Книга Ночь в "Восточном экспрессе" - Вероника Генри

Поэтому Адель знала, что этот день близится, она страшилась его, и теперь, когда он настал, действительность оказалась даже хуже, чем думалось. Адель не плакала целыми днями в кровати, но на сердце у нее было так же пусто, как в доме.

Вдобавок отъезд близнецов совпал и с уходом Уильяма. Сразу после свадьбы Расселлы купили Бридж-Хаус из-за примыкавшего к нему каретного сарая, который более десяти лет служил Уильяму приемной. Хотя Адель не участвовала напрямую в работе мужа, к роли жены врача она относилась серьезно, ежедневно имея дело с пациентами и беспокоясь об их состоянии.

Но теперь Уильям вместе с тремя другими терапевтами открыл современную новую практику в Филбери, в пяти милях от дома. Это было частью плана министерства здравоохранения по обеспечению большей доступности медицинской помощи. Мужа это вдохновляло — настоящая революция, — но приходилось принимать столько решений, значительно возросла ответственность. Потребовалось намного больше времени. Адель почти не видела Уильяма, а когда он возвращался домой, то работал с документами и составлял отчеты. Когда он вел прием в Бридж-Хаусе, то бывал занят с девяти утра до полудня, затем снова — с двух до четырех, не считая срочных вызовов и поездок на трудные роды.

И таким образом, Адель чувствовала себя одинокой, бесполезной и очень грустила. И, если быть честной, была самую малость обижена на мужа. Когда ей бывало особенно жалко себя, она винила его за то, что он услал мальчиков из дома, а затем покинул ее. Чем, по его мнению, она должна заполнять время?

Однако Адель нельзя было отнести к тому типу людей, которые таят злобу или чересчур огорчаются своим положением. По характеру она была созидателем, поэтому Уильям, вероятно, и предполагал, что она справится с ситуацией. А посему в двадцать минут десятого во вторник утром Адель уже сделала все, что требовалось. Сходила на Мэйн-стрит к мяснику за сегодняшним ужином и купила корзинку слив для пудинга — это заняло всего-то десять минут. По дому никакой работы не было, потому что у нее имелась миссис Моррис, ежедневная прислуга. В городской ратуше сегодня планировался утренний прием с кофе, но Адель с ужасом почувствовала, что может — это вполне вероятно — расплакаться, если кто-нибудь спросит, как дела у близнецов, и тем самым попадет в глупое положение. Накануне она мыла и укладывала свои темные кудри, и когда парикмахер поинтересовался здоровьем мальчиков, на глазах у Адели выступили слезы.

Она взяла местную газету и полистала ее в надежде найти что-нибудь занимательное, хотя не знала, что бы такое там могло оказаться. Обратила внимание, что недалеко, в деревенском доме, состоится распродажа имущества. Адель решила съездить: она подумывала превратить пустующий медицинский кабинет Уильяма в пристройку для гостей, а там могла выставляться какая-нибудь мебель. Не слишком об этом задумываясь, Адель извлекла из сумочки бледно-розовую помаду «Коти», мазнула ею по губам, сняла с крючка в холле дождевик и взяла перчатки. Или туда, или в передвижную библиотеку за новыми книгами. Прочитанные стопкой лежали на столе в холле, но при одной мысли о них Адель затошнило от скуки.

Она прошла к своему автомобилю. Голубому седану — «Остину А-35». Адель знала, ей очень повезло, что у нее есть собственный автомобиль. Она знала: ей повезло, точка. У нее был самый желанный дом в Шеллоуфорде, сразу у моста через реку, с очаровательным, обнесенным стеной садом и дорожкой ко входу, выложенной коваными плитками… Но почему же она чувствовала себя такой опустошенной?

