Книга Когда король губит Францию - Морис Дрюон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И к тому же какой толк в сотый раз думать все о том же, говорить себе все то же... Надо полагать, душу мне взволновало то, что повидал я Перигор, край моего детства, и дорогую мне коллегиальную церковь Сен-Фрон, и расставание с ними. Лучше будем любоваться этим милым пейзажем, который, возможно, я вижу в последний раз. Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты ниспослал мне такую радость...
Но почему это меня везут чуть ли не галопом? Мы уже проехали Шато-л’Эвек; отсюда до Бурдея мы доберемся через два часа, не более. В первый день отбытия вообще следует делать недолгие переходы. Прощания, последние прощания, последние благословения, которых у вас просят, забытые вещи – никогда еще никто не отправлялся в путь точно в назначенный час. Но на сей раз и впрямь слишком уж короткий переход...
Брюне! Эй, Брюне, друг мой, пойди и скажи, чтобы ехали чуть помедленнее. По чьей милости мы несемся сломя голову? По милости Кюнака или Ла Рю? Вовсе не обязательно так меня трясти. А потом пойди скажи его светлости Аршамбо, моему племяннику, чтобы он слез со своего коня, что, мол, я зову его к себе в носилки. Благодарю, ну, иди, иди...
Когда я уезжал из Авиньона, меня сопровождал другой мой племянник, Робер де Дюраццо; на редкость приятным он был попутчиком. В нем много общего с моей сестрой Аньес да и с нашей матушкой. Жаль, что под Пуатье он дал себя убить этим тупицам англичанам, ввязавшись в битву в войске короля Франции! О, за это я его не упрекаю, даже если порой притворяюсь, что упрекаю. Ну кто бы мог подумать, что король Иоанн позволит так себя поколотить! Выставляет тридцать тысяч человек против шести тысяч, а к вечеру он, глядишь, уже в плену. Ах, глупый, глупый король, дурачок! Если бы он тогда хотя бы согласился на договор, который я ему, как дар, преподнес на блюде, можно было бы выиграть дело, обойдясь без всяких битв!
На мой взгляд, Аршамбо не такой живой, не такой блестящий, как Робер. Он не знал Италии, а только в Италии юность расцветает ярким цветом. В конце концов, если будет на то милость Божья, именно он станет графом Перигорским. Этому юноше полезно попутешествовать в моем обществе, он хоть немножко обтешется. От меня он многое узнает... Ну, раз я уже отдумал и отмолился, незачем мне больше сидеть в одиночестве.
Нет, вовсе я не против верховой езды, Аршамбо, и вовсе не так уж стар, чтобы не вскарабкаться на лошадь. Поверьте на слово, я могу проскакать целых пятнадцать лье и, ручаюсь, легко обгоню даже более молодого. Впрочем, вы и сами видите, что за носилками ведут оседланного коня – мало ли что может случиться, или вдруг мне припадет охота прокатиться верхом. Но я не раз замечал, что после целого дня, проведенного в седле, у человека в ущерб мысли просыпается аппетит, и, вместо того чтобы сохранить светлую голову, он жадно набрасывается на еду и пьет сверх меры, а светлая голова мне нужна во время моих частых поездок, когда приходится проверять, поучать людей или вести с ними переговоры.
Большинство королей, и в первую очередь король Франции, правили бы своим государством с большей для дела пользой, если бы они чуть меньше утомляли чресла, а побольше голову и не решали бы важнейшие дела за пиршественным столом после бешеной скачки или охотничьих забав. Заметьте, что в носилках тоже можно двигаться с не меньшей скоростью, особенно если, как вот в мои, впрячь добрых лошадок и позаботиться, чтобы их почаще меняли... Хотите леденчик, Аршамбо? Вон там у вас под рукой ящичек... передайте-ка и мне один леденец.
Знаете, за сколько дней я проделал путешествие из Авиньона до Бретея в Нормандии, когда я отправился к королю Иоанну, начавшему там дурацкую осаду крепости? Ну, ну, скажите!.. Нет, дорогой племянник, меньше. Выехали мы 21 июня, в день солнцестояния, и как раз в первый его час. Ибо вы знаете или, вернее говоря, не знаете, что такое отъезд папского нунция, или двух нунциев, коль скоро нас тогда было именно двое... Существует добрый обычай, в силу коего вся священная коллегия кардиналов после торжественной мессы отправляется вслед за отъезжающими и сопровождает их еще целое лье после выезда из города; и всегда собирается огромная толпа и тоже идет вслед или глазеет на наше шествие с обочины дороги. А двигаться надо не спеша, как во время церковной процессии, иначе шествие не получится торжественным. Потом делают привал, и кардиналы выстраиваются в ряд по старшинству, а нунций обменивается с каждым братским лобзанием. Вся эта церемония длится до зари, а то и дольше... Итак, выехали мы 21 июня. А в Бретей мы попали 9 июля. Через восемнадцать дней. Никколо Капоччи, мой спутник, занемог. Надо сказать, что я его, этого неженку, здорово протряс. Никогда еще он на таких рысях не езживал. Зато уже через неделю гонцы вручили в собственные руки Папы мою реляцию о первой встрече с королем.
