Книга Золотой вепрь - Владислав Русанов

Арбалет после приключения с купцом лежал в дорожном мешке. Быстро не вытащить. Да и толку с него не много будет. Пока взведешь, пока зарядишь… Уж лучше взять да по голове долбануть.

– Ну, что? Идем, красотка? – От гуртовщика несло застарелым потом и вином.

Конечно, Флана могла подняться с ним в отдельные комнаты и сделать так, чтобы наутро кудлатый мужик ползал за ней на коленях, вымаливая благосклонный взгляд. Навряд ли хоть одна из деревенских девок или баб могла сравниться в искусстве плотских утех с девочкой из «Розы Аксамалы». Дней пять назад она, не задумываясь, подчинила бы гуртовщика. Но теперь…

Теперь она сполна хлебнула свободы.

Возврата к прошлому нет и быть не может!

Флана напряглась, примериваясь как бы ловчее выцарапать глаза нахалу. Чего-чего, а полоснуть ногтями она успеет, а там будь что будет.

Но тут раздался решительный голос:

– Вы это чо, мужики? Совсем стыд потеряли?

Рыжий веснушчатый парень в черном дублете быстрым шагом приблизился к столу.

– Шел бы ты… – презрительно скривился гуртовщик, но осекся, заметив рукоять меча на поясе неожиданного защитника. – Ты, это, чего? Не балуй, паря…

– Это кто тут балует? – прищурился рыжий. – Я? – Он чуть сгорбился и схватился за меч.

– Не балуй, говорю! – Гуртовщик сделал шаг назад.

Его товарищи в молчании поднялись из-за стола. В воздухе остро запахло дракой.

– Ты, это… – басовито загудел погонщик постарше. В его бороде отчетливо серебрилась седина, а в повадках чувствовалась склонность к взвешенным, неторопливым решениям. – Погодь, паря… Посидим рядком, поговорим ладком.

– Да что ты с ним байки разводишь! – Первый гуртовщик, почувствовав плечи товарищей, воспрянул, приосанился. – Пугать он меня вздумал…

Голубоватым высверком стали в руке рыжего мелькнул меч. Острие нацелилось бородатому в грудь.

– Вздумал и напугаю, – сквозь сжатые зубы проговорил парень. Он побледнел, от чего веснушки стали казаться коричневыми, пятная его нос и щеки, словно шкуру южного кота. – Кого первого? Ну, давай! Не стесняйся!

Гуртовщики переглянулись. Не зашла ли шутка слишком далеко? Одно дело поприставать к девчонке, путешествующей в одиночку, – возможно, они и не желали ей ничего дурного, просто подогретая вином удаль требовала поступков, которыми можно было бы после хвастаться перед оставшимися дома товарищами, а совсем другое дело – переть против вооруженного и настроенного очень уж решительно незнакомца. Даже если всем скопом навалиться, кого-нибудь да полоснет клинком. Вон, взгляд какой бешеный!

Масла в огонь подлил хозяин мансиона.

Он выскочил из кухонной двери и, размахивая засаленным полотенцем, бросился между спорщиками.

– Ишь, чего удумали! Не позволю драк затевать! Сей же час стражу позову! Головы дубовые! А вы, милостивый государь, – он повернулся к рыжему, – не взыщите сурово. Чего с них взять? Деревенщина!

– Деревенщину учить надо! – дернул щекой парень.

– Да что вы, господин хороший?! – всплеснул руками трактирщик. – Ну, выпили мужики лишку…

– Кто это выпил? – зарычал кудлатый гуртовщик, но седой схватил его за рукав, потянул к себе, что-то зашептал в ухо, делая страшные глаза.

– Выпили мужики, – продолжал хозяин. – Пошутить решили! Согласен, плохо это. Благородные господа так не шутят. Так мы туточки в глуши живем – Вельза не Аксамала… Но они ж не со зла…

– Точно! – Старший погонщик отпихнул настырного бородача себе за спину. Степенно откашлялся. – Ты… Вы, это, господин хороший, не серчайте. Не сурьезно он. Кровь нам без надобности.

