Книга Резанов и Кончита. 35 лет ожидания - Татьяна Алексеева

– Чего это я не знаю?! – набросилась она на мальчиков. – Ну-ка говорите, а то я сейчас скажу, что вы опять деретесь, и вас вернут обратно в углы!

Эта угроза была весьма серьезной – вторую драку за день братьям точно бы не простили, и им пришлось бы скучать в углу до самого вечера. Бросая на сестру злобные взгляды, Саша и Николка притихли, а она, почувствовав себя самой сильной, смерила их снисходительными взглядами:

– Так о чем же вы хотели меня спросить?

– Почему месье сегодня сказал, что мы можем стать только мелкими переписчиками? – выпалил Николка, уже жалея, что начал этот разговор. Он чувствовал, что вопрос его звучит глупо, а сестра вряд ли знает на него ответ.

Однако Настя, услышав эти слова, неожиданно по-взрослому понимающе кивнула:

– Я знаю, почему он так сказал! Он думает, что раз мы такие бедные, что даже переехали из Петербурга сюда, то никого из вас ни за что не возьмут на хорошую должность, а меня никто не возьмет замуж. Только это все неправда! Моя мадемуазель говорит, что на хороших девушках женятся даже вообще без приданого! Ну и хорошие юноши тоже могут сами всего добиться, – тут она посмотрела на братьев с некоторым сомнением, словно не была уверена, относятся ли слова учительницы к ним.

Но Николка и Саша не обратили на этот взгляд никакого внимания – слова сестры задели их гораздо сильнее, и, переглянувшись, братья поняли друг друга без слов. Обоим в тот момент стало ясно, что они, когда вырастут, сделают все, чтобы добиться большего, чем должность простого переписчика. Даже если для этого им придется стараться красиво писать и хорошо учиться другим наукам.

– Настя, а расскажи про Петербург! – решил сменить грустную тему Николка. Девочка довольно приосанилась – она любила, когда младшие братья расспрашивали ее о городе, из которого их увезли, когда все они были совсем маленькими. Почему это случилось, дети не знали: мать, когда ее об этом спрашивали, всегда хмурилась и переводила разговор на их успехи в учебе или еще что-нибудь важное и скучное. И поэтому Николке, который совсем не помнил родного города, оставалось довольствоваться теми отрывочными воспоминаниями о нем, которые сохранились у Насти. Саша, правда, уверял, что тоже помнит столицу, но никогда не рассказывал ничего сам, а только поддакивал сестре. Настя же помнила смутные картины длинных улиц и ярких фонарей, да еще улыбчивых женщин в удивительно красивых платьях, которые приходили к ним в гости и восторженно сюсюкали с девочкой, и частые дожди, из-за которых ее отказывались вести гулять, и низкое серое небо. Но, рассказывая об этих отрывочных воспоминаниях, она добавляла к ним множество собственных фантазий, и, по ее словам, получалось, что семья Резановых когда-то жила в самой настоящей сказочной стране. И эти рассказы Николка с Сашей могли слушать бесконечно.

– В Петербурге все совсем не так, как здесь, в Иркутске… – начала Настя свой рассказ, и братья, удобно устроившись на огромном сундуке и забыв обо всех своих разногласиях, приготовились к очередной красивой истории.

Глава II

Россия, дорога в Крым, 1787 г.

Это была первая зима, когда бескрайняя украинская степь перестала быть чисто белой. Никогда раньше на ее заснеженных просторах не появлялось никаких ярких пятен – а теперь через всю равнину протянулась длинная цепь высоких красно-рыжих костров. Издалека они казались огромными пышными цветами, неведомым образом распустившимися на снегу вопреки всем законам природы. Впрочем, расцвели эти «цветы» не сами – им помогли странные люди в бурой с красными эполетами форме, проехавшие по степи на больших, доверху наполненных дровами санях. Время от времени они останавливались, вываливали на снег внушительного вида горку поленьев и поджигали ее, но вместо того, чтобы погреться у разведенного костра, снова забирались в сани и ехали дальше. А потом опять останавливали сани, оглядывались на предыдущий костер, разжигали еще один и тоже бросали его в чистом поле, чтобы отправиться в дальнейший путь.

Некоторое время костры горели в одиночестве, но длилось это недолго. Вскоре снова послышался топот лошадиных копыт, гораздо более громкий, чем когда по степи неслись первые сани, и на равнину выехала длинная вереница поставленных на полозья экипажей, по обеим сторонам от которых скакало множество всадников. Управлявшие экипажами кучеры смотрели в основном не на едва различимую среди снегов дорогу, а на яркие огненные пятна на снегу, и весь составленный из саней поезд неторопливо продвигался от одного костра к другому. Из окошек небольших передних экипажей изредка выглядывали скучающие лица – пассажиры без всякого интереса поглядывали на уже давно приевшийся им пейзаж, убеждались, что он ни капли не изменился, и вновь скрывались внутри, задергивая за собой плотные шторы. Окна же самого большого экипажа, похожего, скорее, не на карету, а на поставленный на полозья миниатюрный домик, и вовсе оставались всю дорогу прикрытыми бархатными занавесками.

Кортеж величественно проехал мимо нескольких костров, а потом кучер одного из передних экипажей начал сильнее нахлестывать четверку лошадей, которые тут же прибавили шагу и вскоре понеслись по снегу проворной рысью. Экипаж вырвался вперед, оставив другие, медленно ползущие сани далеко позади, промчался по степи до самого последнего из разложенных костров и остановился. Из него выскочили несколько человек в меховых тулупах, и вокруг костра закипела работа: прямо на снег выгрузили несколько сияющих медью начищенных самоваров, над которыми вскоре тоже начал клубиться легкий дымок, рядом с ними поставили большие плетеные корзины, из которых вкусно пахло пирожными и сладкими булками, зазвенели стаканы, зазвякали тяжелые серебряные подносы…

Остальные сани тем временем медленно приближались к расставленным вокруг костра раскаленным самоварам. Некоторые из них проехали немного дальше, некоторые остановились, так и не добравшись до этого костра, а двигавшийся в середине самый большой и богатый экипаж-дом замер в точности рядом с ним. Распоряжавшийся чаепитием мужчина уже расставлял на одном из подносов дымящиеся паром стаканы, помогавшая ему молодая барышня в черном полушубке раскладывала на том же подносе шелковую салфетку, на которую еще один слуга выложил несколько пухлых кремовых пирожных. Девушка подхватила поднос и, слегка отклонившись назад под его тяжестью, осторожно, но быстро пошла по глубокому снегу к большой карете.

– Аккуратней! – крикнул ей подъехавший к главному экипажу на красивой гнедой лошади молодой человек. Но было уже поздно – служанка шла прямо на небольшую занесенную снегом кочку, увидеть которую ей не давал загораживавший обзор поднос. Другие придворные, обернувшиеся на окрик всадника, были не настолько близко к барышне, чтобы остановить ее, а сама она, услышав его, только вздрогнула, но при этом продолжила двигаться вперед. Столкновение с коварным бугорком и падение на землю вместе с полными кипятка стаканами казались неизбежными.

Молодой человек успел подскакать к ней вплотную, нагнуться и выбить поднос у нее из рук всего за мгновение до того, как она споткнулась и, беспомощно взмахнув руками, упала на спину. Поднос отлетел далеко в сторону, именно туда, где не было людей, и тяжело плюхнулся в невысокий сугроб. На белоснежном снегу быстро расплылись уродливые коричневые пятна горячего чая, один из стаканов со звоном разбился, налетев на что-то твердое. Кто-то испуганно ахнул.