Книга Доминанты - Ирина Горюнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утро выдалось суматошным. Сначала позвонил Петруша и взахлеб рассказал о рыбалке с друзьями, о том, как они с бабушкой варили варенье из собственноручно собранного в саду крыжовника и как он спасал попавших в кастрюлю с лакомством ос. Потом объявился муж, недовольно спросил, с чего это вдруг я вчера не отвечала на его звонки. И чего цепляется? Живем отдельно, разошлись – так разошлись. Впрочем, проще объяснить, где была и что делала, чем втолковать, что его это не касается. Поведала ему о своем фиаско с интервью и том, как я штудировала интернет в поисках статей для новых вопросов. Только удалось положить трубку, как объявился мой начальник, и подправленную историю с переносом интервью пришлось пересказать заново. Получив передышку, я сообразила, что мне необходимо привести себя в порядок: хотелось предстать перед Максимом в более презентабельном виде.
Стоя под упругими струями душа, я размышляла о своей жизни. Вот, вроде у меня все хорошо, но чего-то ощутимого для счастья не хватает. И знать бы, чего именно! Мужским вниманием вроде не обделена, но все оно какое-то мелкое, нестоящее, типа: «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен… приходите ночью на сеновал». А у меня сексуальное возбуждение через мозг идет, мне так не надо. Мне умные разговоры подавай, романтику… Прийти в гости, потрахаться и уйти – не мое. Не хочу я так. Противно. Да и вообще… Работа, заботы о сыне, расставание с мужем… Помню, как раньше ловила подростковое ощущение, что солнце ходит за мной по пятам и обещает немыслимую сказку и полеты в небе, а потом все свелось к обыденной бытовухе. С матерью отношений нет, мы даже не разговариваем, да и живем в разных странах, хорошо хоть свекровь с сыном нянчится и в душу особо не лезет. И что дальше? Как подумаю, что так и буду всю жизнь делать одни и те же дела, механически выполнять каждодневную работу, будто робот, прямо слезы на глаза наворачиваются. Я ожесточенно терла покрасневшую кожу мочалкой, словно желала содрать с себя старую ненужную шкурку, ставшую тесным, вышедшим из моды тряпьем.
Выхожу из дома с запасом, чтобы не заставлять господина Великолепного ждать. Доезжаю до Белорусской и иду в бизнес-центр, где и помещается офис Фастовского. «Неплохо устроился, – замечаю про себя. – Наверное, от клиентов отбоя нет, раз может себе позволить». Выполняю необходимые танцы с бубном и паспортом перед охранником и поднимаюсь на пятнадцатый этаж. Вот, значит, как, высоту мы любим, под стать своему положению. Резонно. Тихо стучусь и слышу: «Войдите». В первой комнате никого. Секретарша, очевидно, уже закончила свой рабочий день и умотала. Вторая дверь открыта. Делаю вдох, словно собираюсь кинуться в пучину, и вхожу в кабинет. Внимательные глаза хозяина тут же ловят меня на мушку и указывают на светло-песочный кожаный диван.
– Присаживайтесь, Екатерина. Вы вовремя.
– Спасибо, что согласились уделить мне дополнительное время, – сконфуженно бормочу я, ощущая себя маленькой нашкодившей девочкой, которую поймали за воровством варенья или разрисовыванием новых свежепоклеенных обоев.
– Прочитали мои статьи? – прозорливо догадывается он и тут же продолжает: – Вообще-то я благотворительностью не страдаю, так что за эту услугу я от вас тоже кое-что потребую. – Он делает паузу, и я теряюсь в догадках. – Я тоже возьму у вас интервью. Вы расскажете мне о своей жизни. Профессиональный интерес, – предвосхищает он мои вопросы. – Согласны?
– Мне бы не хотелось… – пытаюсь увильнуть я.
– Ну что ж, – холодно произносит он, – тогда интервью окончено.
