Книга Серебряный медведь - Владислав Русанов

На бегу он успел увидеть трепещущие флажки на пиках выскочивших из леса конных латников. Граненые наконечники нацелились в спины сасандрийцам. Блестели шлемы. Кони раздували багровые ноздри. Усатые, бородатые лица орали:

– Вперед, Тельбия! Бей-коли! Медрен!!!

А потом Ингальта закрутил водоворот людей, бессмысленно тычущих острые железки направо и налево. Он взмахнул рогатиной, ударил наотмашь, с плеча. Пригнулся, скользнув под пику, подрубил ноги имперцу. Увидел летящий в грудь наконечник, попытался отскочить в сторону, но увечная нога подвела. Бортник споткнулся и, уже падая, почувствовал, как с мерзким хрустом втыкается в бок заточенная сталь.

Кир подставил щеку под легкий ветерок, набегающий с холмов. Высоченные буки накрывали тенью дорогу, спасая от надоевшего жаркого солнца.

Хорошо!

Гнедой шел легкой рысью. Рядом что-то рассказывал Мелкий. Невысокому лысоватому наемнику, как выяснилось, было совершенно все равно, слушают его или нет. Главное, чтобы человек находился рядом и не просил заткнуться. Тогда невыдуманные истории и откровенные побасенки сыпались из него, словно горох из прохудившегося мешка.

Особенно любил Мелкий, заговорщицки подмигивая, рассказывать байки об императоре и его ближайшем окружении – верховном главнокомандующем, начальнике тайного сыска, великих жрецах, королях и вице-королях. Для Кира эти рассказы оказались в диковинку. Еще бы! В казармах гвардейского полка, расквартированного в Аксамале – столице Сасандры, – крамольные разговоры не приветствовались. Позорное разжалование могло показаться еще очень мягким наказанием. Но в банде Кулака истории Мелкого всем уже порядком надоели. Мудрец, верзила с двуручником, большой любитель высказывать в глаза самую нелицеприятную правду, так прямо и заявил. Добавил, что каматийцу (так Кир представился при первом знакомстве, а по негласному закону наемников никто не стал докапываться до истины, припоминать тьяльский выговор и благородные манеры) очень повезло – иногда очень полезно выслушать правду о правителях. А остальных Мелкий уже достал.

Теперь Мудрец ехал бок о бок с кондотьером, изредка оглядываясь назад и подмигивая Киру. Бывший лейтенант гвардии, бежавший из столицы в страхе перед наказанием за безобразие, учиненное в день тезоименитства матушки императора,[3]только улыбался в ответ. Кто же обижается на товарищей? И на болтуна Мелкого, и на старающегося выглядеть более простым и недалеким, чем на самом деле, Мудреца, и на сурового Кулака, и на порывистую, грубоватую Пустельгу, сегодня отправившуюся в дозор. Единственный наемник, с которым тьяльский дворянин т’Кирсьен делла Тарн не мог найти общего языка, ехал на низкорослом мышастом коньке чуть позади кондотьера. Уродливый карлик дроу, замкнутый, привередливый, неуживчивый. Он тенью следовал за Кулаком. Кое-кто поговаривал, что кондотьер когда-то спас ему жизнь. Лет пять или шесть назад, во время последнего, запомнившегося особой жестокостью как со стороны людей, так и со стороны остроухих восстания.

Кир задумчиво слушал Мелкого. Слушал, что называется, вполуха, не особо вникая в смысл рассказа, повествующего об очередной старческой выходке императора. То ли на похоронах сановника спросил, почему тот не явился пред светлы очи, то ли распугал Совет жрецов поцелуями взасос… Разве же это смешно? Тут впору плакать. Восьмой десяток старику. Пора об отдыхе задуматься… Преемника подготовить. Вот только нет у его императорского величества наследника. Двое сыновей было, но отец пережил обоих. Единственная дочь замужем за вице-королем Аруна. К сожалению, Триединый не дал ей счастья стать матерью. Если император, не приведи Господь, умрет, наследников набежит, как бродячих котов на помойку. Племянники, троюродные и двоюродные, вцепятся друг другу в глотки, да еще и привлекут к забаве собственных детишек. А там наместники провинций подключатся. Ну и короли тамошние, само собой. Что тогда будет с Сасандрой? Есть, правда, надежда на Совет жрецов. Если они сумеют обуздать властолюбивые устремления дальней родни его величества, то возьмут управление страной в свои руки, а там выберут из всех претендентов наиболее достойного, возведут его на престол и помогут не только мудрым советом, но и церковным влиянием, значение которого для страны трудно переоценить…

От пронзительного свиста, донесшегося из кустов справа от дороги, гнедой дернулся в сторону, прижимая уши.

Это еще что такое?

Кир прижал шенкеля, подобрал повод.

И тут послышались щелчки, которые ни с чем не спутаешь. Так бьет отпущенная тетива по кожаному нарукавнику.

Засада?

Почему дозор с Пустельгой во главе ничего не заметил?

Тяжелые стрелы обрушились на сгрудившихся от неожиданности всадников.

Вейран, веселый дорландец, видный знаток сортов пива и скабрезных куплетов, вылетел из седла, будто его молотом ударили. Стрела прошла наискось в плечо, пришпилив правую руку к туловищу. Сразу две стрелы вонзились в широкогрудого гнедого, на котором сидел Мудрец. Одна пробила коню насквозь шею, другая воткнулась в круп рядом с репицей. Верзила успел спрыгнуть, но смотрел на умирающего скакуна с детским удивлением.

– Вроссыпь! Вроссыпь! – Громкий крик Кулака вернул Кира к действительности. Парень выхватил меч, шлепнул гнедка плашмя по боку, высылая его вперед. И вовремя. Еще одна стрела скользнула у самой щеки.

Бывший гвардеец оглянулся.

В колонне пехотинцев творилось что-то невообразимое. Во всяком случае, их бессмысленная беготня ничего общего не имела с построением в боевой порядок. Господина полковника, т’Арриго делла Куррадо, напыщенного индюка, по мнению тьяльца, не способного управлять даже стадом баранов, нигде не было видно. Неужели погиб от первого же залпа? Собственно, и потеря-то невелика, но теперь кто-то из капитанов должен взять на себя командование полком. А пока они сообразят…

– На лучников! – кричал Кулак.

Наемники пытались привести коней в повиновение, но напуганные запахом крови и орущей толпой животные отчаянно сопротивлялись.

Кир вдруг с пугающей ясностью осознал, что это его первый серьезный бой. Не потасовка один на один или пять на пять, не дуэль до первой крови, а схватка, в которой нет места благородству и жалости. Неизвестные, скорее всего тельбийцы из числа противников присоединения страны к Сасандре, хотят одного – уничтожить имперский отряд до последнего человека. Значит, противопоставить нужно ярости ярость, ненависти ненависть, жестокости жестокость. Только так можно победить. А остаться в живых можно, лишь победив.

– Вперед! Медрен! Медрен и Тельбия! – Между серыми стволами замелькали неясные силуэты. Вражеская пехота. Их много. Если и меньше, нежели сасандрийцев, то не очень. Сотен шесть-семь…

– Кулак! Честь и слава! – ответил своим кличем кондотьер. – На лучников!

Все правильно. Сомнем стрелков, наша пехота успеет построиться и встретить пиками катящихся вниз по склону врагов.