Книга Casual - Оксана Робски

Может, купить пистолет? Нет, проще нанять кого-нибудь. Иликупить?

И заодно, кстати, убить ту блондинку из ресторана. И этогоопера. Который спрашивал: «А вы почему интересуетесь?»

Мне очень захотелось стать сильной и не то чтобы дажесделать это, а быть в состоянии сделать.

Я остановила машину около церкви. Процедура, ставшаяпривычной за последний месяц: одна свечка — за упокой, другая — за здравие.

Я знала, кому звонить.

Лет двадцать назад, когда все в Москве только начиналось, унас у всех было много таких знакомых. Вернее, почти все наши знакомые былитакими. Потом все они стали бизнесменами, депутатами, даже артистами — и толькоОлежек остался кем был.

Я звонила ему раз в несколько лет. Своего телефона никогдане оставляла. Иногда помогала деньгами. А в последний раз я позвонила ему,когда бывшая домработница украла все мои шубы и пальто с мехом. Расчет ее былпрост: стояло лето, и она знала, что до зимы я их не хвачусь. А к зиме она ужеполгода как у меня не работала. Мне было жаль моих шуб. А Серж считал, что ясдала их в химчистку и забыла в какую. Поэтому мне пришлось обратиться кОлежеку. Но он придумал какой-то благовидный предлог и за это дело не взялся.

Серж купил мне сразу две новые шубы, и постепенно всяистория забылась.

Олежек встретил меня в ресторане, радостно улыбаясь.Подозреваю, что в ресторанах такого уровня он бывал только со мной.

В машине я сняла с себя все украшения. Этим людям никогданельзя доверять до конца.

— Ну что? Нянька украла у тебя пару бриллиантов? —Олег сидел развалившись в кресле, а официант раскуривал для него сигару.

Я светски улыбнулась и с вежливой гримасой стала ждать,когда официант оставит нас одних.

Я рассказала Олежеку все, что знала про смерть Сержа и протого типа.

Я не верила в успех этой затеи. У меня ведь даже не было егофотографии. Только имя. Ну и что-то там про круг его знакомых.

Я предложила Олегу десять тысяч.

Он попросил пятьдесят.

Мне показалось, что торговаться в таких случаях — значитобидеть память о Серже. Так же как я никогда не спрашивала цену, покупая емуцветы на кладбище.

Половину Олежек потребовал вперед.

Я вспомнила морг. И свою беспомощность тогда. Страшноепонимание того, что ты уже ничего не можешь сделать.

А теперь я могла. Я могла что-то сделать для Сержа.

Я сказала, что привезу деньги завтра. Прямо к нему домой.

Так я и сделала. Подъехала к его подъезду и позвонила, чтобыон спустился.

Не люблю старые дома.

Был, наверное, выходной день. Люди сновали вокруг, необращая на меня внимания.

На детских качелях во дворе сидели очаровательная девушка вголубых джинсах и длинноволосый молодой человек. Они обнимались и без умолкуболтали, прерываясь только для поцелуев.

Он не сводил с нее влюбленных глаз. Она кокетливо улыбаласьи поддразнивала его.

Люди заглядывались на них и завидовали их молодости.

А они думали, что это будет длиться вечно.

Мне захотелось стать этой девушкой и целоваться на качелях.

Но я не могла.

Стань я этой девушкой на качелях, не было бы у меня Сержа иМаши. И всей моей жизни не было бы. И не надо было бы отдавать деньги Олежеку,чтобы он убил Фетишиста. А если бы я не приехала отдавать Олежеку деньги, то неувидела бы эту девушку и не захотела бы стать ею.

Мы встретились с девушкой глазами. Ее взгляд потух. Онахотела бы сидеть в моей одежде и ехать в мой дом. И смотреть на мир из окнамоей машины.

А я бы хотела просто подвезти их куда-нибудь. Прикинутьсяводителем и послушать их дурацкую болтовню.

Но это все равно что притвориться подъемным краном.

Вышел Олежек. Я отдала деньги. Нажала на газ.

В зеркале заднего вида — лицо девушки. Она раздраженновыговаривала что-то своему парню.

Может, он на меня засмотрелся? Я улыбнулась своему отражению.В ответ мне издевательски улыбнулся ботокс.

Вечером я снова встретилась с Ванечкой. Это был егопоследний день в Москве. Назавтра он улетал домой.

Как всегда, в последний день он был со мной особенно нежен.

Я чувствовала себя королевой, раздающей милости. Я дарилаулыбки и даже кокетничала.

Мы встретились в старинной русской усадьбе Царицыно. Ванечкалюбит заниматься там верховой ездой. Я лошадей боюсь. Но мне нравится сидеть насолнышке с чашкой кофе и наблюдать за их грациозными движениями.

Ванечка выбрал себе гнедую кобылу по кличке Муха. Он называлее Москит. Кобыла не отзывалась и брыкала задними ногами. Ванечка хорошодержался в седле. Есть люди, которые все делают хорошо.

Наконец Муха поняла, что ей с ним не справиться, и послушнопошла легкой рысцой в сторону леса.

У моих ног уютно пристроилась рыжая кошка. Почему-то ни однаконюшня не обходится без огромного количества собак, кошек и еще какой-нибудьживности.

Рядом со мной молодая девушка — работница конюшни, чистилажесткой щеткой гриву красивого, в белых яблоках, вороного коня.

Я подумала, как хорошо быть этой девушкой. Каждый деньприезжать сюда, открывать вольеры, здороваться с лошадьми, как с лучшимидрузьями, угощать их сахаром, а в конце месяца получать зарплату и ехать домой,наверное, на метро. А по дороге по случаю зарплаты купить какой-нибудь галстукв подарок своему молодому человеку или, скорее, рубашку. Приготовить на ужинцыпленка табака и лечь спать, посмотрев кино по Первому каналу. По Первому,потому что коммерческий директор Первого канала — мой приятель, и ему оченьважно, чтобы кино смотрели именно по его каналу.

Ванечка вернулся минут через двадцать — возбужденный, сгорящими глазами.

Мне захотелось его поцеловать. Но он был потный и пошел вдуш. Я зашла в его кабинку минут через пять.

Уверена, что этого он ожидал меньше всего на свете.

Все произошло совсем не так, как я себе представляла. Никтоне умер от счастья.

В соседних кабинках мылись мужчины. Не знаю, заметил ли менякто-нибудь, когда я выходила, наскоро вытираясь.

Я села в машину и поехала домой.

На следующий день Ванечка улетел. О чем я подумала соблегчением. Не представляю, как бы я вела себя, если бы нам пришлосьвстретиться.

Надеюсь, пока он в Лондоне, вчерашний эпизод забудется и ясмогу делать вид, что ничего не произошло.

Я позавтракала в постели. Часам к трем поняла, что Ванечкане позвонил. С тех пор, как проводил меня вчера до машины, ни разу.