– Да? – Рыжий и не собирался опускать меч. – Не сурьезно? – передразнил он мужиков.

– Само собой! – горячо заверил его седой. – Пошутили мы… Ясен пень. Мы сейчас уже уходим.

– Вот-вот! Убирайтесь к своим коровам! А то ишь, чего удумали! Постояльцев мне пугать! – махнул полотенцем трактирщик.

– Уже уходим. Звиняйте, ежели чего не так. И вы, господин хороший, и ты, красавица.

Погонщик даже изобразил неуклюжий поклон. Повернулся и могучим толчком направил кудлатого к выходу. Третий гуртовщик быстренько смахнул в сумку уполовиненную ковригу хлеба, швырнул сверху круг копченой колбасы, опасливо стрельнув глазами по сторонам, допил вино прямо из кувшина и побежал догонять товарищей.

Парень несколько мгновений смотрел им вслед, а потом резким движением загнал меч в ножны:

– Охота была честную сталь о всякую сволочь марать!

Он одернул дублет и повернулся к Флане:

– Меня зовут Боррас. Я – наемник. Хочу попытать счастья в тельбийской войне.

Флана окинула взглядом его чистую, но далеко не новую одежку, непокорные волосы, обгоревший на солнце нос и улыбнулась. Паренек наверняка из небогатой семьи. Может быть, даже дворянин, хотя вряд ли… Скорее всего, младший сын ремесленника или аксамалианского купца средней руки. Что ж, на таких ребятах едва ли не вся Сасандра держится.

Боррас понял ее улыбку как приглашение и сел за стол.

Вечером того же дня они целовались до одури, гуляя вокруг построек мансиона. Впервые Флана чувствовала, что может сама выбирать себе мужчину. Захочет – обнадежит и очарует, а не захочет – пошлет подальше. И он пойдет! Боррас дрожал от желания, но рукам особой воли не давал, сдерживался, и ее, привыкшую к совершенно иным мужчинам, это особо умиляло. Новые отношения создавали ощущение новизны и неиспорченности.

История парня, как и предполагала Флана, оказалась проста и безыскусна. Младший сын не захотел идти в приказчики или подмастерья. Бывает. Накопил денег на меч и коня да подался искать счастья. Вот и война подвернулась как нарочно – можно прибиться к какой-нибудь банде.[8]О себе, само собой, она рассказывала мало. Чем хвастаться? Жизнью в борделе? Или знакомством с айшасианским шпионом? Соврала, что идет в Аксамалу к родственникам. Добавила правды о погибшей от болезни семье. Он поверил. Скорее всего, потому что хотел ей верить.

Утром Боррас долго мялся, а потом предложил проводить новую знакомую до Аксамалы. На дорогах все неспокойнее и неспокойнее. Люди становятся злыми, совершают поступки, о которых еще год назад и не помыслили бы. Глядишь, еще какой-нибудь гуртовщик попадется. А он как-никак при оружии. И коня у него два…

Он мог бы говорить долго, переминаться с ноги на ногу и упрямо отводить взгляд. Но именно это и подсказало Флане, что парень всего-навсего хочет побыть с ней подольше. Ее так растрогала его нерешительность, что девушка согласилась.

У рыжего наемника и вправду оказалось два коня. Чалый мерин с белесой мордой и торчащими маклаками. Чувствовалось, что он заслужил спокойную старость. Уж во всяком случае, на войне от такого скакуна невелик прок. Второй конь – гнедой – выглядел красивее. Сухая горбоносая голова, гордый постав шеи. Наверняка раньше он принадлежал какому-то дворянину. Но теперь из-за опухших бабок конь шагал словно увечный калека, и немного нашлось бы охотников оседлать его.