Книга Однажды, может быть... - Боб Белланка

* * *

Как, например, Алина. Двадцать четыре года, с виду типичная шведка, на пять сантиметров выше меня, ноги от ушей, внешность модели для рекламного буклета ИКЕА, а в голове пусто, как в ящике непроданного стола, и никакой инструкции по эксплуатации не требуется. Мне неприятно это говорить, но Алина была беспросветной дурой — из тех, для которых придумали девиз «Будь красивой и молчи!». К сожалению, наша красотка к этому совету не прислушивалась и поговорить обожала. Однажды вечером Ален пригласил нас на ужин — хотел познакомить меня с Люсиль, своей будущей женой, — и Алина несла за столом такую чушь, что вскоре мы с ней остались одни, да только она этого не заметила. Поверьте, столько глупости в одном-единственном человеке не часто встретишь. Подобная глупость — почти шедевр. Родителям Алины, наверное, пришлось немало потрудиться, чтобы добиться такого результата: вырастить чемпионку во всех категориях глупости, обладательницу золотой пальмовой ветви. Зато и расстаться с ней оказалось проще простого. Я сказал Алине, что она для меня слишком хороша, мне, мол, надо поработать над собой, чтобы дорасти до ее уровня, а для этого нужно сделать перерыв. Мои слова она приняла за комплимент, возражать не стала, и я снова сделался холостяком.

И оставался им, пока не встретил Жеральдину. Эта была аристократкой: Жеральдина Вермон де Бомон! Но я прожил с ней четыре месяца лишь из-за ее попки — абсолютно неотразимой, чего никак нельзя было сказать о лице. Нет, общее впечатление было вполне ничего, зато присмотришься повнимательней — уродина уродиной: тонкие, в ниточку, губы, носик-кнопочка и маленькие круглые, близко посаженные глазки. Правда, держалась моя аристократка так, что выглядела красавицей…

По просьбе Жеральдины — у нее, видите ли, имелись свои маленькие радости — я шлепал ее по неотразимой заднице, когда мы занимались любовью. Поначалу это было даже весело, но потом роль деда с розгами мне надоела, я перестал ее шлепать, и Жеральдина сначала напрягалась, затем отдалилась от меня и в конце концов ушла совсем. Ну и кто теперь скажет, что зад — не голова отношениям?

Вот так, в общих чертах, я провел год, надеясь забыть Софи. Надеялся я до вечера четверга в марте 1985 года.

* * *

В тот вечер мы с друзьями собирались встретиться в ресторанчике «У Джо Аллена» около Центрального рынка. В восьмидесятые годы этот парижский квартал считался самым продвинутым, тут было все и на любой вкус: панки, фанки, растаманы, денди…

Я уже собирался войти в ресторан, но меня окликнули:

— Жюльен?

Я обернулся. В тот же миг острие прошило меня насквозь, лишило голоса.

— Привет, Жюльен, ты меня помнишь?

Помню ли я ее! Да я год вкалывал как проклятый, только бы забыть ее, и вот, стоило только увидеть — и все мои усилия накрылись медным тазом. Стараясь не выдать своих чувств, стараясь казаться непринужденным и раскованным, я ответил:

— A-а… Софи, верно? Ну как дела?

— Отлично! У меня недельный отпуск, и сейчас я встречаюсь с друзьями в этом ресторане.

— Понятно… Я и забыл, ты ведь живешь где-то поблизости…

— Рада тебя видеть.

— И я тебя.

— По-прежнему актерствуешь?

— Ну да — вот репетирую Фейдо в Варьете.

— Здорово! Надо бы сходить посмотреть на тебя…

— Пожалуйста, в любой момент. А сейчас извини, меня ждут.

— Конечно, конечно, да и меня тоже. Думаю, мой телефон у тебя записан. Помнится, ты как-то оставил мне сообщение, правда, не совсем понятное…

Мне захотелось провалиться сквозь землю, выходит, она узнала мой голос на автоответчике!

