Книга Счастье не приходит дважды - Татьяна Моспан

— Тебе же лучше, — успокаивала Юльку ее подруга Тамара Вершинина. — С великовозрастной доченькой, особенно если у нее запросы, как у маменьки, хлопот не оберешься. И без того голова кругом, одна больная свекровь чего стоит. Как ты только управляешься и на работе, и дома? Бабуля очень капризная?

— Да нет, — пожимала плечами Юлька. — Иногда лишний раз побеспокоить стесняется. Вообще-то она женщина добрая, даже сбежавшую жену Александра не ругает, а по внучке так просто скучает. Мне жалко ее.

— Интересно, как бы «заскучала» эта добрая женщина, если бы не появилась ты — бесплатное бюро добрых услуг.

— Да ладно тебе, Томик, как есть, так и есть. Главное, что Шурка меня любит, а остальное все как-нибудь утрясется. Обидно другое — что дочь родного отца ни во что не ставит. Всем своим видом показывает, что папаше ничего не остается, как жизнь доживать.

— Ого! Выходит, и нас с тобой скоро на свалку? Рановато. Интересно, а к мамаше с богатым мужем она тоже так относится?

— Не думаю. Девица расчетливая.

— Конечно, — усмехнулась Тамара, — там ей рот открывать не выгодно. И не позволят.

— Я замечаю, что у них, молодых, вообще потребительское отношение к жизни. Время сейчас, наверное, такое.

— Время всегда одинаковое. А что доченька из дома умелась, так радуйся, баба с возу — кобыле легче.

— Мне, может, и легче, — соглашалась Юля, — только Шурка из-за дочери сильно переживает. Вроде как виноватым себя считает.

— Сколько Олимпиаде лет?

— Двадцать два.

— В такие годы я уже жила одна, — отрезала Тамара, — и денег у родителей не просила. Подумать только, обе дамочки в погоне за лучшей долей бросили мужика с больной старухой на руках на произвол судьбы, да он же еще и эгоист. Надо же, «негодяй» какой, — продолжала возмущаться эмоциональная Тамара. — Ему бы сидеть да горевать, а он жениться вздумал. Не дело! И как у доченьки язык повернулся такое сказать?

— Томка, не надо язвить, — грустно улыбалась Юля.

— Что — Томка? Заклеймили мужика, заездили, а он еще и переживает. Хорошо, что кот Васька Шурика твоего не бросил, а то мог бы тоже когти подорвать.

С котом у Юли поначалу были проблемы.

Василий принял нового человека настороженно. Не любил перемен. Корм брал лишь из рук Александра, а когда Юлька пыталась приласкать его, шипел и выпускал когти. Он подозрительно принюхивался к ее следам и вопросительно смотрел на хозяина. Не понимал происходящего.

«И так баб полный дом, а толку никакого» — можно было прочитать на его недовольной морде. Он уже забыл, когда его свежей рыбкой кормили.

Чаще всего Васька старался ушмыгнуть в недосягаемый угол. Залезал под кровать и сидел там, обиженный на всех.

— Дикое животное, — переживала Юля.

— Ничего, привыкнет, — успокаивал муж.

И точно. Не прошло и недели, как Васька разобрался в ситуации и принял Юлю за своего человека в доме. Он добродушно жмурился, когда она сажала его на колени: хорошая женщина, добрая, мягкая, чего ее зря обижать, мурчал он. И хозяин в порядке, и он, Васька, сыт и обласкан, не то что раньше.

Полгода назад свекровь умерла на Юлькиных руках, Александр на работе был.

— Живите, — только и сказала старуха напоследок. И так жалостливо посмотрела на Юльку, что ей не по себе сделалось. Ни внучку свою не звала перед смертью, ни сноху бывшую не поминала, словно и не было их вовсе.

А Юля долго не могла забыть ее предсмертного взгляда.

— Словно предостеречь меня от чего-то хотела или просто жалела, — говорила Юля Тамаре.

— Брось, — успокаивала ее Томка. — Ты впервые смерть близко видела, вот и показалось тебе.

После похорон бабушки Олимпиада изменила свою позицию и начала активно посещать отчий дом. Заявлялась в основном, если требовались деньги. С Юлей была холодна, делала вид, что та — лицо незначительное, временное и находится здесь лишь по недоразумению, потому что ей, Олимпиаде, недосуг заняться этим вопросом. Порой она вела себя просто оскорбительно, провоцируя скандал.

Александр ничего не замечал. Или делал вид, что все нормально.

— Ну и дрянь! Эта молодая стервочка тебе скоро на голову сядет, — переживала за подругу Тамара. — Как за старухой ухаживать, так ее нет, а сейчас появилась. Наглая девка.

— Томка, она его дочь, к тому же прописана здесь, не выгонять же ее.

— Не беспокойся, такую не выгонишь, а вот на место поставить нужно. Что ты перед ней выплясываешь? То, се, тьфу, слушать противно! Ты — законная жена своего мужа. Знаешь, чего она добивается?

— Чего? — спросила огорченная Юлька.

— Чтобы вы с Шуриком перебрались на жительство к твоим родителям, а трехкомнатную квартиру оставили ей.

— Я и сама уже начала так думать, — закусила губу Юлька.

— И не мечтай об этом. — Тамара была непреклонна. — За свои права надо бороться. Только представь, с какими глазами ты появишься перед матерью.

— Что же делать? Хоть квартиру снимай.

— Квартиру снимать не надо, я тебе, в конце концов, могу свою однокомнатную предоставить, живи бесплатно, она все равно пустует. Только я бы на твоем месте все же поговорила серьезно с Александром. — Тамара уже в который раз призывала к этому подругу. — Квартиру, в конце концов, можно разменять.

— Что ты, — замахала руками Юлька. — Он и слышать об этом не захочет.

Юлька тихо плакала и ходила как в воду опущенная. Выручка пришла, откуда не ждали. Кот Василий проявил принципиальность и бойцовский характер.

Пока Олимпиада приходила одна, Васька еще терпел, правда, огрызался, когда она пыталась его погладить.

«Нашла сироту, — бурчал он, нервно вздрагивая от каждого прикосновения, — да и вообще, нечего руки распускать. Ну никакой деликатности!»

Однажды девица заявилась с кавалером, и Васька озверел. Сначала ходил кругами, недружелюбно косясь в сторону непрошеных гостей. Когда сели за стол, кот ненадолго скрылся, а потом незаметно подкрался и, изготовившись, вцепился в задницу хахаля Олимпиады, да так крепко, что его еле отодрали от жертвы. При этом кот выл, как злой дух, а его когтищи царапали и драли в клочья модные брюки парня.

«А потому как не садись на хозяйский стул!» — сверкали бешенством Васькины зеленые глаза.

Крику было!

Василий усмотрел в появлении незнакомца угрозу для домашнего очага и бросился, как мог, защищать свое, родное.

— Никогда я не любила этого паразита! Избаловали мерзавца, в дом с человеком прийти нельзя! — вопила Олимпиада. — Раскормили до невозможности.

«Ну, это еще надо разобраться, кто паразит…»

Васька яростно бил хвостом по полу и продолжал грозно выть, словно подбадривал себя, готовясь к новой схватке.