Книга Рецепт вранья - Одри Дивон

— У нас в бутике особая атмосфера. Мы с Лолой все-все рассказываем друг другу. У нас полное взаимопонимание. Мы почти как сестры. Не представляю, что бы я без нее делала. Надеюсь, с тобой мы тоже поладим. — Кончай свой цирк, Синди! — Это была Лола. — За работу, девочки! Хозяин скоро закончит тренировку.

И мы продолжили развешивать платья на плечики.

3

— Есть три выражения, которые покупатель может прочитать на лице продавца: сомнение, презрение и восхищение.

Лола ухватила меня за плечо и развернула к стоящей напротив Синди:

— Про два первые можешь сразу забыть. Займемся для начала восхищением. Ну-ка, продемонстрируй ей улыбку, означающую: «Мадам, в этом платье вы выглядите восхитительно. Думаю, еще никогда в жизни вы не были так прекрасны».

Я никогда не мечтала об актерской карьере — разумеется, у меня имелись на то основательные причины. Не без усилия я попыталась чуть приподнять уголки губ.

— Похоже, она собирается меня укусить, — прокомментировала мои потуги Синди.

— Рафаэла, ты должна постараться. Вспомни, пожалуйста, рекламу йогурта. Ну эту, где девушка сидит на пляже и глотает с ложки розовую массу, а потом улыбается в тридцать три сверкающих зуба так, как будто только что осознала смысл слова «оргазм». Давай еще раз!

Лола возвела очи к небесам, а я начала отрабатывать упражнение «Улыбка». «Нет, не годится, не надо копировать наши манекены!» «Нет, не то, не изображай из себя грустного клоуна!» После двухсотой гримасы у меня наконец получилось. Лола объяснила, что мне необходимо научиться владеть собственной мимикой. Морщить лоб, прищуривать глаза и приоткрывать рот — и все это одновременно. Каждый посылаемый мною сигнал имеет собственное значение. Играя на согласованном движении губ и бровей, я могу вызывать желание или страх. Техника оказалась настолько простой, что я испугалась.

Лола подошла ко мне близко-близко, даже слишком близко — вторгаясь в пространство, минимально потребное для дыхания. По щеке пробежала теплая волна; сердце защемило от запаха ее крепких духов. Ее зрачки впились в мои: два танка, готовые ринуться в атаку. Она набрала в грудь побольше воздуха и тихим шепотом почти ласково произнесла: «Я тебя ненавижу». Не знаю почему, но я чуть не заплакала. Ее ненависть была так осязаема, что я вся покрылась гусиной кожей — волоски на руках встали дыбом, словно собрались от меня удрать, бросив на произвол судьбы ставшее небезопасным тело. По позвоночному столбу сверху вниз сквозняком прокатилась дрожь, я силилась вдохнуть, но не могла. Лола отступила на шаг и расхохоталась радостным сумасшедшим смехом. «Скажи мне спасибо! — бросила она. — Научишься этому фокусу, и мало кто в жизни сумеет тебе противостоять! — И добавила: — Показываю». Я ловила каждое ее движение, боясь упустить хоть крупицу нового знания, и все это время меня не покидало странное чувство, что урок, который она мне преподает, выходит далеко за рамки обучения ремеслу продавщицы и что ничему важнее меня до сих пор не учили. Как будто все мои убеждения вдруг пошатнулись, и я вынуждена была признать, что, поскольку земля на самом деле вовсе не плоская, получается, что на протяжении довольно долгого времени я топталась на месте.

Она отправилась в кабинет Жерара, который с упорством мухи-самоубийцы, бьющейся о стекло, все бросал и бросал кости. Он, похоже, твердо верил, что сумеет подчинить себе судьбу, главное — не оставлять усилий. Выглядел он неважно — безуспешные попытки превратиться в демиурга, способного выбирать собственное будущее, его явно надломили. Под глазами у него залегли черные круги. Он кидал кубики нервно дрожащими руками и с яростью, какую мужчины его сорта обычно приберегают для неверных жен. Впрочем, он без конца шипел сквозь зубы: «Вот стерва». Ругательство предназначалось Кристиане — то есть третьему кубику. Все кости у него носили имена когда-то любимых им девушек. Кристиана обошлась с ним особенно жестоко и продолжала свои издевательства поныне. Это была та самая злосчастная двойка, которая постоянно нарушала идеальную комбинацию 421.

