Книга Дитя феникса 2 - Барбара Эрскин

После того как он ушел, Элейн еще долго сидела не шевелясь. Затем она медленно поднялась. Огонь в очаге приветливо мигал, от сырой древесины шел дымок. Она долго стояла у узкого окна. Ей было видно темное небо без единой звездочки. Воды озера казались темными и зловещими. Элейн ощущала в душе пустоту, ее томило чувство одиночества и мучил страх. Слезы снова увлажнили ее веки и медленно покатились по лицу. А той дамы, старой спутницы ее затворнической жизни, все не было и не было. Элейн еще долго стояла у окна, словно ее долгий взор, обращенный к водам озера, служил для нее последней связью, прощанием с Ронвен, которую она так любила. Наконец, окоченев от холода, Элейн подошла к очагу. Когда она, с усилием нагнувшись, попыталась подбросить в огонь щепок, сердце ее замерло. Там, в пламени, ей привиделся чей-то образ. Упав на колени прямо на засыпанный золой пол, у самого огня, она стала жадно всматриваться туда, где ярче всего вспыхивали языки пламени. Сердце в ее груди бешено билось от объявшего ее страха.

Там был всадник, – он возник из пламени; он рос, становился все больше и больше и уже заслонил собою очаг… Но вот всадник начал удаляться, но куда? Туда, где кто-то предначертал ее судьбу? Кто он и что ему до нее? Увы, этого ей не дано было знать.

– Александр, где ты? Молю тебя, приди ко мне.

Ей было трудно стоять на коленях, болела спина. Растревоженное дитя недовольно ворочалось в ее чреве.

– Умоляю тебя, приди.

Разговаривая с огнем, как с живым человеком, она завороженно, словно во сне, потянулась к огню. Но теперь с ней не было никого и некому было ее остановить. Языки пламени ласково тянулись к ее пальцам.

VII

Слуги Роберта де Куинси обмотали тело Ронвен веревкой, прижав руки к бокам, и напялили на нее сверху мешок из-под муки, перевязав его внизу, вокруг щиколоток. Теряя сознание от страха, задыхаясь от мучной пыли, налипшей на ткань изнутри, Ронвен чувствовала, что с ней делали дальше. Сначала мужчины – их было двое – приподняли ее, затем грубо поволокли по земле. Дважды она сильно ударилась обо что-то твердое. Наконец, ее бросили, как мешок, на дно лодки.

Но вот мужские голоса стали отдаляться, и наступила тишина. Ронвен догадалась, что они ушли в замок, оставив на время ее одну в лодке. Слышно было только, как громко колотится сердце у нее в груди и ласково плещется о борт волна.

Она стала отчаянно биться в мешке, чтобы освободиться от пут. Ей быстро удалось ослабить веревку, которой было обмотано ее тело. Извиваясь и ворочаясь в жестком мешке, Ронвен быстро освободилась от нее. Однако ту, которой были связаны щиколотки, в горловине мешка, затянули на совесть. Она стала водить руками и раскачиваться и, согнувшись, постаралась достать до ног. Пальцы, ободранные о жесткую мешковину, кровоточили. Ронвен так старалась, что не заметила, как мужчины вернулись. Дно внезапно дрогнуло и закачалось – гребцы один за другим прыгали в лодку. Она ощутила страшный удар в грудь, и поняла, что уже не одна.

– Великая богиня, спаси меня и сохрани, – прошептала она в тоске. Прямо над ней раздался пьяный хохот Роберта. – Помоги мне.