– Но в моей жизни нет ничего интересного, всё как у всех, – я пытаюсь вырулить из ситуации, приводя банальные аргументы.
– Это я решу сам, – металл в голосе не позволяет усомниться в его решении.
– Согласна, – обреченно выдавливаю я.
– Я вас не съем. Обещаю.
Он поднимается из-за стола, обходит его и мягкой вкрадчивой походкой подходит к стеллажам и достает из бара бутылку виски и пару стаканов. Наливает, ставит один передо мной на журнальный столик и возвращается обратно.
– Вам нужно расслабиться, нельзя находиться в таком напряжении. Это видно по вашей зажатой позе.
Беру стакан и судорожно сжимаю его в руках.
– Очень хорошо. Рассказывайте.
Я посмотрела в его глаза, и меня неожиданно прорвало, хотя я думала, что никому и никогда не смогу рассказать, что со мной произошло, но, очевидно, мамино письмо подтолкнуло меня к тому, чтобы с кем-то поделиться этой безумной историей. Дети устроены так, что их память стирает неудобные воспоминания, но иногда, изредка, наступает такой момент, когда все или почти все вдруг всплывает в памяти, и тебе приходится с этим жить, даже если это кажется невозможным.
Моя мама – известный музыкант и композитор, причем не только известный, но и талантливый. У нее выходят диски, ее музыку играют по всему миру. Можно с уверенностью сказать, что она самая известная женщина-композитор современности, пишущая симфоническую музыку. Но это очень сложный и неоднозначный человек. Многие не раз задают себе вопрос: «Совместимы ли гений и злодейство?». Каждый ищет ответ самостоятельно, одно могу сказать с очевидностью: люди творческие имеют странную, порой неадекватную психику, зачастую они эгоисты и эгоцентрики, что отражается и на их детях. Мне повезло, потому что я выжила и не сломалась. Почти. Кому-то везет меньше. Я не знаю, что в моей жизни случилось «благодаря», а что – «вопреки». Отчасти я всегда хотела добиться хоть каких-то результатов, чтобы меня похвалили и сказали, что я не зря живу на этой земле, а тоже что-то из себя представляю. Отчасти я всегда была под влиянием матери и ощущала себя застенчивой девочкой, иногда превращавшейся в мальчишку-сорванца, бунтующего против воли родителей.
Я всегда боготворила ее, любила безусловно и беспрекословно, несмотря на ее равнодушие, иногда приобретающее и другие, более негативные краски. Изменилось все летом, два года назад, когда после взаимных обид моя мать подала на меня пять исков в суд по разделу имущества и отнесла восемь заявлений в милицию о том, что я угрожаю ее жизни. Более того, она написала в опекунский совет, что мы с мужем плохие родители! Когда дело касается моего ребенка, я защищаю его всеми возможными способами, как защищает самка зверя своего детеныша. И я хотела бы, чтобы мир узнал правду о той женщине, чью музыку он слушает с таким восторгом и упоением. Но я не уверена, что смогу когда-либо рассказать или написать об этом.
Я отдышалась и посмотрела на Максима. Он внимательно кивнул, поощряя меня продолжать рассказ.
Когда я была маленькой, плохо засыпала по ночам. Сначала потому, что мне чудилось, будто на потолке живет баба-яга, которая только и ждет момента, когда я закрою глаза, чтобы схватить меня и утащить в свою избушку на курьих ножках и сделать со мной что-то нехорошее (посадить в печь, сварить из меня суп, не знаю), а позже – потому что стала бояться смерти. Я вскакивала посреди ночи, захлебываясь слезами. Как это так? Ведь я есть! Меня просто не может не быть в этом мире! И что потом? За порогом смерти? Бабушка Лора успокаивала меня, уже не помню как, но средство было явно недейственное – панические атаки настигали меня раз за разом. Да и что такого мне могла сказать атеистка и врач-гематолог, у которой больные умирали на каждом шагу?
