Книга Гугенот - Андрей Хуснутдинов

Держа ладони под электрической сушкой, Подорогин ни с того ни с сего подумал, что не хочет возвращаться в зал. Если бы в уборной было окно, он бы, наверное, вылез сейчас в окно. Опустив руки, он брезгливо потряс пальцами. Из крайней кабинки доносились стоны, частое шарканье и спаренные удары по деревянной перегородке. Подорогин приблизился к кабинке. Дверца, приподнятая над полом, была затворена, но не заперта. Из-под нее по грязному кафелю расползалось жирное маслянистое пятно. Было слышно, как об унитаз бьется пряжка ремня. Наклонившись, Подорогин коснулся пятна пальцем и поднес палец к лицу. Это было использованное машинное масло. Заглянуть внутрь кабинки Подорогин не решился. Он вытер палец о косяк, опять вымыл руки и, вернувшись в зал, потребовал себе счет. Шивы за столиком уже не было. На полированной столешнице с ее края тускнела надпись фиолетовой помадой: «Конннь». Он накрыл ее салфеткой.

Впоследствии, как всегда, сначала созрело пятно плесени на потолке, след давнишнего затопления, однако в этот раз Подорогин открыл глаза не потому что очнулся, а из-за ощущения, будто лежит лицом в горячей воде. Несколько секунд, не дыша, с растущим ужасом он пытался подняться из этой горячей воды, пока не почувствовал, что изо всей силы упирается в подушку затылком. Страшно, частями — в височных долях и над глазами — болела голова. Даже сомкнув веки, он все равно был уверен в том, что видит перед собой проклятое пятно.

Справа от него в постели лежала старая знакомая проститутка. Имени ее Подорогин не знал, даже вымышленного, так как всякий раз она представлялась по-новому и, кажется, всякий раз забывала его как клиента. Он не стал ее будить, а пошел на кухню, одну за другой с отвращением разжевал три таблетки цитрамона и запил их ледяным нарзаном. Тут и там на полу валялись клочки разорванных сторублевых купюр. На столе громоздился пакет с нетронутой снедью. В мойке стояла банка с мутной зеленоватой жидкостью. Ничего этого Подорогин не помнил. Приглаживая волосы, он поймал себя на мысли, что, умри он сейчас, вздумай уехать из города, никто, кроме Ирины Аркадьевны, не хватился бы его. Даже кредиторы.

Он сходил в прихожую, взял из обрызганного грязью пальто телефон и включил его. Трубка тотчас разразилась трелью, но, стоило поднести ее к уху, как связь оборвалась. Зато звонок разбудил девицу. Та долго ворочалась и вздыхала в постели, затем, обернутая по грудь покрывалом, молча проследовала мимо Подорогина в ванную. И только тут он увидел, что на нем ничего нет. Дождавшись, пока в ванной зашумит вода, он вернулся в спальню, надел трусы и открыл форточку.

На мобильном автоответчике оказались записаны три сообщения. Два от Тихона Самуилыча — с просьбой перезвонить — и одно, видимо, ошибочное. Некая молодая особа, не то кокетничая, не то волнуясь, сначала называла дробное число, не то ноль семь, не то ноль восемь, затем, и вовсе сходя на шепот, сообщала, что: «Он (смешок), скорей всего, будет на антресолях». Подорогин еще раз прослушал запись и запомнил время, когда она была сделана — 15:23. По всей видимости, это был именно тот звонок, что он проигнорировал вчера перед уходом из офиса.

По пути на стоянку он купил сигарет и сосиску в тесте, которую, разогревая, сонная киоскерша едва не спалила в микроволновке. С бумажной подложки капал расплавленный майонез и горчица. Чтобы не испачкаться, Подорогину приходилось тянуться ртом к отставленной руке. Так он в конце концов обжег язык, облил рукав и выбросил сосиску в снег. Была половина восьмого утра. В лиловых предрассветных потемках прохожие старались обходить друг друга с максимальным запасом.

Выезжая в промерзлой машине, Подорогин хотел закурить, но не мог найти зажигалку. Автомобильный прикуриватель запропастился куда-то еще в прошлом году. Подорогин отложил сигарету и подумал, что, скорей всего, забыл свой «ронсон» (подарок дочек к дню рождения) у Натальи.