Сейчас-то нам ни к чему так торопиться. Во-первых, в это время года дни уже короткие, даже если погода сейчас нам благоприятствует... Просто не помню, чтобы у нас в Перигоре когда-нибудь стоял такой прекрасный ноябрь, как нынче. А какой свет! Но когда мы продвинемся ближе к северу, боюсь, как бы нам не попасть в непогоду. Я кладу на путешествие месяц с лишним, так что до Меца мы доберемся к Рождеству, если будет на то воля Божья. Нет-нет, совсем незачем мне так спешить, как прошлым летом, коль скоро вопреки всем моим стараниям война по-прежнему идет и сам король Иоанн в плену.
Как могла приключиться подобная беда? О, дорогой племянник, не вы первый и не вы последний в недоумении пожимаете плечами. Вся Европа не может до сих пор опомниться от удивления и с утра до вечера обсуждает – почему да как... Беды королей приходят издалека, и подчас люди принимают за злополучную судьбу то, что, по сути дела, роковое следствие самой их натуры. И чем страшнее беды, тем глубже их корни.
Вся эта история известна мне в мельчайших подробностях... Пожалуйста, натяните на меня полость... Уверяю вас, я того ждал. Ждал, что на этого короля, а следовательно, увы, и на это государство обрушатся невзгоды, что оно придет в упадок. Ведь в Авиньоне мы знаем все, чем живет королевский двор. Все их интриги, все их комплоты тотчас же становятся нам известны. О любом проектируемом браке мы узнаем раньше, чем сами брачующиеся: «В случае, если девица принадлежит к такому-то царствующему дому и отдаст свою руку государю, принадлежащему к такому-то царствующему дому и который доводится ей троюродным братом, даст ли Святой отец разрешение на сей брак?..» Узнаем о любом готовящемся договоре, коль скоро посланцы обеих сторон отряжаются к нам; и о любом преступлении, поскольку к нам бросаются за отпущением грехов... Святая церковь поставляет королям и принцам их канцлеров, равно как и большинство их легистов...
Вот уже целых восемнадцать лет ведет открытую борьбу королевский двор Франции с королевским двором Англии. А в чем она, причина этой борьбы? А причина в том, что король Эдуард претендует на французский престол, это уж безусловно! Но это лишь предлог – надо признаться, прекрасный с точки зрения юриспруденции предлог,– ибо тут можно спорить до скончания веков; но не в том единственная и подлинная причина этой свары. Существующие границы между Гиенью и соседними графствами, границы издавна довольно-таки нечеткие. Взять хотя бы наш Перигор: все эти земли записаны весьма беспорядочно, так что в смысле прав феодалов получается настоящая путаница; и к тому же когда вассал и сюзерен – оба короли, то трудно ждать, чтобы они так легко договорились между собой: тут и соперничество в делах коммерческих, в первую очередь я имею в виду торговлю шерстью и тканями, что, скажем, привело к спорам за Фландрию; тут и то обстоятельство, что Франция поддерживает шотландцев, а шотландцы представляют постоянную угрозу с севера английскому королю... Война началась не по одной какой-нибудь причине, а по сотне причин разом, тлевших, как костер в ночи. А тут еще Робер Артуа – человек, потерявший честь и изгнанный из родной земли,– отправился в Англию раздувать эти головешки. Папа – а Папой был тогда Пьер Роже, то есть Климент VI,– сам делал все и других побуждал делать все, лишь бы не дать вспыхнуть этой братоубийственной войне. Он обращался к обеим сторонам с увещеванием, склонял их к соглашению, к взаимным уступкам. Он тоже отрядил тогда легата, а легатом этим был не кто иной, как нынешний Папа, тогда еще кардинал Обер. Он под рукой подбросил королям мысль о Крестовом походе, в котором приняли бы участие они оба и подняли бы своих сеньоров. Славный был бы способ направить их кровожаждущие притязания по другому руслу и в то же время вновь сплотить христианский мир... Но вместо Крестовых походов – не угодно ли – Креси. Впрочем, ваш батюшка там был: oн, очевидно, рассказывал вам, и не раз, об этой катастрофе...
