Книга "Эффект истребителя". "Сталинский сокол" во главе СССР - Сергей Артюхин

Королев присмотрелся. Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин… Понятный набор. Даже Мао присутствовал. Продолжая изучать содержимое библиотеки Драгомирова, Королев сам не заметил, как подошел к шкафам. Усмехнулся, увидев, что несколько полок отдано под книги по стратегии и тактике войны. Причем присутствовали как современные труды, написанные по итогам Второй Мировой, так и работы самых разных периодов – Клаузевиц, Суворов… даже "Искусство войны" Сунь-Цзы было!

Неожиданно взгляд лучшего ракетного конструктора в мире наткнулся на корешок с фамилией Циолковского. Интересно…

Положив трубку, Богдан повернулся к конструктору:

— И как, нравится подборка?

— Очень занимательно, товарищ Драгомиров.

— Вы почему-то выглядите удивленным.

— Ну, если честно – я действительно немножко удивлен. К примеру, труды товарища Сталина или книги о методах ведения военных действий мне кажутся вполне логичным выбором, также как и учебники, справочники и научные работы по разным дисциплинам – вот взять хотя бы Циолковского, например. Но что здесь делают Адам Смит и Кейнс?

— О, на этот вопрос очень легко ответить, — генсек улыбнулся. — Чтобы победить врага, надо понять, как он устроен. Увидеть, чем он силен, а в чем его слабость. И тогда победа станет гораздо более доступной. Впрочем, это тема отдельного разговора.

— Действительно, — конструктор кивнул.

— Итак, Сергей Павлович, я вас внимательно слушаю. Надеюсь, никаких серьезных проблем не появилось?

— Если только таковым не считать фон Брауна, — пробурчал Королев. — Он слишком много на себя берет.

— Так мы с вами об этом уже говорили, — Драгомиров с неодобрением мотнул головой. — Вы же не дети, в конце концов. Ведь умеете же сотрудничать друг с другом. Вон, какую ракету для нашей армии сделали. Я что, нянькой вам должен быть? Мне вроде как есть чем заниматься!

— Да-да! — поднял руки ракетчик. — Извините, товарищ Драгомиров, это же не со зла.

— Будем надеяться, — проворчал Богдан, наблюдая, как вошедший секретарь расставляет на столе содержимое своего подноса. — И так на обе программы выделяем целую прорву ресурсов. Могли бы и поделиться наработками друг с другом.

— Еще что-нибудь? — закончивший сервировку секретарь поднял голову.

— Да нет, вроде бы все есть. Спасибо, Юрий Григорьевич.

— Пожалуйста, Богдан Сергеевич.

Дождавшись закрытия двери, генсек вновь повернулся к Королеву:

— Вернемся к настоящим проблемам. Для начала: вы, наконец, определились с запуском спутника?

— Да. Ориентировочно в апреле, но возможны еще корректировки.

— Вы особенно не корректируйте. Апрель – значит, апрель. Не то чтобы сроки так сильно горели. Американцы серьезно отстают, согласно информации наших товарищей из ведомства Лаврентия Павловича. Но вот медлить точно не надо. Сами понимаете, в космосе Советский Союз должен быть первым. Без вариантов. Поражение недопустимо.

— Да я понимаю. И если бы нам дали возможность сразу бросить все силы на этот конкретный пуск…

Богдан вздохнул. Королев оставался настоящим фанатиком ракет и космоса, будучи достойным учеником Циолковского, но обратной стороной этого положительного, в данном случае, качества оказалась необходимость иногда опускать конструктора с небес обратно на грешную землю.

— Первым делом – оборона, Сергей Павлович. И для нее нужнее многочисленные и испытанные ракеты – вы с этим согласны и сами неоднократно высказывали подобное мнение. Хоть как-то решили вопрос с обороной – теперь можно и космонавтикой заняться гораздо плотнее. У нас же не бесконечные ресурсы. Уж извините, — Богдан развел руками.

— Да что вы, товарищ Драгомиров, не надо. Я все понимаю. Просто хочется же быстрее туда добраться… — Королев ткнул рукой в потолок.

— Доберемся, Сергей Павлович, доберемся. А пока давайте поподробнее. Значит, в апреле у нас запуск спутника, так?

— Да.

— Затем, если все пройдет удачно – а я надеюсь, так оно и будет, — летом последуют еще три запуска. Если и с ними все будет хорошо – запускаем в космос собаку. Все правильно?

— Абсолютно. Только ваша просьба, чтобы спутник нес полный комплект исследовательской аппаратуры… Вам не кажется, что для первого раза может быть вполне достаточно простого сигнала? Зачем усложнять?

Богдан покачал головой:

— Никак нет, Сергей Павлович. Это же не критичное усложнение в сравнении со всем остальным? Зато политический эффект – гораздо выше.

Конструктор пожал плечами и заметил:

— Вообще-то, товарищ Драгомиров, это критичное усложнение. Именно из-за него нам, возможно, и потребуется отложить запуск.

Богдан задумался. Подошел к окну, постоял, глядя на невероятно синее небо. Наконец, повернулся:

— Хорошо. Давайте так – пока делайте без усложнений. Пусть будет простой сигнал. Этот запуск. Но уже следующий должен пройти так, как планируется. Такое предложение вас устроит, Сергей Павлович?

Королев, недолго думая, кивнул.

— Значит, какие еще проблемы вы пока не можете решить своими силами? — и два, без всякого сомнения, великих человека склонились над бумагами.

В этот же осенний день, через полчаса после ухода окрыленного Королева, едва начавший обедать Богдан вдруг подумал, что романтизм космоса – штука заразная. Так и лезут в голову фантазии о межгалактических звездолетах, бороздящих просторы Вселенной.

— Но жить в эту пору прекрасную, похоже, придется не нам, — продекламировал генсек. Ему вдруг стало как-то грустно. Хотелось чего-то такого, возвышенного…

— Юрий Григорьевич, не знаешь, чего сегодня в Большом идет?

— Шостакович концерт дает, Богдан Сергеевич.

— М-м-м… Пятая симфония будет? — Драгомиров задумчиво посмотрел на часы.

— Конечно. Собираетесь поехать?

— Пожалуй. Организуй пока, а я еще поработаю. Время вроде бы еще есть.

И, завершив на этом разговор, Богдан отправился на террасу.

Наслаждаясь прекрасным видом осеннего сада, генеральный секретарь размышлял о вопросах, требующих его пристального внимания.

Неожиданно сильный порыв ветра, подхвативший опавшие листья, закружил их в золотом танце, напоминающем о потерянной уже так давно, но все еще не забытой любви…

Проходящий по саду охранник, бросивший взгляд на сидевшего на террасе председателя СНК, увидел как тот со странной смесью грусти и нежности на лице рассматривает какую-то фотографию. Охранник не знал, что на ней запечатлена погибшая под немецкими бомбами в один из первых дней Отечественной войны девушка. Одна из тех безымянных миллионов, отданных русской землей за свободу, соседка тогда еще молодого лейтенанта, так и не смогшего собраться с духом, чтобы предложить ей стать друг другу кем-то большим, нежели друзья.