От стоянки было одинаковое расстояние как до новой, так и до старой его квартиры, по два квартала в оба конца, поэтому сначала он решил заехать за зажигалкой. Он набрал домашний номер и с полминуты слушал длинные неровные гудки. Наталья, видимо, уже ушла на работу.

Отпирая входную дверь, он намеренно громко стучал ключами и возил ногами по половику. В прихожей пахло духами, на полочке трюмо были рассыпаны медные деньги и бижутерия. Не разуваясь, Подорогин зашел на кухню, но зажигалки здесь не оказалось. На подоконнике в чистой пепельнице лежал коробок спичек. Подорогин вдруг почувствовал, что у него начинает ныть под ложечкой. Откуда-то взялась кошка и стала тереться о ноги. Сняв ботинки, он зашел в спальню.

Постель была не заправлена, в комнате горел верхний свет. Нижнее белье, которое вчера он заметил на Наталье, валялось скомканным под стулом. К сиденью стула пристал раздавленный в лепешку бутон розы. Зажигалка лежала на прикроватном столике. На подушках темнели пятна от табачного пепла. Кошка запрыгнула на кровать и что-то вынюхивала в складках одеяла. Подорогин бросил поверх подушек шелковое покрывало и закурил. Проведя кулаком по затылку, он вспомнил, что не далее как на прошлой неделе платил за квартиру — Наталья пересылала все домашние счета на адрес офиса. Нет, решил он, лучше не продолжать в этом направлении. Себе дороже. Потушив свет, он вышел обратно в прихожую и стал обуваться. Однако, надев один ботинок, замер и выпрямился. Так, словно его одолевала сонливость, он осторожно подвинул пуф, встал на него и распахнул дверцы антресолей. Из душной прямоугольной тьмы, дохнувшей на него кислым запахом шампанского, он извлек сначала свои мокрые, липнущие к пальцам тапочки, а затем большую зеленую бутылку с обрывками фольги — в ней еще оставалось на донышке вина.

Приятелю, одному из управляющих своего мобильного оператора, он объяснил, что вчера в пятнадцать часов двадцать три минуты ему угрожали по телефону. Прежде чем обращаться в милицию, он хотел бы выяснить, с какого номера был сделан звонок. Возможно, этим все обойдется, а компания будет избавлена от официального разбирательства. Он звонил из машины, после того как еще дважды прокрутил сообщение на голосовой почте.

Приятель попросил десять минут и перезвонил через две. Он не только узнал, с какого номера поступил вчерашний вызов, но и связался с оператором абонента. Телефон был с анонимной сим-картой, покупка которой не требовала ни предъявления документов, ни даже липовой авторизации. Это значило, что проследить абонента будет возможно лишь в случае «оперативного перехвата». Подорогин уточнил, что такое — «оперативный перехват». Приятель в ответ сказал, что если Подорогин смотрел «Семнадцать мгновений весны», то должен помнить историю с попытками гестапо запеленговать радиопередатчик Штирлица. Методы с тех пор принципиально не изменились. Услышав имя Штирлица, Подорогин съехал на обочину, остановился, отнял трубку от уха и приставил ее ко лбу Из-под сиденья пассажира выкатился прикуриватель. Приятель продолжал что-то объяснять. Перебив его, Подорогин попросил назвать вычисленный номер телефона. Приятель извинился, так как ему звонили по параллельной линии. Подорогин недолго слушал изуродованную электронную тонику из «Лунной сонаты», затем отключил связь и снова приставил трубку ко лбу. Приятель вскоре позвонил ему сам. Он был сильно взволнован. Звонок, прервавший их разговор, оказался из сотовой компании — «той самой». Телефон, о котором речь, был реализован вчера в первой половине дня с двадцатиминутной картой и вчера же вечером предъявлен в один из фирменных пунктов продаж. Без передней панели, антенны и аккумулятора. Здесь-то и начиналось самое интересное. Во-первых, на трубке остались следы крови (а лучше сказать, она была залита кровью). Во-вторых, как выяснилось, кровь принадлежит ее мертвому владельцу (вернее, владелице). В-третьих, обо всех этих ужасах известно со слов следователя, каковой и доставил трубку для опознания ее ошарашенным продавцам. В-четвертых (и в главных для Подорогина): с трубки был сделан всего лишь один звонок.