Ронвен не могла расслышать, о чем они говорили. Лодка, чуть покачиваясь, скользила по воде. Женщина всем телом ощущала под собой воду, которая плескалась совсем рядом, за тонкой перегородкой опалубки. Ронвен охватила паника; ее стала бить дрожь. «Сейчас они перестанут грести, – пронеслось у нее в голове. – Пречистая Дева, спаси меня». Она старалась разорвать мешок изнутри, уже не заботясь о том, замечают они ее ухищрения или нет. Второй сильный толчок, отдавшийся резкой болью, дал ей понять, что ее заметили. Спустя некоторое время она очнулась. Легкое покачивание прекратилось; раздался негромкий смех; чьи-то руки схватили мешок с обоих концов. Она кричала, не умолкая. Ее волокли к борту, отчего лодка отчаянно кренилась. Затем Ронвен почувствовала, как больно борт лодки врезался ей в ребра; ей показалось, что в таком положении она оставалась очень долго. Затем ее мучители с радостными воплями подняли ее за ноги в воздух и швырнули вниз головой в воду.

Мешок пузырился вокруг нее, как будто его надули воздухом, а потом начал погружаться. Темная ледяная пелена сомкнулась над головой Ронвен.

VIII

Когда до Эндрю донеслись крики Элейн, он выронил из рук небольшую кружку с пивом, которую нес на стол себе к ужину, и поспешил наверх. Взбираясь по крутой винтовой лестнице, он пыхтел и задыхался.

Оказавшись в комнате, старик был настолько потрясен представившимся ему страшным зрелищем, что оцепенел. Миледи лежала в очаге, вся в золе и пепле; по ее голове пробегали огоньки.

– Господи Иисусе! – Он кинулся к ней и, сдернув с постели покрывало, набросил его на голову несчастной, чтобы загасить пламя.

– Дженет! – Эндрю вытащил Элейн из очага. – Дженет! Ради Бога, женщина, скорее сюда! – в отчаянии кричал он, призывая на помощь свою жену.

Он слышал, как она, отдуваясь, несла по лестнице свои могучие телеса.

– Что такое? Что-нибудь с ребенком? – Дженет тяжело дышала, лицо ее блестело от пота.

– Миледи упала. Помоги мне, женщина, я один не могу с ней управиться. – Он попытался, взяв Элейн за руки, стащить ее с места, но тщетно. – Давай вместе перенесем ее на кровать.

– Она что, померла? – Дженет как вкопанная стояла в дверях, боясь пошевелиться.

– Нет, живая! Перестань трястись и помоги мне, а то она и впрямь помрет.

Они вдвоем втащили Элейн на кровать, и Эндрю осторожно снял с ее головы покрывало.

– О Пресвятая Дева! До чего же страшные ожоги! – убивалась над Элейн его жена. – Бедная, бедная миледи! Что же это делается?

– Принеси что-нибудь, чем можно смазать обожженные места, и поживее!

– Надо простоквашей! – Она заковыляла вниз по лестнице, а Эндрю тем временем принялся отлеплять от кожи уцелевшие кусочки вуали и остатки волос. Они еще не видели, во что превратились ее руки.

IX

Ронвен боролась с намокшим мешком, облепившим ее тело, и вдруг пальцы ее попали в боковой шов, где нитки чуть разошлись. Она чувствовала, что у нее вот-вот лопнут легкие; перед глазами вспыхивали красные искры, от которых раскалывалась голова. Ронвен уже устала бороться за жизнь, силы оставляли ее. В любой миг она могла сдаться, сделать вдох и глотнуть вместо воздуха податливую черную воду, которая заполнила бы ей легкие, побежала бы по всему ее телу и поглотила бы ее навсегда. Последним отчаянным движением Ронвен рванула шов, и мокрая мешковина треснула. Тогда женщина просунула в образовавшуюся дыру руку, а затем и голову. Она нащупала водоросли, но за них нельзя было ухватиться – они были скользкие и неподатливые, как мокрая кожа. И в тот момент, когда Ронвен сделала роковой, разрывающий легкие, облегчительный вдох, ее торчащая из воды рука со сведенными судорогой пальцами, будто пытавшимися дотянуться до звезд, крепко вцепилась в корягу.

X

– Такие красивые были волосы! Ах, Эндрю, как мне их жаль, – причитала Дженет, смазывая ожоги на лице Элейн пропитанным простоквашей мягким кусочком овечьей шерсти.