Лола ворвалась в кабинет без стука, прервав сеанс одиночной игры:

— Жерар?

— Чего?

— Нам надо обсудить зарплату Рафаэлы. Ты вроде бы сказал, что на время испытательного срока больше двух штук ей не видать.

— Я не говорил ничего подобного.

— Жерар, ты прекрасно знаешь, что это несправедливо. Девочка будет работать больше девяти часов в день.

Хозяин сидел, уткнувшись носом в стол, завороженный волшебной силой восемнадцати граней. Лола подошла к нему и нежным жестом ухватила его двумя пальцами за подбородок:

— Жерар, кому я сказала, посмотри на меня.

По мере того как повышался ее тон, его черты, я видела это своими глазами, тоже твердели. Он исподлобья смотрел на нее, едва не касаясь бровями выреза декольте.

— Ты будешь платить девочке достойную зарплату, понятно? Не заставляй меня кричать на всех углах, что ты не умеешь держать слово.

Она уже почти скандалила. Он отвел от своего лица ее руку и встал, дав мне возможность воочию убедиться, что я попала под начало к коротышке. Низенький и толстый — что положить, что поставить, — он сам больше всего напоминал случайно забытый на столе игральный кубик. Вскочив, он начал размахивать руками, и нашим взорам открылась поразительная картина: на его рубашке расплывались два невообразимых размеров пятна — от подмышек до пояса.

— У меня нет привычки притеснять персонал! — орал он. — И не тебе на меня жаловаться, дрянь паршивая!

Он вопил так, словно мы посмели покуситься на его драгоценную жизнь. Говор у него был странный: причудливая смесь алжирского простонародного наречия с итальянскими фиоритурами, этакая хромая лошадь, уставшая скакать от Магриба до Сицилии и обратно.

— Я о вас забочусь, вы, шайка бездельников! То у них сопляки болеют, то им денег до зарплаты не хватает, то у них критические дни по три раза в месяц! За кого вы меня держите, за козла? Хватит! Не позволю вешать мне лапшу на уши!

Лола повернулась ко мне, незаметно подмигнула и шепнула на ухо: «Теперь покаемся». Снова обратилась к нему, но теперь ее поза совершенно изменилась: руки она спрятала за спину, а голову низко опустила. Ее конский хвост печально поник. Кончиком туфли она смущенно чертила по полу мелкие полоски.

— Что же замолчала? — продолжал бушевать Жерар. — Давай говори!

— Да, ты прав. Я немного погорячилась.

— Немного? Что-то я плохо слышу.

— Я знаю, что зря так на тебя набросилась. Ты нам с Синди в этом месяце очень помог. У меня были проблемы с дочкой, у нее — со здоровьем. Не знаю, что бы мы без тебя делали.

— Ну ладно, ладно. Положим новенькой нормальную зарплату. А сейчас валите отсюда. Идите обедать. Я на ваши рожи уже насмотрелся. Для утра четверга более чем достаточно.

Всей троицей мы отправились в ресторанчик на углу. Старая Огюстина — живой пережиток былого великолепия квартала Барбес, — не дожидаясь заказа, шмякнула перед нами тарелки: курица с жареной картошкой. Синди ела неторопливо, подцепляя на вилку крошечные кусочки, — не ела, а клевала. Зато Лола схватила кусок курицы прямо руками. Как ни удивительно, это вовсе не выглядело отталкивающе, несмотря на неприятный вид покрытых жиром ярко-красных ногтей. Здоровый аппетит служил лучшим доказательством ее бурного жизнелюбия. Она обладала потрясающей способностью поглощать окружающий мир и складировать его в себе, перерабатывая в жизненную энергию. Есть на свете такие люди, наделенные талантом приспосабливаться к внешнему до такой степени, что оно переходит во внутреннее. Лично я больше четырех лет страдала анорексией. Одно слово «пища» вызывало во мне дикое отвращение, от которого живот скручивало узлом. Эта особенность не очень-то помогала мне общаться с остальными представителями своего вида. А ведь я очень хотела принадлежать этому миру. Поэтому я с нескрываемым удовольствием смотрела, как она облизывает жирные пальцы. В этот миг во мне родилось желание перестать быть собой и стать кем-то другим.