поклоном. Если же тот, кто на нее смотрел, не был достоин поклона, Пег мгновенно отворачивалась, и приветствовавший ее понимал: раз Пег отвернулась, значит, кланяться ему она не собирается. Так или иначе, этот поклон, или кивок, или просто легкий наклон головы не сопровождался улыбкой, что было весьма кстати на похоронах и прочих торжественных событиях. Этим поклоном или кивком Пег давала понять, что она прекрасно сознает свое положение супруги Майка Слэттери — человека, к которому влиятельные люди приходили просить одолжения и который обладал властью и мог делать одолжения, и человека, который все без исключения вопросы обсуждал именно с ней. Ни один мост не был построен даже через жалкую речушку, ни один парень не назначен на должность в Аннаполисе, ни одна новая оценка дома не утверждена без того, чтобы Майк и Пег прежде их ни обсудили. Чтобы осознать этот факт, у некоторых ушло лет тридцать, и все это время они игнорировали Пег Слэттери и тем самым от себя ее отталкивали. Внимание мужчин ей было совершенно безразлично, но ей страшно хотелось, чтобы жены этих мужчин ни на минуту не забывали, насколько сильно ее влияние на одного из самых влиятельных людей в штате. Эдит Чапин этого не забывала; она просто этого не знала.