Книга За горизонтом сна - Яна Дубинянская

Отменять идиотские приказы нельзя. Но можно, черт возьми, думать перед тем, как их отдавать!

На мониторе при входе в каюту Брюни мерцала синими и фиолетовыми огоньками надпись НЕ БЕСПОКОИТЬ. Впрочем, биолог, кажется, не отключал ее никогда. Александр Нортон бесцеремонно дернул за рычаг аварийной разблокировки.

И остановился в открывшемся проеме.

Звенела тонкая, мелодичная, негромкая музыка, не веселая и не печальная, словно естественное звучание самого воздуха. Начальник экспедиции Селестен Брюни — невысокий и сухощавый, с узким лицом аскета — сидел, откинувшись в кресле и опустив выпуклые, все в прожилках, веки без ресниц. При вторжении командира под ними на мгновение возникла темная щель — и тут же снова сомкнулась.

— Входи, Алекс. А все-таки ты мог хотя бы постучать.

— Я уже вошел, — усмехнулся он. Дурацкая улыбочка, дурацкая неловкость… — Что это ты такое слушаешь, Стен?

Под извилистой кожей век прокатились туда-сюда шарики глаз. Длинная рука стареющего аристократа сделала в воздухе неопределенный восьмеркообразный жест.

— Молодой композитор, не помню фамилии. Псевдовосточные фантазии на двенадцати тонах. Попса, конечно, но расслабляет.

Селестен, разыгрывающий из себя пресыщенного эстета. Ерунда какая-то, даже нелепее приросшего к компьютерной игрушке Олсена. Стен, с которым вы налетали пять или шесть Ближних экспедиций, которого ты привык видеть жестким и сосредоточенным, у которого даже руки на самом деле совсем другие!.. И музыка — раньше он ни за что не стал бы так пренебрежительно отзываться о том, что слушал.

Если эта ржавчина сумела разъесть даже такого, как Селестен…

— Стен, я пришел, чтобы… Короче, мне нужен твой совет. Приподнятые брови — над закрытыми по-прежнему глазами.

— Мой? Но ты ведь командир корабля, Алекс. Мои полномочия вступают в силу только в том случае, если…

Неуловимая пауза.

— …когда мы куда-нибудь прилетим и начнем исследования. — Он зевнул, почти не открывая рта. — А пока что я на «Атланте» практически пассажир.

— Прекрати, Стен, — бросил Нортон.

Брюни и теперь не шелохнулся. Ни единой мышцей на расслабленном лице. Тоненько и бесстрастно пела восточная музыка. Очень хорошая музыка — если кого-то интересует мнение полнейшего дилетанта…

— Рассказывай.

Рассказывать расхотелось. Через силу выплевывая скомканные фразы, Нортон коротко изложил биологу суть дела.

— И что?

Нежные монотонные звуки. Неподвижная фигура. Кстати, а ты, налетавший со Стеном пять или шесть Ближних, помнишь, какого цвета у него глаза?

…Что? В смысле — что теперь делать?

Пожалуй, только повернуться и шагнуть к выходу.

— Я пойду. Отдыхайте, биолог Брюни.

— Моих ребят озадачишь исследовательскими планами. Всего-то.

Нортон остановился. Действительно, всего-то — понял он еще раньше, чем обернулся и посмотрел в лицо Селестена. Спокойное, с опущенными веками. Даже движение тонких губ было почти неуловимо. Голос звучал ровно — как музыка на двенадцати тонах.

— Разумеется, ежедневно рапортовать они тебе не должны, это бессмысленно, но к концу внутреннего месяца пусть каждый подготовит плановую разработку страниц этак на десять-пятнадцать. Я думаю, у технарей претензий не будет.

— Подожди, Стен, — все-таки возразил командир, хотя чего уж тут возражать… — Но ведь мы даже приблизительно не можем предположить, что именно придется исследовать. И как ты себе представляешь?..

Снова — небрежно-аристократический жест:

— Да кто потом станет обращать внимание на эти планы… Нортон кивнул — хотя начальник экспедиции все равно не мог этого видеть.

— Спасибо, Стен. Иду в узел.

Дверные створки сомкнулись за его спиной. Оглянулся через плечо — наверху мирно переливалось синим и фиолетовым: НЕ БЕСПОКОИТЬ… Может быть, Селестен прав и тут.

Может быть.

Чтобы сократить путь, командир шагнул напрямую в сквозной коридор — и зябко передернул плечами. Похоже, эту коммуникацию проектировал озлобленный на мир неизлечимый ипохондрик. Голая труба свинцового цвета, тускло освещенная и узкая настолько, что высокий мужчина вынужден нагибаться, передвигаясь по ней. При этом ощущение бесконечной ловушки было настолько реальным, что никак не компенсировалось истинной экономией времени и дороги. Насколько знал Нортон, никто из экипажа без экстренной необходимости не пользовался «сквозняком» — а такой необходимости, кажется, еще ни у кого ни разу не возникало.

В том числе и у тебя.

Так какого черта ты каждый день хоть один раз непременно лезешь в эту дыру? Словно мальчишка, тренирующий силу воли холодным душем и неразвернутой шоколадкой под учебником ботаники.

Внезапно впереди выросла темная стена — как будто трубу перегородили поперек. Он рефлекторно выставил руку вперед — и стена отшатнулась. Тусклый свет фрагментами пробивался сквозь нее, довольно четко очерчивая человеческий контур.

Черт!

— Кто здесь? — сурово спросил Нортон.

Стоп. Конструкция коридора не допускает, чтобы в него входили, одновременно в разных направлениях! Чертовщина какая-то…

— Инженер по коммуникациям Феликс Ли! — бодро отрапортовала «стена» слегка подрагивающим голосом. — А… это вы, командир?

Так, все ясно. Очевидная неполадка в коммуникации и присутствие инженера более или менее увязываются между собой. Значит, для мальчика таки нашлась работа. Наконец-то.

Накатила безмятежная, едва ли не щенячья необъяснимая радость. С чего б это вдруг? Неужели от сознания, что этот рафинированный космический гроб, на самом деле отнюдь не абсолютно безупречен? С ума сойти, ты радуешься поломке своего корабля! Абсурд — но абсурд закономерный. Ты радуешься, потому что, если сегодня востребован молодой Ли, то завтра, может быть, что-то начнет зависеть и от тебя, командира…

— Доложите о неисправности, инженер Ли.

Феликс молчал. Труба гулко срезонировала судорожный глоток.

— Я… — наконец выговорил юноша, — не уверен, что понимаю вас, командир Нортон.

Чертовщина продолжалась, издевательски похохатывая громким шарканьем подошв переминающегося с ноги на ногу инженера.

Радость улетучилась.

— Я спрашиваю, что именно сломалось в сквозном коридоре, — негромко отчеканил Нортон. — Докладывайте, инженер Ли!

— Сломалось? — Голос парня дрогнул уже совсем явственно. — Я… кажется, ничего… Я сейчас проверю и доложу!

— Стойте.

Он вдруг увидел эту сцену как бы со стороны, в разрезе. Крысиная нора узкой прямой трубы, в которой скрючились в три погибели командир корабля и мальчишка-инженер, блокируя друг другу путь и при этом мило беседуя — судя по всему, о совершенно разных вещах…