— Точно, где-то должен быть.

— Ладно, звони!

Мы вместе вошли в ресторан и тут же расстались, направившись каждый к своей компании. Но расстались совсем ненадолго: случилось так, что наши столики оказались рядом, и Софи то и дело посматривала на меня. Должно быть, сообразила, что мне от этого не по себе, и развлекалась на всю катушку. А я никак не мог сосредоточиться на разговоре с друзьями, хотя вроде бы в нем и участвовал.

— Жюльен, ты в курсе, что Платини опять должен получить «Золотой мяч»?

— Совсем спятил? Его наверняка Платини отдадут.

Классно, да? В общем, я нес полную ахинею, тратя все силы на то, чтобы не оглядываться на Софи и притворяться, будто я увлечен дружеской болтовней. В любом другом состоянии я бы весь вечер упоенно трепался о Платини: для меня этот парень — футбольный гений в чистом виде. Я просто тащился от него, едва ли не рыдал от счастья, когда видел его на поле, от его игры меня буквально трясло. Этому пацану из Жеф-ан-Лоррен, сыну итальянского иммигранта, пришлось проделать долгий путь, чтобы стать кумиром миллионов футбольных фанатов. Один-единственный штрафной в его исполнении мог сделать результат матча. Разве что при Алене лучше было придерживать свои восторги — опять бы принялся подначивать и уверять, что ради Платини я готов сменить ориентацию. Бред, конечно.

Ален — единственный, кто заметил, что на самом деле я ужинаю за соседним столиком, только он и понял, насколько со мной неладно. Он видел, что в ресторан я вошел вместе с девушкой, ее лицо показалось ему знакомым, а спустя несколько минут у него не осталось никаких сомнений. Странно, что только у него. Какой-то час, и накрыло меня уже нешуточно. Я весь горел, меня потряхивало, голова готова была взорваться. И неужели объяснить мое состояние можно было только одним: я влюбился в едва знакомую девушку, с которой и проговорил-то всего один вечер? Неужто Ален прав и я влюблен? Жизнь порой шутит с нами весьма неловко. Вполне возможно, тысячи женщин были бы счастливы, если бы я по утрам намазывал им маслом гренки, так нет — мне хочется готовить завтрак именно ей, и ничего я с этим поделать не могу. Пришел поужинать с друзьями, съесть по гамбургеру с жареной картошкой — ухожу с таким ощущением, будто опустошил дюжину тарелок, хотя на самом деле и к одной-то не притронулся. Люсиль, с недавних пор законная жена моего друга Алена, тоже была «У Джо Аллена» и тоже заметила, что я веду себя странно. Следующим утром она позвонила мне, чтобы все разузнать про «эту таинственную особу». Вот вам еще одно проявление женской интуиции. Ален рассказал ей, что я влюбился с первого взгляда в незнакомку с площади Побед, и она тут же объявила, что это «так мило». Странно, до какой степени женщину может радовать несчастье мужчины: я едва жив, а она считает, что это «так мило».

Лично я употребляю слово «милый» совершенно в других случаях. Милым можно назвать младенца или щеночка, но при чем тут ужас, что накрыл меня с головой?! Ну уж нет, мое чувство к Софи было каким угодно, но только не «милым». Честно признаться, Люсиль всегда меня раздражала — в основном своей неизменной правотой. На этот раз она по-дружески посоветовала мне не упускать своего счастья. По ее мнению, истинная любовь встречается редко, самое лучшее, что можно сделать в этой жизни, — найти свою вторую половинку. Слушая ее, я представлял, как она обвивается вокруг Алена. Бедняжка, знала бы, что у нее на голове самые большие в мире рога, уж точно не распиналась бы про «любовь всей жизни»! В общем, слушал я Люсиль, и мне казалось, будто я читаю любовный роман из серии «Арлекин», сплошная дешевка и безвкусица, которую читать стыдно, но оторваться невозможно…