Книга Цветущий бизнес - Людмила Милевская

— И не вздумай отказываться, — словно подслушав мои мыслизаявила Катерина.

Она даже бутерброд жевать прекратила. Видимо он застрял в еегорле. Так с бутербродом, торчащим изо рта, мне и пригрозила:

— Смори, останется моя Масючка на твоей совести.

“Вот этого мне совсем не надо,” — подумала я и спросила:

— И как ты мыслишь мою помощь?

Катерина беспечно махнула рукой.

— Ой, та тебе и делать-то ничего не придется, только баранкукрутить, — и она кивнула в сторону гаража. — Я ж не сяду за руль под страхомаборта, а ты умеешь. Отвезешь меня к Масючке (здесь рядом, через три дачи),погрузим ее цветы и поедем в Ростов продавать. Не пугайся, я все сама оформлю,уже и как — знаю.

Сказав, Катерина залпом опорожнила бокал с вином, тыльнойстороной ладони вытерла губы и как о самом незначительном добавила:

— По пути забросишь меня к портнихе. Платье мое уж готово,думаю.

Хитрость такая была мне глубоко противна. Сама так поступаю,а потому терпеть не могу подобного качества в людях.

— Катерина, — не открывая рта, процедила я, — а почему бытебе не дождаться своего Виктора и не поехать к портнихе с ним?

Никогда не думала, что столь невинный вопрос может довестичеловека до такого исступления. Катерины мгновенно взвилась, румянец исчез,глазки сузились, ноздри задрожали, грудь заколыхалась от гнева. Почему она меняне поколотила, до сих пор не пойму.

— Как можно? — завопила она. — Что ты за вредная баба! Я емуклялась! Витька и знать не должен о моем платье!

— Ты что же, милая, не собираешься это платье носить? —спросила я, стараясь влить в свой вопрос как можно больше характерной для менянежности.

На глупую Катерину реплика моя подействовала умиротворяюще.Убедившись в моей незлонамеренности, она мгновенно успокоилась.

— Как не собираюсь носить? Носить надо, раз сшила, но несразу, выберу подходящий момент. Это будет Витьке от меня сюрприз.

— Все ясно. Значит ехать к портнихе на электричке ты нехочешь. Но зачем нам тащить с собой Масючкины цветы? Почему бы сразу не поехатьк твоей портнихе? — резонно поинтересовалась я.

Ну просто нутром я чуяла: будет мне от этих цветов большаянеприятность. В Катерину же словно черт вселился, если, конечно, черт иКатерина вообще не одно и то же.

— А что я предъявлю Витьке, когда вернусь? Вдруг он явится сработы своей раньше нас? А так я скажу, что ездила продавать цветы Масючки. Онзнает мою доброту и не удивится, в противном случае — скандал.

Теперь уже я не сомневалась, что вся остальная добротаКатерины имеет примерно те же корни. Сама я обманывала своих мужей, как говоритмоя Маруся, налево и направо, поэтому лишний грех брать на душу никакогожелания не имела.

— У меня нет с собой прав, — радостно сообщила я, оченьвовремя вспомнив об этом.

К моему огорчению, такое сообщение не произвело на Катеринудолжного впечатления. Она рассмеялась и изрекла:

— Чем меньше у женщин прав, тем больше у нее возможностей.

Мысль мне понравилась, но соглашаться с ней я не имеланикакого резона.

— Как хочешь, а за руль без прав не сяду, — отрезала я. —Тем более, что пила твое вино.

Катерина обласкала меня взглядом и не поскупилась наразумные доводы.

— Ну Сонечка, дорогая, какие права, какое вино, — нежнопроворковала она. — Не о чем не волнуйся. Это совершенно безопасно, тем более,что вино мое, как компот, сама же об этом и говорила.

— Но если компота выпить столько, сколько я твоего вина,думаю, и опьянеть можно.

— Та все это глупости. Подумай, случись что, разве две такиебабы, как мы, не уболтают какого-нибудь поганенького мента? Та и вряд ли наскто остановит. Машина записана на меня, а ты рядом за рулем. Совершеннобезопасно, к тому же с твоей красотой и вовсе бояться нечего. Если какой менттебя и остановит, дак только за тем, чтобы сделать комплимент. Та он ослепнетот твоей красоты, и вместо прав можешь подсовывать что угодно, та хотьинструкцию к пылесосу или электрочайнику.

В общем, Катерина напала на меня и скрутила своими доводамив два счета. Аргумент о моей красоте был самым неопровержимым, поэтому я простовынуждена была согласиться сесть за руль в нетрезвом виде и при полномотсутствии прав. В таком виде я и поехала, предварительно зарулив к Масючке инабив багажник новенькой “Хонды” цветущими геранями.

* * *

Дальше события начали развиваться еще нелепей. Как толькоуказатель обнадежил меня, что до Ростова осталось десять километров, Катерина,всю дорогу выполнявшая роль штурмана, вдруг впала в задумчивость, и мыпроскочили нужный поворот. Обнаружилось это лишь тогда, когда я случайнобросила взгляд на очередной указатель. Он сообщил, что до Ростова двадцатькилометров.

— Как двадцать? — удивилась я. — Было же десять, а едем мыминут тридцать, причем на очень приличной скорости.

— Да, но это уже совсем другая дорога, — равнодушноотозвалась Катерина, не выпадая из задумчивости.

Я рассердилась и затормозила.

— Слушай, может ты отвлечешься от своих мыслей и скажешькуда ехать? Я в вашей деревне впервые.

— Едь в Ростов, — посоветовала Катерина.

— Поезжай, — машинально поправила я и тут же возмутилась. —В Ростов! Ясно, что не в Одессу, но где он этот твой Ростов? Полчаса назад мыбыли ближе к нему на десять километров.

И тут Катерина меня окончательно добила.

— Соня, я вот все размышляю, а куда мы денем эти цветы? — сневинным видом спросила она, кивая головой в сторону багажника.

Разве можно задавать такие вопросы не совсем трезвомучеловеку да еще в то время, когда он сидит за рулем. Естественно, я резко затормозила,после чего Катерина едва не “выплеснула” свой бюст на дорогу. Причем лобовоестекло показалось мне слабой тому преградой.

— Ты не знаешь куда деть цветы?! — в отчаянии завопила я,ставя акценты на каждом слове. — Зачем же ты тогда морочила голову нам?

— Кому “вам”?

— Мне и бедной Масючке! Ты собралась повозить-повозить еегерани да и вернуть их обратно? Ты уверена, что в багажнике они сохранят свойцветущий вид? Мы же привезем настоящий гербарий, как я посмотрю в глазаМасючке, этой несчастной матери-героини? Она столько сил отдала этому“бизьнесу”, а ты! А мы! Об этом ты подумала?! Подумала?!

Речь моя была пламенна и полна искренности. Я была сама несвоя, я задыхалась от боли за Масючку и захлебывалась гневом, утроеннымвоспоминанием о залитой солнцем веранде, о море, вине и бутербродах с чернойикрой, так бездарно покинутых мною. Катерина прониклась и струхнула.