Имелась, разумеется, одна веская причина, но о ней Адель не очень часто вспоминала, потому что, в самом деле, какой в этом был смысл? Если она и чувствовала иронию в том, что ее муж, который помог появиться на свет стольким младенцам в городке, где они жили, отсутствовал и не наблюдал за рождением своих сыновей, а следовательно, не сумел предотвратить последовавшее осложнение, то никогда об этом не говорила. Уильям, это правда, страшно переживал, что был так далеко в тот день. Окажись он ближе, тогда, возможно, еще один Расселл заполнил бы пустоту, оставшуюся после отъезда близнецов, а может, даже двое. Но все сложилось иначе, поэтому…

Когда Адель выезжала с дорожки на Мэйн-стрит, пошел мерзкий сентябрьский дождь. Она включила «дворники», которые неохотно задвигались взад-вперед. Зима будет долгой.

Распродажа в сельском доме проходила в десяти милях от Шеллоуфорда, в Уилтшире; это был довольно маленький, ничем не выдающийся дом, и в каталоге не нашлось ничего особо ценного или примечательного. Адели нравилось приобретать вещи на аукционах — она всегда предпочитала покупать что-то старинное и любила драматизм ситуации и соперничество. Это приносило гораздо больше удовлетворения, чем поход в универмаг, потому что ты никогда точно не знал, что обнаружишь.

Сегодня она очень скоро оценила предлагаемые лоты. Здесь было полно уродливой мебели неопределенной давности: все хорошее забрали, наверное, члены семьи, но среди громоздких платяных шкафов и бесконечных фарфоровых сервизов она заметила картину. Это был морской пейзаж, весьма дикий и бурный, и Адели понравился колорит, темно-лиловый с серебром. Он был мрачным и зловещим, но ей показалось, что он каким-то образом соответствует ее состоянию. Адель ощущала настроение холста. И поняла, что самое важное в этой картине — ее способность заставить тебя что-то почувствовать. Она влюбилась в нее. Адель была совершенно уверена: полотно пойдет за бесценок, и поэтому решила сделать заявку.

Сам аукцион проходил в палатке в саду, так как в доме не нашлось достаточно большой комнаты. Было холодно и ветрено, и Адель подумала, что, может, не стоит и утруждать себя, но снова полил дождь, и она решила, что больше промокнет, идя до машины, поставленной на примыкавшей к дому лужайке, чем если пойдет в палатку. Держа над головой аукционный каталог, Адель побежала туда.

Стулья были ужасно неудобными, и делу нисколько не помогал неровный пол, устланный циновками из кокосового волокна. Адель ежилась, сидя в пальто и сжимая промокший каталог. Она отметила заинтересовавшую ее картину и написала рядом сумму, которую готова была предложить, не слишком большую. В конце концов, понадобится почистить полотно, заново обрамить. Адель мысленно повесила картину над письменным столом в малой гостиной, где писала письма. Она сможет смотреть на нее и представлять, что вдыхает соленый морской воздух.

В ожидании своего лота она скользила глазами по участникам торгов. Вошел мужчина, на его лице застыло выражение недовольства собой из-за опоздания. Он обвел помещение взглядом: нет ли знакомых — остановился на Адели и мгновение не сводил с нее глаз.

Непонятная дрожь пробежала по телу Адели. Она словно узнала этого мужчину, хотя была совершенно уверена, что никогда раньше его не видела. Она поежилась, но не от холода. Взгляд мужчины скользнул дальше, и Адель моментально почувствовала, как будто чего-то лишилась. Мужчина сел на свободное место и стал внимательно изучать каталог, пока аукционист стремительно переходил от лота к лоту. Ни за одну из вещей не удалось выручить хорошие деньги.

Адель чувствовала напряжение, скованность, сидела неподвижно, как сидит заяц, прежде чем броситься наутек. Она была заинтригована. Мужчина выделялся среди присутствующих, которые были одеты в поношенный твид с приставшей к нему собачьей шерстью, и лица у них в основном были обветренные. Распродажа не привлекла бы покупателей из Лондона, но мужчина этот обладал подчеркнуто столичной внешностью. Покрой его пальто с меховым воротником, галстук, прическа — все выдавало в нем горожанина. Он был высокого роста, с лицом довольно суровым, с темными бровями. Не заметить его было невозможно.